Математическая формула всего

Share this post

Математическая формула всего

Мне возразят: такой формулы не существует. Но именно это – что такая формула невозможна, я и хочу сказать. Имея в виду, что доказательство невозможности формулы – это тоже формула.

Share This Article

В 1930 году логик и математик Курт Гёдель сформулировал и доказал две теоремы о неполноте: если высказывание верно, то оно неполно. А если полно, то неверно. Мы не можем доказать противоречивость теории в ней самой, для этого необходим переход на следующий уровень, экспансия. Поэтому нет ничего завершённого и совершенного, мы обречены на бесконечный рост. Наверное, никакая из идей такой чистой науки, как математика, не была столь важна для понимания нами мира, как теоремы Гёделя о неполноте.

Курт Гёдель

Стремление человека к совершенству – самое естественное. Но оно в рамках каждой данной системы не может быть завершено. И это, без осознания выводов теорем неполноты Гёделя, ведёт человека к чувству несчастности. Впрочем, писатели и поэты описали такую невозможность многим раньше гениального математика. Например, Тютчев строкой об априорной неполноте высказывания: «Мысль изречённая есть ложь».

В сказке братьев Гримм про Белоснежку красавица-королева ежедневно получала рапорт от волшебного зеркальца: «Вы всех, королева, красивей в стране». Однако подросла падчерица королевы, и болтливое зеркальце заложило девочку:

«Вы, госпожа королева, красивы собой, / Все же Белоснежка в тысячу крат выше красой!»

Не могла снести королева такую неполноту системы, своё второе место. Через то и погибла. Также пострадала через стремление к недостижимой полноте выполнения желаний жадная старуха из сказки Пушкина «О рыбаке и рыбке».

Особенно тяжела для нашего восприятия невозможность совершенства, полноты, в самом сильном человеческом чувстве – в любви. Эта невозможность стала основной темой Лермонтова. В стихах у него:

Любить… но кого же?.. на время — не стоит труда,
А вечно любить невозможно.

В прозе – та же трагедия в первом великом русском романе «Герой нашего времени». В главе «Бэла» Печорин влюбляется в прекрасную юную черкешенку – «высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали нам в душу». Ему удалось похитить её, и Бэла его тоже полюбила.

Прошло 4 месяца. «Его обращение стало холодно, ласкал он ее редко, и она заметно начинала сохнуть, личико ее вытянулось, большие глаза потускнели». Печорин объяснил: «Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой… мне с нею скучно…». Чтобы двинуть повествование дальше, Лермонтову пришлось убить Бэлу рукой разбойника Казбича.

В «Княжне Мэри» тема неполноты любви ещё более выпукла. Княжна прелестна, история её обольщения захватывает. В мои школьные годы – 60 лет назад, все восьмиклассники узнавали об искусстве обольщения из этой книги. Сейчас у них, наверняка, другие руководства.

Наконец Княжна влюбляется в Печорина. Однако… «на время — не стоит труда, /А вечно любить невозможно». Печорин от любви бежит. «Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится», – объясняет он. Проще – Печорин не способен преодолеть неполноту системы любви, подняться на следующий уровень.

Каков этот уровень? В еврейской традиции жених и невеста часто едва знакомы. А любовь между ними культивируется уже по ходу совместной жизни. Проблема неполноты любви решается ими на следующем уровне бытия – на уровне семьи.

Об этом роман (анти-роман) нобелевского лауреата по литературе Шая Агнона «Простая история». Герой его страстно влюбляется в бедную родственницу, служанку в их доме. Но родители как-то незаметно для него сватают парня к другой девушке, из состоятельной семьи. Возлюбленная уходит служить в другой дом.

Парень тяжело переживает, даже попадает в психиатрическую лечебницу. Но жена рожает ему одного сына, потом другого, он приглядывается к ней и постепенно начинает ощущать любовь. История эта воспринимается как конец всем любовным романам, полный антипод французским и выросшим из них русским.

*      *      *

До романа Лермонтова был ещё в России написанный гениальными стихами второстепенный по французским меркам «Евгений Онегин» (он её наконец полюбил, но она уже замужем). Хотя ощущалось в нём предчувствие Пушкиным обстоятельств собственной гибели. Для исследования любви Пушкину требовалось написать вторую часть «Евгения Онегина» – о дальнейшей жизни Татьяны с мужем, человеком, видно, достойным: «… муж в сраженьях изувечен». Но тут же звучит тревожное пророчество судьбы автора   – фразой о том, что «нас за то ласкает двор».

Здесь неполнота формулы любви в её семейной ипостаси взбирается на следующий после семейного уровень: гибельность возможного интереса к жене со стороны кого-то могущественного – всесильного правителя или монарха. В библейской истории таким было коварство царя Давида, отправившего на войну Урию хиттийца с посланием военачальнику: «Выставьте Урию (на место) самого жестокого сражения и отступите от него, чтобы он был поражен и умер» (Самуил II; 11:15) и овладевшего после гибели Урии его женой БатШевой. Облечённый пророком Натаном, Давид раскаялся: «И сказал Давид Натану: согрешил я пред Господом» (12:13).

В истории семьи Пушкина подобным образом возник император Николай I. У поэта переживаемая им трагедия отразилась в поэме «Медный всадник».

В начале весны 1831 года Пушкин женился на первой красавице Петербурга Наталье Гончаровой. Вскоре к ней стал проявлять внимание поклонник, которому не положено было отказывать – император. Современники отмечали внешнее сходство первого и последнего из четверых детей четы Пушкиных с Николаем I.

В поэме, написанной осенью 1833 года, император, символ могущества дома Романовых, величественен, монументален: «О мощный властелин судьбы!»; «В неколебимой вышине… Кумир на бронзовом коне».

Сам автор – очевидно, вновь Евгений, но уже без фамилии, без бесспорного самоуважения и лёгкой самоиронии, которые Пушкин испытывал к герою в пору «Евгения Онегина», а бессильный, с трагичным осознанием надвигающейся неизбежной гибели.

Начинается повествование о Евгении с надежды того на семейное счастье:

И станем жить — и так до гроба

Рука с рукой дойдем мы оба

И внуки нас похоронят.

Так он мечтал.

Но надвигается беда, и Евгений начинает подозревать, что:

… вся наша

… жизнь ничто, как сон пустой,

Насмешка неба над землей?

Виновник того, Евгений осознаёт это – «мощный властелин судьбы», император.

Герой грозит императору. Но силы неравны:

Ужо тебе!..» И вдруг стремглав

Бежать пустился. Показалось

Ему, что грозного царя,

Мгновенно гневом возгоря,

Лицо тихонько обращалось…

И он по площади пустой

Бежит и слышит за собой —

Как будто грома грохотанье —

Тяжело-звонкое скаканье

По потрясенной мостовой.

В описаниях последнего периода жизни Пушкина о нём пишут как о подавленном и почти ищущим гибели. У Тютчева в стихе на смерть поэта об этом

И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил…

Андрей Битов в романе «Пушкинский дом» предлагает другое объяснение неизбежности гибели Пушкина: «Люди рождаются и живут непрерывно до двадцати семи лет, они живут непрерывно – и в двадцать семь умирают. К двадцати семи годам непрерывное и безмятежное развитие и накопление опыта приводит к такому количественному накоплению, которое приводит к качественному скачку, к осознанию системы мира, к необратимости жизни». Тут отсылка к годам жизни Лермонтова. У Пушкина же «хватило гения жить непрерывно до тридцати семи».

Что происходит по теореме неполноты с гениями в эти 27 – 37 лет, когда исчерпывается «непрерывность»? Видимо, их органичность не приемлет неизбежности перехода на следующий уровень. Не об этом ли пел Высоцкий? –

Кто кончил жизнь трагически – тот истинный поэт,

А если в точный срок – так в полной мере.

На цифре 26 один шагнул под пистолет,

Другой же – в петлю слазил в “Англетере”.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.

Вот и сейчас как холодом подуло:

Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль

И Маяковский лег виском на дуло.

  *     *     *

Цари и деспоты осознают себя сверхлюдьми, распоряжающимися жизнями гениев. Но и они подвластны теореме неполноты. Что понесло Наполеона в Россию? Как старуху из сказки Пушкина – стремление к полноте, к власти над всей Европой?  Доказательство невозможности полноты здесь было столь же явным и даже более болезненным, чем «разбитое корыто» перед старухой.

Что помешало Гитлеру и Сталину, столь, казалось, славно столковавшимся, как запечатлел пакт о разделе Европы между Германией и СССР, подписанный 23 и 24 августа 1939 года, править каждому своими частями континента? Недостаточно было места от Ла Манша до Тихого океана для двух диктаторов? Не знали они теорем Гёделя о неполноте, рассчитывая распространить свою власть на весь мир и тем достичь полноты.

Совершили ту же логическую ошибку президенты США отец и сын Буши. Старший, после исторической победы США в Холодной войне над СССР, провозгласил установление в мире «Нового мирового порядка» (нечаянно повторив термин Гитлера Neuordnung), основанного на демократии. Впрочем, Буш ориентировался наверняка не на идеи фюрера, а на учение другого немца – Иммануила Канта о мировом правительстве, о недостижимой полноте.

Попытался принести этот «Новый мировой порядок» в мусульманский мир младший Буш, но с катастрофическим результатом. Поэтому заслуживает почтения объявленная позиция президента Трампа – ограничить заботы Америки её собственными границами, а мировыми заниматься только в соответствии с национальными интересами США.

Навязчивым стремлением к полноте объясняются, надо полагать, провальные попытки левых лидеров Израиля достичь недостижимого – полного мира с арабами. Воплощение этой мечты ждет, похоже, перехода мира на более высокий уровень бытия, наступления мессианского времени.

Мистика теорем о неполноте подводит нас к необходимости соотнести их с идеей бесконечного и всесильного Творца. По определению, данному нашими мудрецами, Творец – иная сущность, для нас непознаваемая. Любое определение, любое наше представление о Нём априорно неполны. И не к чему соваться к Творцу с нашими, даже самыми замечательными теоремами – они к Нему не относятся.

Однако кое-что о Нём мы знаем: Всевышний судит и царей, делая их власть неполной. Поэтому-то, жаждая справедливости для коронованного обидчика Пушкина, Лермонтов написал:

Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
‎Есть грозный суд: он ждёт;
‎Он недоступен звону злата…

Двухтомник «Поиски смыслов». 136 избранных эссе, написанных с 2015 по 2019 годы.

$30 в США, 100 шекелей в Израиле. Е-мейл для заказа: gmgulko@gmail.com

По этому же е-мейлу можно заказать и другие книги Бориса Гулько

Борис Гулько

Share This Article

Независимая журналистика – один из гарантов вашей свободы.
Поддержите независимое издание - газету «Кстати».
Чек можно прислать на Kstati по адресу 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121 или оплатить через PayPal.
Благодарим вас.

Independent journalism protects your freedom. Support independent journalism by supporting Kstati. Checks can be sent to: 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121.
Or, you can donate via Paypal.
Please consider clicking the button below and making a recurring donation.
Thank you.

Translate »