Золушка

Наши женщины на тяжелых неженских работах оставались красивыми и привлекательными. Соседка Полина была водителем грузовика. Телогрейка, стеганые штаны, сапоги. Какое уж тут кокетство. Но пилотка надвинута на лоб чуть вбок. Ее цвет хаки удивительно гармонирует с прозрачно-зелеными глазами и русой прядью стриженых волос вдоль щеки. К тому же, Полина походит на Грету Гарбо. Только кинозвезда никогда не смогла бы так мило, застенчиво улыбаться.

Незабываема носильщик, которая несла наш багаж, когда мы вернулись из эвакуации. Несмотря на мороз, с непокрытой головой из-за прически «перманент» или «шестимесячной». На белоснежном фартуке брошкой сверкает форменный жетон. С морозным румянцем, белозубая, она так аппетитно откусывала ломоть серого военного хлеба, хоть сейчас в рекламный ролик.

Военная форма, с ее четким силуэтом, стройнила женщину. Из-за погон подчеркнуто прямые плечи делали талию, перетянутую армейским ремнем, тоньше. Юбка, едва закрывая колени, плотно обтягивала бедра, под ягодицами появлялась морщинка, двигавшаяся в такт ходьбы. У кого была такая морщинка, а юбка не просто висела, та для меня означала правильно одетую женщину.

Невзирая на малолетство, меня влекла мода. Тем более, что передо мной была ее последовательница – мама Алки из нашего двора. Девчонки называли ее «красотка». Она носила шляпу с вуалью и горжетку из чернобурой лисы (чернобурку). У нее было воздушное розовое платье в крапинках черного бисера с бархатным черным бантом и темнолиловое с рукавами-крыльями, голой спиной.

Однажды я спросила у мамы, почему у меня один папа, а у Алки папа на фронте, другой здесь и еще появился папа Гриша. Мама так долго медлила с ответом, что проблема полигамии отпала, а появилась новая. Где взять красный карандаш, чтобы накрасить губы и ногти, как у Алкиной мамы? После макияжа и маникюра я принялась за прическу. Тогда в моде их было три: «Гастрономическая» – впереди две сардельки (две букли), сзади сосиски в авоське (сетка для волос, прикрывающая мелкие локоны) .

«Вася, приходи» – волосы с затылка зачесаны вверх и впереди уложены в виде кока или завивки.

«Валик» – это то, что я и выбрала. Повязала ленту вокруг головы, обернув своими кудрями, и получила гладкий валик. Поразив всех модной прической, заявила: «У меня муж – генерал», так как наслушалась анекдотов про генеральских жен. Вот один из множества таких анекдотов. Генеральша спрашивает продавца: «Шуба из тыдры? -Хотите сказать: из выдры? – Буду я еще на «вы» называть!»

C одеждой мне не так легко было справляться. Донашивалась довоенная. Из-за войны мне не грозила акселерация, что продлевало срок носки. Но время брало свое. Любимая шерстяная юбка «в складочку» стала легкой и прозрачной, как марля. Я продолжала носить, даже когда она начала расползаться. Деревянный гриб со штопальной иглой всегда был на видном месте, долго не простаивал. Этой иглой я и зашивала юбку. Безобразные рубцы прятали складки, отвлекала взгляд и вышитая кофточка. Сложнее было с чулками. Даже заштопанные, они ползли. На замечание «чулок поехал» я бойко отвечала: «У меня чулки со стрелками». Я зорко следила за модой и знала, что есть такие.

У мамы красивые ноги, а чулок нет. Наконец она получила по лимиту белые чулки. Краски тоже не было. Выварила в луковой шелухе, оказались ярко-терракотовые. Дедушка смеялся: «Как у танцовщицы кабаре». Мама ощутила себя именно ею, когда единственный раз вышла в них на улицу, да еще на Горького. Потом смеялась, показывая как все смотрели, в том числе актер Плятт.

Настоящая беда была с обувью – ее не было. Мама соорудила мне туфли из своего замшевого пояса. Они тут же начали «просить кашу», то есть подметки наполовину отлетели. Это выражение было тогда в ходу, мне оно нравилось своей меткостью. Как будто и вправду туфли открывали рот.

Тогда у туфель, что стали мне малы, мама отрезала носки. Чем не сандалии с открытыми пальцами? И вот, когда отрезать стало уже нечего подоспела «американская помощь». Так народ называл государственную программу ленд-лиз, по которой США передавали своим союзникам технику, оружие и т. д., вплоть до свиной тушенки и ботинок. И вот маме выдали на работе детские ботинки. Они были высокие, из белой лайки.

Распустив свою белую шерстяную кофту, мама связала платье подстать ботинкам. Вышло нарядно и стильно. А оттого, что ботинки были великоваты, то и долговечно.

А потом ленд-лиз подарил мне туфли, и не простые, а лаковые. И моей двоюродной сестре со своей работы дядя, полковник НКВД, тоже принес лаковые туфли. Но другие: нарядные, резные, тонкой работы. Толстухе-сестре они оказались малы. И тут началась «Золушка». Туфли примерили мне – и все ахнули: « Впору и на ноге хороши!».»Это что же, у тебя будет две пары лаковых туфель?!» – вскричала со злорадной улыбкой тетя, сразу превратившись в мачеху. «Чтобы быть красивой, надо терпеть!» – прикрикнула на дочку. Потом поднатужилась и втиснула ее пухлую ногу в резную остроносую туфельку. Хрясь, туфелька треснула. Сестра так потом и ходила в растрескавшихся туфлях.

Но Золушка попала на бал. Пусть туфельки не хрустальные, а лаковые. Для большего сходства дедушка приладил к ним каблуки из катушек. Мамина ночная рубашка с ажурной вышивкой стала платьем. В руках – пластмассовый веер. Музыка, льющаяся из репродуктора. Я – принцесса. Гости – дедушка с соседками. Был и принц – кудрявый, голубоглазый сосед Алик. После бала он катал меня по двору на санках, а девчонки хихикали и рисовали на стене сердце, пронзенное стрелой, с надписью «Алек».

Оксана КОЧЕТОВА

Дэнвилл