Внутри

Внутри

Дождь. Уже больше недели. Ни грозовых облаков, ни молний. Просто валится вода с неба. Это сезон такой здесь. Еще где-то так месяц. Просыпаться неохота, хотя уже пора на работу. Бриться? Побреюсь в машине. Неохотно одеваюсь, затягиваюсь в желтый прорезиненный костюм (а иначе вымокнешь до нитки, пока дойдешь до машины) и выхожу из дома. В животик калории спрячу уже в столовке на работе. Взгляд на часы: 15:30. Наша 12-часовая смена начнется через два часа. Должен успеть.

Share This Article

Отрывки из ненаписанного дневника

This file is licensed under the Creative Commons Attribution-Share Alike 3.0 Unported license.

С 17:20 до 06:00 следующего утра.

Новый день на ядерной станции, где проводится плановая перегрузка реактора. Это означает, что одни урановые стержни удаляются из реактора и их заменяют новыми. Это называется перегрузкой.

В это же самое время все остальное оборудование ядерной электростанции проходит через инспекцию, ремонт и замену. Все вместе называется плановым остановом блока на перегрузку.

Иду к нашему временному офису, который расположен на высоте 70 футов и на удалении в 100 футов от океанского прибоя. Какая приятная проходка к офису! Люди в ярко желтых прорезиненных костюмах идут на смену. Люди в ярко желтых прорезиненных костюмах идут со смены. Сезон такой, уже упоминал. И никакой дискриминации по половому, религиозному или этническому признаку.

Все выглядят одинаково. Как большие желтые бананы. Вот этот большой и элегантно движущийся банан впереди тебя может быть директором объекта. Или кладовщиком. Все равны под всемогущим Эль-Ниньо (это так сезон называется. Другими словами, сильный дождь и ветер. Без конца). В неестественно ярком искусственном освещении знакомые сооружения, конструкции и здания выглядят загадочно и моложе. Невольно вспоминаются посетительницы дискотек и баров.

Я прохожу через турникет в охраняемую зону и иду почти к вертикальным железным лестницам, чтобы добраться до турбинной площадки. Она расположена на высоте 70 футов и открыта всем ветрам и водам.

Я не знаю, кто лично спроектировал форму зданий под реакторы, но он явно имел проблемы. Скажем так. Здание под реактор могло быть прямоугольным, круглым, как шар, или цилиндрическим.

Могло быть в форме листа Мебиуса, наверное. Наши два железобетонных реакторных здания были спроектированы и построены в совершенно узнаваемой форме огромной и полноценной во всех отношениях женской груди. Это утверждали все, кто хоть раз просто проезжал мимо. Так и говорили: «Ваша станция – это Долли Партон!» И ни один американец никогда не спросит, а что имеется в виду.

Другая незабываемая черта – турбины, генераторы и все, что к ним относится, находятся под открытым небом. И что может быть лучше, чем в ясный солнечный день стоять у перил турбинной площадки и наслаждаться видом резвящихся в океанских волнах загорелых красавиц. Или это морские коровы? В любом случае чувствуешь себя как Кэри Грант на мостике эсминца. А волны плещутся о борт в 70 футах ниже. Да и вообще, наблюдать восходы и закаты, горы на горизонте, фантастические облака. И чуть не забыл: еще каждые две недели получать зарплату.

Подниматься по ступенькам вообще не для человека. Подниматься же по железным ступенькам в дождь – это искупление грехов при жизни. Только большое желание быть вовремя на рабочем месте может вынудить нормального человека подниматься по мокрым тонким железным ступенькам почти 35 метров. Да и перила мокрые, холодные и скользкие.

Турбинная площадка залита водой, которая не успевает вся стечь и присутствует в виде маленьких озер, больших озер и небольших водоворотиков.

Мощный свет огромных ламп делает все окружающее немного нереальным. И турбина, и генератор уже спрятаны под палатками из непромокаемого материала.

Моя временная должность на время реакторной перегрузки называлась помощник супервайзера турбинной группы. Работа в две смены по двенадцать часов. Работаем тринадцать дней, затем день отдыха, снова тринадцать дней. И так пока не закончим.

Я выбрал ночную смену. Это с шести вечера до шести утра. Выбрал потому, что, во-первых, да и во-вторых, это звучит более героически. А в-третьих, потому что меньше посторонних, которые смотрят тебе под руку и через плечо. А насчет героики ночной смены в сезон Эль-Ниньо – так тут все просто. Даже поход в туалет требует полностью влезть в прорезиненный костюм и идти сквозь дождь и ветер. Яркий бестеневой свет, желто-банановые фигуры, дождь, который идет не струями, а ведрами, рев ветра… Единственное, чего не хватает, так это небритого Брюса Уиллиса в расстегнутой рубахе.

Убедившись, что я могу выполнять простые задания, супервайзер доверил мне еще более простое. Я должен был обнаружить утечку водорода из генератора. Генератор – это машина для выработки тока, без которого что «тесла», что айфон не существуют. А охлаждается генератор водородом. Если генератор перестает охлаждаться, то он перестанет работать. И в нашем случае полтора миллиона жителей не смогут зарядить свои телефоны. И заодно слить воду в туалете, ибо насосы встанут.

Генератор большой, взрослый мужчина спокойно войдет в него, когда он разобран. Я был выбран для этой работы, так как я спокойно могу сидеть в танке, подлодке и в головной части обычной ракеты. Это не из-за знаний, а из-за габаритов.

Перед тем как войти внутрь генератора, снимаю верхнюю одежду и одеваю комбинезон без карманов. Часы и обручальное кольцо снимаются тоже. Никакого металла. На ногах бахилы, как у хирургов. Металл внутри генератора не допускается.

Даже мелкая стружка. У меня на шее прибор для поиска утечки, и я готов к поиску. Внутри генератора жарко и достаточно сильное магнитное поле. Ощущение странное, какое-то возбужденно-сонное. Сложно описать. А снаружи сидит человек, который каждые минут пятнадцать громко спрашивает, если все в порядке. Были случаи, когда теряли сознание, поэтому эти вопросы необходимы. И я вхожу внутрь генератора.

Внутри генератора.

Сейчас эта внутренность выглядит как огромный цилиндр, открытый с обеих концов.

Уже третий день я пытаюсь найти утечку. Сегодня – последний день. Больше ждать нельзя. Если не найду, ну, значит, так и быть. Эту утечку уже не могут найти несколько лет, так что ничего страшного. Так мне объясняли.

Я включил прибор и очень медленно и методично, дюйм за дюймом, начал двигаться, прислушиваясь к прибору. Ну, это не совсем так. Я в огромной трубе. Я должен проверять этим прибором каждую точку вверху, внизу, слева, справа, не пропуская ни дюйма. И держать этот прибор близко к поверхности. Да и труба эта длиной метров в семнадцать.

Наверное, самые длинные семнадцать метров, которые я хоть когда-либо проходил. Так что, как муравей, медленно и печально двигаешься и слушаешь, а когда же прибор даст знак. А он молчит. Ничего… ничего… ничего.

Время остановилось. Понятия нет, сколько я уже внутри. Голова тяжелая. Странно бьётся сердце, как-то рывками. Все делаешь как-то замедленно, как полусонный. Как объясняли, это от сильного магнитного поля внутри. А может, это после еды в нашем кафетерии?

Идешь осторожно, так как очень скользко. Особенно в этих бахилах. Если двигаешься слишком быстро, то можно легко пропустить место утечки. Водород очень летучий. Внезапно громкий сигнал – и экранчик показывает наличие большой утечки водорода. Через секунду – полная тишина. Ничего.

Проверяю ту же самую точку – ничего. Отхожу немного назад, снова медленно проверяю все рядом – ничего. Влево-вправо – и все равно ничего. Я знаю, что детектор исправен, так откуда же этот мощный выплеск был? Без понятия. Все тихо. Прохожу вперед – по-прежнему тишь и благодать. Я возвращаюсь к самому входу и снова сканирую то, что только что сканировал. Ничего… ничего… ничего…

Я знаю, что утечка может быть или одна большая, или много маленьких. Они могут быть где угодно. А это означает…

– Вы в порядке?

Хорошо, когда кто-то за тебя волнуется. Это девочка у входа в генератор. Это ее обязанность – периодически проверять, что тот, кто внутри, живой. Она пошла на эту временную работу, чтобы заработать на летние каникулы. Свои обязанности она знает. Я нахожусь в замкнутом пространстве, а значит легко могу испытать приступ клаустрофобии. Ну и тогда меня надо будет отсюда выковыривать. Я обязан ответить на ее вопрос.

– Да, Никки, я окей. Время сколько?

Ее ответ меня удивляет. Я внутри статора генератора уже более трех часов. Сегодня последний день. Больше откладывать сборку генератора мы не можем. Детектор молчит по-прежнему. Никки сообщает, что подходит время ланча, и спрашивает, буду ли я продолжать оставаться внутри. Конечно нет. Мне нужен небольшой перерыв и галлонов сорок свежего воздуха. И, естественно, мать природа настоятельно напоминает мне, что есть еще некоторое дело, на которое я должен немедленно отреагировать.

Я выхожу на поверхность без всякого энтузиазма. Два дня назад, когда только начал этот поиск, я был более оптимистичен. В конце смены, два дня назад, когда я с трудом доплёлся до своей машины, включился мой внутренний голос. Он мне громко шепнул, что ехать в утреннем трафике 35 миль в таком состоянии – клинический дебилизм. Я послушался, вытащил из машины спальник и спустился вниз на пляж. На январский пляж, чтобы не было сомнений. Он был всего в нескольких сотнях футов от парковки. Дождя в этот момент еще не было, и я кинул спальник под будку спасателей, влез в него и выключился. Почти сразу, а в действительности часа через два меня разбудил доброжелатель, который сказал, что наступает прилив и для моего благосостояния будет хорошо, если я уберусь отсюда прямо сейчас. Волны уже лизали спальник.

Вчера мой энтузиазм в конце смены почти отсутствовал. И опять я доверился своему внутреннему голосу, который посоветовал свернуть с забитого машинами утреннего шоссе на обочину и хоть полчасика поспать. Буквально сразу я был грубо пробужден ярким светом прямо в лицо. Я объяснил полицейскому ситуацию, и он оставил меня досыпать еще минут двадцать.

Сегодня последний день. Ни оптимизма, ни энтузиазма во мне не осталось. Знаю, что никто не будет меня корить за ненайденную утечку. Знаю, что на турбинной площадке все сочувственно относятся к моим безуспешным поискам. Я не первый такой.

Никаких амбиций у меня уже нет. Я хочу только закончить проверку и доложить результат. Это все.

Оставалось еще несколько мест под проверку. Но сначала ланч.

23:30–00:00.

На ланч всего полчаса. Вспомнился Высоцкий: «…Всего лишь час дают на артобстрел…» (Штрафные батальоны). Временный кафетерий рядом. Еда в этом кафетерии хорошая. Это если очень голоден. А иначе зачем есть? Это отношение к жратве помогает, когда заказываешь gratin de queues d’ecrevisses или caille princesse en cocotte, что в наших условиях просто гамбургер и много жареной картошки. На десерт – четыре конфетных автомата, которые предлагают все что угодно, но с большим содержанием сахара. В кафетерии светло и сухо, не слышно рева ветра и гула оборудования. И людно, что успокаивает. Мол, не ты один не спишь.

Обратно вовнутрь.

Снова переодеваюсь в безразмерный комбинезон и начинаю проверять, как говорят, под брюхом у генератора. Всего несколько мест осталось проверить. Молчит детектор. Здесь под брюхом генератора уже не походишь. Извиваясь, как червяк, едва протискиваясь в очень узкие зазоры, и это при моих субстандартных габаритах, я практически ползу по здоровенным электрическим кабелям.

Ничего… ничего… молчит детектор. Я только собираюсь ползти дальше, как детектор подает очень громкий сигнал. Очень большая утечка где-то. Я замираю, через пару секунд сигнал пропадает. А я даже не двинулся с места. Я продолжаю держать детектор на вытянутой руке, лежа на животе, и чувствую, что левую ногу начинает сводить судорога. Лежишь-то вывернутый, как крендель, в очень неудобном положении. Бесполезно, сигнал не возвращается. Но факт налицо: где-то очень большая утечка, но где? Ветер с океана подхватывает очень легкий водород и разносит его куда только можно. Это все отражается от стен, стенок и стеночек. Вот эти отраженные сигналы мой детектор и ловит.

Болит спина, левая нога начинает непроизвольно дергаться, ноет плечо. Мне удаётся поменять позицию. Наступает время матерщины. Будучи частично двуязычным, я начинаю использовать свой хорошо сохраненный словарь некошерных выражений. Все они на русском, потому что я не знаю лучшего метода выразить все те негативные эмоции, которые меня уже переполняют.

Почти автоматически я заканчиваю проверку в этом месте. Почти десяток раз мой детектор реагирует на внезапные очень сильные утечки, но почти мгновенно все исчезает. Ангел-хранитель по имени Никки уже несколько раз интересовалась, если я еще жив. Она рассмеялась, когда я ответил, что спасибо, что она меня разбудила. Я не спрашивал у нее, который час, так как я уже знал. Нет, часы я оставил снаружи, но все, кто хоть когда-либо работал в ночную смену, знают, что почти непреодолимый сон наступает где-то около четырех утра. Это то время суток, когда твой мозг твердо говорит: «Хватит! Пора в люлю!» И это несколько преждевременно, так как в этот момент я нахожусь где-то на высоте двадцати футов над полом, лежа на связке электрокабелей, которые выглядят, как беременные питоны. А спать очень хочется.

Где-то сверху доносится голос моего супервайзера. Он говорит, что скоро дневная смена, интересуется прогрессом поиска и еще раз напоминает мне, чтобы я себя не гробил. Никто не смог до сих пор найти эту утечку. Так что не надо идти голой грудью на амбразуру. Я обещаю этого не делать. Осталось проверить только одно место. Как под обстрелом, ползу на животе через связки огромных кабелей то вверх, то вниз. Протискиваюсь в темноте в какие-то полуколодцы. Сорваться вниз с двадцатифутовой высоты на железный пол очень реально. Но не хочется.

Наконец я сползаю вниз на этот железный пол. Не осталось ничего. Ни сил, ни оптимизма, ни эмоций.

Ничего. Если что-то и осталось, то очень мало и я не знаю что. Никки сообщает, что дневная смена уже здесь. Мне нужно что-нибудь? На мой ответ: «Без майонеза, пожалуйста» она реагирует так, как и положено девчонке лет двадцати трех, – она смеется. Ее смена окончилась. Она желает мне удачи, уходит, и ее место мгновенно занимает другой человек. Он спрашивает меня, а как долго я буду внутри.

Дождь идет?

Поливает.

Ну, тогда я буду здесь жить!

Все. Finita la comedia. Я поднимаю детектор с пола, на котором сижу, и в последний раз смотрю на его экран. Ничего. Ноль. Чувствую я разочарование, злость? Я ничего не чувствую. Я просто хочу оказаться дома, за зашторенными окнами, с затычками в моих многострадальных ушах, и упасть мордой прямо в подушку. И так лежать, пока не помешают. Но до дома надо еще ехать тридцать пять миль на север в проливной дождь и в утреннем трафике.

То, что надо! Я начинаю карабкаться вверх, к выходу, по железной стене с какими-то выступами. В конце концов, это не конец Вселенной. До конца перегрузки еще как минимум три недели.

Эй! Что это? Что-то явно не так. Что, черт побери, происходит? Мой детектор визжит. Просто оглушает. Я нахожусь в самом неудобном положении, которое только можно представить. Я карабкаюсь по вертикальной железной стене вверх, на которой вместо ступенек – маленькие выступы, на которых едва умещается носок ботинка. Кое-как, раскорячившись лягушкой, я наконец вижу экран моего детектора. Ну, то, что я вижу, впечатляет. Экран показывает, что утечка в миллион раз больше, чем допустимая. Да, это впечатляет, но я не торжествую. Я жду, когда этот чудовищный всплеск исчезнет. Исчезнет, как он уже исчезал десятки раз за эти три дня. Я жду. Но он не исчезает. Он остаётся необычайно громким, этот сигнал, и мощным. Для меня он звучит как сигнал трансатлантического лайнера, который входит в давно ожидаемый порт. Я зову ангела-хранителя снаружи. Его голова мгновенно появляется вверху.

Я в порядке. Слушай, иди и позови супервайзера, скажи ему, что есть какой-то сигнал на детекторе.

– Но там сейчас пересменка, и он не любит, когда отвлекают, если только не что-то важное.

– Да, я знаю. Просто передай ему то, что я сказал, окей? Спасибо!

Детектор визжит в полный голос. В конце концов мне удается добраться до места утечки. Теперь детектор уже не визжит, а орет в полный голос. Я проверяю точки впереди, сзади, слева, справа – ничего. Ставлю детектор в эту единственную точку – да, это оно и есть.

– Эй, что случилось?

Это мой супервайзер и один из инженеров. Я ставлю детектор на точку утечки. Они еще раз просят проверить другие точки вокруг. Там ноль.

Больше сомнений нет, и я наконец выползаю наверх. Мне жмут руку, говорят, что отличная работа. Через несколько минут вся турбинная площадка, все двести человек знают об этом, и я плаваю в облаке поздравлений. Я доволен? Конечно! Понимаю ли я, что это никак не связано ни со знаниями и ни с каким-либо особенным умением? Конечно понимаю. Чистая удача. Сегодня она мне улыбнулась.

И если я действительно удачливый, то сегодня не будут спиливать деревья у меня под окном с 08:00 до 15:00, когда снова наступит время проснуться и ехать на следующую ночную смену.

06:30, январь.

Пояснение.

Дабы не лезть в ненужные технические детали, просто отмечу, что в реальности при остановке генератора водород из него убирается, а для проверки на утечку используется смесь азота и гелия. Гелий почти такой же летучий, как и водород. Но, в отличие от водорода, он не воспламеняется и не взрывается.

Alveg Spaug©2023

Share This Article

Независимая журналистика – один из гарантов вашей свободы.
Поддержите независимое издание - газету «Кстати».
Чек можно прислать на Kstati по адресу 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121 или оплатить через PayPal.
Благодарим вас.

Independent journalism protects your freedom. Support independent journalism by supporting Kstati. Checks can be sent to: 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121.
Or, you can donate via Paypal.
Please consider clicking the button below and making a recurring donation.
Thank you.

Translate »