Слепи мне счастье
В канун восьмидесятилетия начала Великой Отечественной войны невольно в памяти всплывает общая картина войны, генетически отложившаяся в сознании. Обычно это сочетается с устными и мемуарными воспоминаниями фронтовиков, кинохроникой, парадами Победы 9 Мая – всем тем, что запомнилось. Героическое прошлое людей на той войне говорит само за себя: отстояли страну, одержали победу.
Снимок 1945 года.
В основном же фронтовики не склонны вспоминать об этом. Может быть, из-за нежелания снова погружаться в тот ад, снова переживать тот кошмар, так несвойственный нормальному человеку, предохраняя себя и окружающих от близости смерти, боязни быть снова ввергнутыми в тяжелейший период их жизни. К тому же свойство памяти забывать тяжелое, а помнить светлое и радостное служит защитным механизмом и предохраняет от угрозы потерять рассудок. Физиология физиологией, но ячейки памяти независимо от нас хранят пережитое в своих заветных кладовых. И не надо их излишне тревожить. «Пусть солдаты немного поспят»…
Но есть воспоминания и другого рода, не столь героические, хотя и не менее ужасные, а может быть, еще пострашней. В этом скорбном хоральном реквиеме по невинно убиенным или настрадавшимся есть место только одному – сопереживанию и сочувствию. С немыми вопросами скорби: за что и по какому праву? Ведь это было! Не на полях сражений, а на огромных оккупированных территориях. По одному тому, что творилось только в одном небольшом населенном пункте, можно себе представить, хотя бы приблизительно, масштабы сотворенного дьявольской силой. Свидетельства этого донеслись до оставшихся в живых погребальным эхом.
Мне не пришлось услышать рассказы от деда по материнской линии, его брата, моего дяди по отцовской линии, воевавших и пропавших без вести. Зато опосредованно остались воспоминания моего папы, описанные им в его книге воспоминаний и переданные ему родителями, невольно оказавшимися в оккупированном Ямполе…
Небольшой пограничный по реке Днестр с румынским, а потом с молдавским Косэуцем населенный пункт приблизительно в десять тысяч человек на юге Украины, Ямполь, существует до сих пор. (Читая недавно воспоминания уроженца Могилева-Подольского Бориса Бажанова, личного секретаря И. Сталина и Политбюро ЦК ВКП (б) с 1923 по 1928 годы, бежавшего за границу, я узнал, что в 1920 году он был секретарем Ямпольского ревкома – хозяином города).
В конце 1950-х – начале 1960-х годов мои родители проводили там летние отпуска, находясь в гостях у родителей моего папы со мной и моим братом. Сколько замечательных детских воспоминаний оставили эти места у нас! Находясь там, невозможно было даже представить, что творилось в Ямполе в недалеком прошлом.
Папа родился в Одессе, но вскоре, спасаясь от голода, семья оказалась в Ямполе. Дедушка был первоклассным портным, они купили небольшой домик и зажили там, родив моему папе еще двух братиков. И тут грянул 1941 год… Старший брат, мой папа, учился в авиационном институте и работал на авиазаводе в Ташкенте, средний брат ушел на войну и не вернулся, младший брат эвакуировался на восток. Дедушка и бабушка оставались в Ямполе. Перехожу к воспоминаниям моего папы об услышанном им в 1945 году от родителей, когда он вернулся в Ямполь после пятилетнего отсутствия.
Сохранилась фотография дедушки и бабушки конца войны. На нее страшно смотреть: выражение на лицах отсутствует; взгляд отрешенный; ничего не видящие глаза; абсолютно седые волосы; какие-то выжженные изнутри пятидесятилетние старики с печатью смерти в ликах.
А теперь слово папе. Воспоминания схожи с краткими надписями, как на могильных плитах разбитых кладбищенских памятников, выложенных на земле перед главным административным зданием города и стоящих вокруг него каменным забором, еще долго находящимся там после войны.
«На подходе к отчему дому меня встречали родители. На следующий день хотел рассказать о моих странствиях, но когда они стали со мной делиться пережитым, то понял, что мне говорить не о чем…
Город в полуразрушенном состоянии…
Осталось в живых процентов двадцать довоенного населения…
Город был оккупирован немцами и румынами. Немцы приходили и уходили, но немецкий комендант был постоянно…
Поначалу немцы были вполне лояльны. Выдавали даже по осьмушке хлеба. Когда мама однажды сказала, что у нее порезана нога, немец передал ей хлеб вне очереди. В другой раз, когда мама с папой случайно столкнулись с немецкими солдатами, один из них даже произнес, извиняясь, «пардон»…
Вскоре стали отправлять людей в концлагерь в нескольких километрах от Ямполя. Родители с группой людей пытались уйти и дошли до местечка Дзиговка, что в 12 километрах от Ямполя. Поняв тщетность исхода и с надеждой на лучшее, они решили вернуться и, устав, заночевали перед обратной дорогой. Остальные пошли. Когда родители возвращались обратно, увидели всех убитыми…
Начались расправы с местным населением. К моей бедной доброй бабушке в дом заявился бывший секретарь райкома Петровский и с криком «Где твои коммунисты?» стал избивать ее плетью. Коммунистами были два ее сына. Затем женщину выволокли из дома и увезли в лагерь. Ее след потерян…
Долгожитель, стопятилетний дедушка моего юношеского товарища скончался, когда его грузили на подводу перед отправкой в лагерь…
Через некоторое время улица Комсомольская, где мы жили, и прилегающие улицы были огорожены колючей проволокой и превращены в гетто. Грабили дома. Когда забирали диванчик из нашего дома, под ним нашли столовое серебро, припрятанное до этого. Забрали и его…
Нашлись подручные из числа местного населения – бывшие совслужащие, а ныне полицаи. Они старались вовсю. Пользовались моментом…
Жителям гетто было приказано нашить желтые звезды…
Папа работал в артели по починке одежды и обуви. Место артели находилось за проволокой. Однажды он опоздал после работы и был избит за это плетью полицаем…
Периодически в городе, помимо постоянно находившихся румын, появлялись немцы и итальянцы. Однажды по дороге в гетто папу остановил немец и приказал разгрузить подводу с тяжеленными мешками муки. Когда немец увидел, что от непомерного груза у него затряслись ноги, он вынул пистолет и пригрозил его застрелить. К тому же надо было еще подняться с мешком на несколько ступеней вверх. К счастью, ни один из мешков не был им уронен. Меня поразил рассказ папы. Не понаслышке я знал, что это такое, подрабатывая, чтобы не умереть с голоду, перетаскиванием мешков…
Ежедневно на площади производился так называемый опел – перекличка с объявлением распоряжений и приказов. Отсюда же направлялись в концлагерь, откуда никто больше не возвращался. Здесь же, на площади, охранники развлекались тем, что заставляли по многу раз подпрыгивать, в том числе и стариков. Кто не мог это делать или не делал достаточно проворно, получал удары плетью…
В городе было схвачено около двухсот семей румынских евреев, которые пытались убежать от немцев, перейдя советскую границу. Они держались обособленно и отличались от местных жителей своим достатком. Когда готовилась их отправка в лагерь, они пекли торт, обкладывали его золотыми «пятерками» и относили коменданту. За это вместо них в лагерь шли местные. Среди них была очень красивая пара – жених и необычайной красоты невеста по имени Елена. На перекличках румынский комендант называл ее Еленой Прекрасной. Настало время, и комендант приказал ей прийти к нему. Делать было нечего. Вечером жених сам привел ее к дому коменданта и прогуливался, пока она не вышла. Затем они исчезли из города…
Особенно выделялся своей жестокостью староста Тютюнник. Он убивал, вешал людей, собственноручно поджег сарай с детьми. Закопал живьем на глазах у матери двух малолетних девочек. Чего-то он добивался от матери. Глядя на это, мать моментально поседела, но осталась жива…
Некоторые пытались спастись и прятались по чердакам и подвалам. Их находили и убивали…
Сестру моей одноклассницы, красавицу, привязали к хвосту лошади и волокли, пока она не погибла…
Даже в таких условиях люди влюблялись. Не найдя взаимности в ответном чувстве, повесился парень, и это стало потрясением для всего гетто…
Людей становилось все меньше и меньше, а концлагерь требовал людей все больше и больше. Стали брать мастеровых, которые работали в артели. До моих родителей дошел слух, что папа попал в списки на отправку в лагерь. Бывший секретарь райкома партии Петровский, теперь главный полицай, до войны шил у папы себе костюмы. Они с женой бывали в нашем доме. Терять было нечего. Мама, пренебрегая всеми запретами, взяв дома чудом сохранившийся отрез дорогого материала на костюм, направилась к дому Петровского. Его дома не было. Дверь открыла его жена.
– Что ты тут делаешь? – спросила она. – Ведь вам нельзя здесь появляться!
– Мы в списках на отправку. Спасите нас! – крикнула мама и кинула с порога отрез в комнату.
На следующий день на опеле, когда назвали фамилию папы, Петровский отрицательно покачал головой, показав на палец, куда портные при шитье обычно надевали наперсток. Мол, нужен он здесь. И его вычеркнули из списка. Так было угодно Богу. Он прожил еще двадцать лет после этого…
Надо было обладать сверхчеловеческими способностями и нервами, чтобы переживать это. Не все были к этому кошмару готовы. Мама пыталась уйти в иной мир, лишив себя жизни в этом мире: один раз – сунув голову в петлю, другой раз – при помощи алкоголя. Из петли ее извлек папа. Алкоголь маму, к счастью, не убил. Она прожила еще почти тридцать лет после этого…
В гетто привезли откуда-то группу изможденных, грязных и голодных детей. Мои родители взяли одного мальчика к себе. С ними он прожил до конца войны, а потом уехал и какое-то время писал письма…
Особо хочется сказать о человеческом отребье, скрывавшемся до поры до времени под человеческой личиной в довоенное время. Об этом уже упоминалось, но, к сожалению, такого «добра» хватало с избытком. И где только рождаются эти твари?! Одного, уже упомянутого старосту Тютюнника, после освобождения повесили на площади, и он там висел два дня. А до этого, когда Красная армия уже была на подходе, он стал неожиданно заигрывать с обитателями гетто, надеясь на прощение…»
Признаюсь, мне, родившемуся уже после войны, узнавать по этим свидетельствам о творившемся насилии над человеческой природой только в одном маленьком городке необъятной территории, находившейся под пятой захватчиков, было жутко. А сколько было таких Ямполей?! Им нет счета. Чудовища Босха наивны и кукольны в сравнении с этим. И что же? Пришло избавление? Как бы не так. Конечно, сняли колючую проволоку. Но незримые шестиконечные звезды по-прежнему клеймили их носителей, разделяя население по принадлежности к праву на жизнь. Было похоже, что дело Гитлера живет и побеждает. Если это не так, то откуда же взялся уже после войны, как представитель довольно общего явления, тот конкретный Руденко?..
Продолжаю читать воспоминания папы.
«После войны в Ямполе объявился назначенный первый секретарь райкома партии по фамилии Руденко, выдававший себя за родственника тогдашнего прокурора Украины, а с 1953 года – генерального прокурора СССР Р. А. Руденко. Тем самым он авторитетно прикрывал свою хулиганскую вседозволенность. Однажды он шел по улице и, увидев сидящих у своих домов евреев, воскликнул так, чтобы слышали все: «Придет ли время, когда я не увижу эти жидовские морды?!» Когда люди стали разыскивать свое разграбленное имущество, он дал грабителям совет: «Берите топор и рубите им головы». Когда единым голосованием работники артели избрали своим председателем моего папу, Руденко отменил результаты выборов и назначил на это место своего ставленника…
Первым заместителем Руденко стал, так уж вышло, мой одноклассник – честный и простой парень. Поработав с Руденко какое-то время и узнав его сущность (пьянки, двурушничество, грабительство и т. д.), он решил восстановить партийную справедливость, тайно фотографируя этот беспредел. Сброшюровав полученные свидетельства антипартийного поведения своего начальника, он послал документы в высшие партийные инстанции. Приехала высокая комиссия для расследования. И разобрались: борца за справедливость упрятали в сумасшедший дом. Дабы неповадно было впредь…»
Мои детские воспоминания не оставили чего-то значительного. Отчетливо помню только склонившегося над швейной машинкой «Зингер» дедушку-портного и его радостный смех во время исполнения мною, пятилетним, песенки «Мои японские ботинки» из кинофильма «Господин 420», с подражанием индийскому киноактеру Раджу Капуру…
Помню пухлые большие руки бабушки, достающие из печи ухватом только что испеченную сдобу…
Живу с ощущением счастья только лишь из-за единственного обстоятельства, предоставленного судьбой: не жить в то лихое время. С вечно не засыхающим кусочком глины в ладони. С возможностью распоряжаться им по своему усмотрению, следуя притче об этом, и благодарением Богу за этот подарок…
Бог слепил человека из глины, и остался у него неиспользованный кусок.
– Что еще слепить тебе? – спросил Бог.
– Слепи мне счастье, – попросил человек.
Ничего не ответил Бог и только положил человеку в ладонь оставшийся кусочек глины.
Александр КАШЛЕР
Сан-Франциско
