Не забудьте, как это было

“Подождите, пока не поздно,

Не забудьте, как это было!”

А.Галич

В принципе, это было логично. То, что в данный момент торчит непосредственно перед носом, – крупнее любого небоскрёба. Потому что всё, торчащее перед носом, закрывает глаза на происходящее, даже на трагедии вселенского масштаба. Но время проходит, пространство вокруг носа очищается и перезаряжается, личные проблемы тех времён уже можно разглядывать под микроскопом (и то не всегда успешно), – а вот по-настоящему серьёзные проблемы, истории и трагедии тех лет вспоминаются сейчас во всех деталях.

И то, что я вспоминаю сейчас об 11-ом сентября 2001 года – страшно, но не только страшно. Было в моей жизни тогда много хорошего и, как это ни странно, кое-что смешное. Об этом и рассказ будет.

Помню своих коллег в то калифорнийское утро. Мы все только приехали на работу, а в Нью-Йорке уже прошло три часа с момента трагедии. Один из моих коллег-преподавателей с юмором рассказывает о том, как в шесть утра по калифорнийскому времени его разбудил звонок сына, финансиста, работавшего где-то на Уолл-Стрит:

– Папа! Папа, ты не волнуйся, главное, я жив, здоров, у меня всё в порядке!

– Сынок, – пробормотал не вполне проснувшийся отец, – А вот за каким… э-э-э… почему ты мне в шесть утра звонишь и сообщаешь, что у тебя всё в порядке? Попозже никак нельзя было это сделать, ну, хотя бы через полчаса?

– Пап, ты вот включи телевизор и сразу поймёшь: попозже было никак нельзя! – радостно выпалил сын и бросил трубку.

– И вот, вообразите себе: мой сын даже не оставил мне никакого повода поволноваться! – с удовольствием подытоживает мой коллега. А мы смеёмся.

Ещё одной коллеге повезло намного меньше. Её дочь, телевизионный журналист, должна была тем утром, в 9 часов, вести съёмки с крыши Всемирного Торгового Центра. Коллега набирала номер снова и снова, и каждый раз голосом дочери отзывался автоответчик, а потом отключался, и слышна была только тишина.

Не выдержав неизвестности и не желая реветь на глазах у всех, коллега ушла с работы домой, положила тряпку на лоб, улеглась в кровать и плотно зашторила окна. Ей сильно не хотелось, чтобы жизнь продолжалась.

Тогда практически у всех, помимо мобильного телефона, был ещё и домашний. Домашний телефон зазвонил в шесть вечера, к телефону подошёл муж нашей коллеги, и, услышав сквозь треск и помехи голос дочери, сначала не поверил, что это она. Но дочь объяснила спокойно, насколько могла: аппаратуру для съёмки им привезли с запозданием, в Манхэттен они попали в половине десятого утра, а там уже было не до съёмок, и связи не было, поэтому она ну никак не могла позвонить раньше.

Коллега на следующий день пришла на работу ни свет ни заря, и, счастливая, всё время рассказывала нам об этом, и ещё показывала всем своим видом: пусть жизнь продолжается! Она прекрасна.

У меня не было в Нью-Йорке родственников, и друзей-однокашников я тоже ещё не нашла, поскольку трагедия произошла в дофейсбучную эпоху, а от Калифорнии до Нью-Йорка шесть часов лёта. Я, правда, созвонилась через пару дней с одним своим старым приятелем, который тогда тоже работал в Манхэттене, и он рассказал мне, что наблюдал за трагедией непосредственно со своего рабочего места, из окна другого небоскрёба, и несколько часов не мог выйти на улицу, а когда вышел, удивился: неужели в сентябре выпал снег и покрыл плотным ковром деловые кварталы Нью-Йорка, и продолжает идти? И уже через минуту понял, что снегом оказались вылетевшие из зданий бумаги, и шёл он по бумажным снегам к себе домой примерно шесть часов. И до дома дошёл, и жизнь продолжалась.

Прошло несколько дней после 11 сентября, и “тогда считать мы стали раны, товарищей считать”. В телевизионных программах появились списки погибших.

И, когда я смотрела на списки погибших в Пентагоне, то увидела в списках имя и фамилию одной моей студентки. Девочка закончила наш институт год назад, потом уехала на новое рабочее место, и вроде бы мы, преподаватели, особенно ею не интересовались.

Звали её, допустим, Аманда Нолан. Настоящее имя я, конечно, не назову.

Выяснилось, что не одна я увидела её в списках, а и другие преподаватели из нашей команды. И мы, конечно, огорчились, а я почувствовала, что война – она вот, совсем рядом, и пули свистят и пролетают прямо над ухом, и лучше не зевать.

Прошло ещё недели две. В пятницу после уроков я спокойно сидела, работала, домой не торопилась: ещё часа два было до окончания рабочего дня. Мы тогда размещались в одноэтажных зданиях, дверь моего кабинета была открыта настежь, потому что сентябрь – вообще один из самых жарких месяцев в нашем городке, и взаперти сидеть было просто немыслимо.

Я оторвала глаза от бумаг, посмотрела на улицу и увидела, что по направлению к нашему зданию идёт студентка.

“Вот несёт нелёгкая кого-то, – сердито подумала я. – Пятница ведь, уроки закончились! Небось, опять сейчас придётся что-нибудь объяснять из грамматики, а отдыхать кто будет, Пушкин?”

Студентка вошла ко мне в кабинет. Это была Аманда Нолан.

Я ухватилась за стол, потому что почувствовала, что кресло подо мной куда-то едет. По инерции я посмотрела в потолок: не начинается ли землетрясение? Нет, землетрясения не предвиделось, и крыша нашего здания никуда не ехала, в отличие от моей.

– Всё, конец… Пятница сегодня, но ведь день, а не вечер, и ничего крепче чая и кофе я ещё не пила! Отчего же идут глюки, как и почему явилась ко мне тень отца Гамлета?

К счастью, весь этот беспомощный монолог я проговорила про себя, и Аманда ничего не услышала. Не обращая внимания на мой обалдевший вид, девушка радостно бросилась мне на шею.

– Как я рада видеть вас! Как я скучала по Монтерею!

– Э… да. Я тоже рада. И я скучала. Я чуть не плакала! Аманда, я же вас… в списках!

– Я знаю! И я своё имя… тоже видела в списках! Но это была ещё одна Аманда Нолан. А я живу совершенно в другом месте! Я специально приехала, чтобы показаться всем и сказать: вот, я живая! А погибла девушка… как это сказать по-русски… такое же имя…

Ах, юнкер, юнкер, молодость, молодость, – грустно подумала я. Не пришло в голову этой молодой очаровательной девушке, что после такого весёлого свидания среди наших не всегда молодых преподавателей может сократиться количество живых и здоровых…

– Аманда, – педагогично сказала я. – По-русски будет так: Погибла моя тёзка!

– Т’озка! – с удовольствием произнесла девушка. – Я теперь новое слово знаю! Я сейчас пойду к госпоже Пендерецкой… Тоже ей расскажу про т’озку!

Госпожа Пендерецкая, руководительница нашего студенческого хора, находилась в сильно предпенсионном возрасте. Я представила себе, каким голосом может запеть эта не очень юная преподавательница, когда увидит Аманду, а также все возможные направления, в которых она сможет уехать на кресле. И сказала:

– Э… Вы знаете что, Аманда? Вы лучше сядьте и посидите вот в моём кресле, хорошо? А я сама схожу и приведу сюда всех…

История, конечно, закончилась хорошо, студентка пообщалась со всеми преподавателями и с гордостью продемонстрировала им знание нового слова, а я…

Я усвоила одну очень полезную для себя истину. Жизнь продолжается, за трагическим часто следует смешное, а главное – надо уметь радоваться неожиданным сюрпризам. Неожиданные сюрпризы очень помогают справляться с ожидаемыми трудностями.

Всем хороших выходных!

Лина Блик