Последняя песня перед потопом

Продолжение. Начало

Клиентов этой машине хватало; бульдозерист, бессменно восседающий в ее кабине, был, пожалуй, единственным на весь Проект работником с твердой зарплатой. Остальные жили либо на государственные пособия и продуктовые талоны, либо контрабандой и торговлей наркотиками. Полиция не совалась в Проект вообще – даже в те годы, когда ей еще дозволяли носить и применять огнестрельное оружие.

Въезд в Проект охранялся почище армейской базы во время войны. Возле затейливо расставленных бетонных блоков характерной блатной походочкой расхаживали разбойного вида парни с автоматами. Два крупнокалиберных пулемета и составленные в пирамидку трубы наплечных противотанковых ракет откровенно намекали, что прорваться внутрь будет непросто даже силами бронетанкового батальона.

– Ну и куда ты, такая красивая? – поинтересовался, обращаясь к Симе, высокий фрикадель, обвешанный шарами гранат наподобие новогодней елки.

– Пропусти, это сучка Радиста! – крикнул кто-то из сторожей.

– Я к Радисту, – подтвердила Сима.

Высокий перевел взгляд на Ноаха.

– А это кто?

– Это со мной, техник. Что-то там поломалось.

– Ладно, проезжайте… – для фасона немного помолчав, разрешил фрикадель. – Байки внизу не оставляй, раскурочат на запчасти.

– Знаю, не в первый раз…

Лифт, само собой, не работал. Сима подняла велосипед на плечо.

– Теперь на своих двоих, папа. Нам на самый верх. Приготовься, это восхождение – почти как на Эверест…

Подняться на восемнадцатый этаж трудновато и налегке, по чистой лестнице. А с велосипедом на плече, то и дело перешагивая через играющих детей, груды мусора и лежащих в отключке торчков со шприцом в вене – это и вовсе развлечение из числа незабываемых. Когда отец с дочерью добрались до цели, оба едва дышали. Вооруженный часовой у входа на этаж пропустил их, кивнув Симе как доброй знакомой. В коридоре было неожиданно чисто.

– И часто ты тут бываешь?

– Не слишком, – пожала плечами дочь. – Обычно мы с Яривом встречаемся в городе…

Она остановилась возле последней двери и постучала условным стуком.

– Кто?

– Ярив, это я…

Квартира Ярива Коэна напоминала коммуникационный центр крупного воинского соединения: с закрепленных вдоль стен четырехъярусных стеллажей мерцали огоньки компьютеров и приборов, светились экраны мониторов, шумел мощный кондиционер.

– У тебя целый штаб, – сказал Метцель. – Откуда электричество?

– Генератор на крыше, антенны тоже… – с явной неохотой отвечал Ярив. – Но вы ведь пришли не ради экскурсии, правда?

Ноах улыбнулся.

– Собственно, почему бы и нет? Насколько я помню, ты уже приходил к нам знакомиться. Будем считать, что это ответный визит.

– Да, я помню, – кивнул Коэн. – Будем надеяться, что он окажется удачнее первого. Насколько мне помнится, я не слишком вам понравился.

Парень явно был не расположен к обмену шутками.

– Мне хотелось бы посмотреть видео.

– Что ж, это не проблема… – Ярив подошел к клавиатуре и вывел клип на один из экранов. – Смотрите на здоровье.

Ноах уставился на экран, заново переживая события, перевернувшие его жизнь. Вот площадь Лагрема с висельником на фонаре. Вот полицейская «тойота», въезжающая туда в сопровождении пожарной машины. Вот они с Гловером в окружении местной толпы… переговоры с Маркусом… Гловер на лестнице… Вот он сам, Ноах, пытающийся впихнуть мертвое тело в багажник «тойоты». Вот бородатые парни в тюбетейках и длинных серых рубахах, уносящие Рашида с площади…

– Все так и было, – сказал он, поворачиваясь к Яриву. – Как тебе удалось это снять?

– Обычным путем, – усмехнулся тот. – Конкретно на той площади мне доступны пять видеокамер.

– Чьи они? От муниципалитета? Я что-то не помню, чтобы они там были…

Коэн поморщился:

– При чем тут муниципалитет, господин Метцель? Лагрем давно уже не принадлежит ни муниципалитету, ни правительству. Здесь всем заправляют банды. Самая сильная – банда Проекта. От нее там две камеры из пяти. Остальные я взломал сам. Это труднее, чем залезть в муниципальные сервера, но ненамного.

– Ты хочешь сказать, что управляешь и городскими камерами?

– Конечно. Хотите взглянуть, что происходит сейчас на главной площади Хадау? Или, как мы теперь у них называемся, Альмонии?

Он снова набрал несколько команд, и на экранах, сменяя друг друга, замелькали картинки различных видеокамер, установленных на улицах и площадях города. Разбитые витрины магазинов, стекло на мостовой, пикапы с «бейсболистами», пустой пьедестал, на котором некогда возвышался памятник дону Мануэлю Браге…

– Но как же… как же это работает без электричества… – удивленно пробормотал Ноах. – Насколько я помню…

– Ах, господин Метцель, не будьте таким наивным! – прервал его Ярив. – На те вещи, которые кое-кому нужны, электричества хватает с избытком. Его отрубают не столько из-за реальной нехватки, сколько с целью. Растерянным и запуганным населением легче манипулировать. Вот увидите, сегодня вечером или завтра утром телевизоры вновь включатся. Теперь ведь у них в программе карантин. Значит, надо соответственно промыть людям мозги репортажами о смертельной опасности надвигающейся эпидемии.

Ноах покачал головой:

– О ком ты говоришь? Кто эти таинственные «они» и «кое-кто»?

– Не верите? А ведь это так очевидно, господин Метцель. Вы ведь были начальником полиции, знаете, каковы те, кто нами управляет. Любому чиновнику выгодно, когда в его распоряжении есть такой рубильник. Захотел – выключил, захотел – выключил. Люди недовольны новым налогом? Хряп!.. – вырубился свет. Мысли сразу переключаются на другое: смотрят в небо, ищут солнца, ждут ветра, а о налоге забыто. И тут – хряп!.. – свет снова врубился! Вот радости-то! Примерно так.

– Это ты о нашем мэре? – усомнился Ноах. – Вот уж никогда не поверю, что он мог затеять нынешние беспорядки. Джонатан Вели – бессовестный политикан и ничтожество, но уж никак не злодей.

– Вы называете то, что происходит, беспорядками? Это не беспорядки, господин Метцель, это революция, анархистский переворот. И да, вы правы относительно Вели. Он-то пользовался рубильником только по мелочи и не так часто. Но сейчас его отодвинули в сторонку. Сейчас свет отключают совсем другие люди.

– Чмосски?

– В основном, – кивнул Коэн.

Ноах потер ладонью лоб. Услышанное все еще не умещалось в его голове.

– Послушай, Ярив, – сказал он. – Это слишком похоже на теорию конспирации, чтобы быть правдой. Я никогда не был хорошим учеником, но некоторые вещи затвердил крепко, особенно те, которые раз за разом доказываются на практике. В полиции мне приходилось распутывать всякое… И знаешь что? Всегда правильным оказывалось самое простое объяснение. Практика – за простоту. Ну сам подумай: зачем придумывать какой-то коварный заговор, если отключение света проще всего объясняется отсутствием ветра? А что касается так называемой революции… Для революции нужно что-то большее, чем разграбление универмагов и битье стекол. Нужен реальный заговор, нужна координация тысяч людей, единый план, единое руководство… Нужен большой, хорошо налаженный аппарат. Но ведь ничего этого не было еще позавчера! Откуда же взяться революции? Как хочешь, но я снова предпочитаю самое простое объяснение. Погром, беспорядки – это понятно. Но не более того. Вот увидишь, через два-три дня жизнь вернется в обычное русло.

Ярив горько рассмеялся.

– Это просто поразительно… – он помотал головой, словно не веря самому себе. – Просто поразительно, как люди не желают видеть то, что происходит прямо у них под носом. Вот вам пример, господин Метцель. Представьте, что людей с детского возраста учат плавать на боку, запрещая при этом любые другие виды плавания. Только на боку. А те, кто пробует кроль или брасс, получают немедленное наказание. После школы они попадают в университет, а там, и вообще повсюду, – то же самое. Только на боку. И вот всех их бросают в воду и говорят: «Плыви!» Как, по-вашему, они поплывут?

– Конечно на боку.

– Но почему? Откуда такая координация у сотен тысяч людей? Что это – заговор? Возможно, у них есть единый план? Или единое руководство? Или большой, хорошо налаженный аппарат, который заставляет сотни тысяч людей плыть на боку даже там, где удобнее на спине? Нет ведь, правда? Нет ни заговора, ни плана, ни аппарата! Их просто так научили, и теперь они автоматически делают как надо. То же самое и у нас… вернее, не только у нас, но и по всему миру. Взгляните!

Клавиатура Ярива выдала новую очередь, и мониторы, мигнув, принялись послушно подтверждать слова своего хозяина. Разгромленная Пятая авеню Манхэттена… Торжествующая толпа, влачащая к Темзе сдернутую с пьедестала статую королевы Елизаветы… Красно-черные знамена над Бранденбургскими воротами… Победные дикарские пляски над поверженной в прах Вандомской колонной… Обезглавленные скульптуры фонтанов пьяццы Навона…

– Взгляните! – повторил Коэн, поворачиваясь к Метцелю. – Вы и в самом деле думаете, что им нужен единый штаб? Что они ждут какой-то команды от Хоама Чмосски? Они и без Хоама прекрасно знают, что делать и как поступать. Их уже научили! Их учили этому последние полвека, а то и больше! Вы ведь наверняка пришли сюда просить, чтобы я распространил это ваше видео, так? Чтобы я разослал его в редакции телеканалов, выставил в интернете, прогнал по социальным сетям? Я прав?

– Да, прав, – неловко подтвердил Ноах. – Понимаешь, дело не только во мне. Люди должны узнать правду. Правда поможет остановить это безумие…

– Правда! – воскликнул Коэн. – Правда поможет!.. Вы думаете, я этого не сделал, господин Метцель? Хорошего же вы мнения о друге своей дочери… Моим первым действием после просмотра этого клипа было обнародовать его всеми доступными средствами. Хотите знать результат? Ноль! Видео не показали ни по одному из каналов! Ни здесь, ни в Америке, ни в Европе, ни в Азии, ни в гребаной Антарктиде! А когда я заливал его в соцсети, модераторы стирали клип по прошествии нескольких минут. Как вы думаете, почему, господин Метцель? Им что, приказал объединенный штаб? Или пришла команда от профессора Чмосски? А может, они действовали по заранее утвержденному плану огромного заговора? Конечно нет. Они просто знают, что надо плыть на боку, без каких-либо специальных команд. Просто знают, что это надо стереть, об этом – умолчать, этого – уволить, а этого – отправить на перевоспитание… Такое объяснение кажется вам достаточно простым и практичным?

В комнате воцарилось молчание.

– Не расстраивайся, папочка, – тихо проговорила Сима. – Я еще дома могла рассказать тебе об этом, но знала, что не поверишь. А кроме того, мне показалось, что лучше привести тебя сюда. У Ярива мы будем в безопасности. Ты ведь видел, какая тут охрана… Правда, Ярив?

– Конечно, конечно, – не раздумывая, согласился тот. – Я видел подписанный ордер на ваш арест, господин Метцель. Любой может узнать вас на улице. Вы с Симой должны остаться здесь, у меня. Это сейчас самое надежное место во всей Делии.

Ноах молчал, опустив голову. У него не было оснований не верить Коэну. Теперь, когда рухнула надежда на публикацию видео, он чувствовал опустошение, близкое к отчаянию, но не собирался сдаваться. Не такой человек капитан Ноах Метцель, чтобы даже в самой тяжелой ситуации прятаться в мышиной норе. А вот дочери действительно стоит остаться со своим парнем, переждать, пока не утихнет буря…

– Кстати, кто тебя защищает, Ярив? – спросил он. – И за что? Как беляш, да еще и еврей, может заслужить покровительство черной банды из Проекта?

– Я помогаю им радиосвязью, – усмехнулся Ярив. – Контрабанда бензина, автомобилей, генераторов, наркоты… как раз тут, в отличие от нынешней революции, необходимы и надежная связь, и координация. Через мой передатчик они контактируют с корабельными рациями. Так что я для них не беляш и не еврей – я Радист, ценный помощник. Ну а они для меня – сами видите. Генератор, антенна, радиостанция, защита…

– Понятно, – кивнул Ноах. – Слушай, если уж ты следишь за всеми видеокамерами в городе… Куда фрикадели с битами увозят людей? Сегодня я видел, как они вытащили из дома директора школы; видимо, он такой не один. По-моему, проповедника Маркуса Зета тоже увезли на пикапе.

– На перевоспитание, – сказал Коэн. – Всех их везут на городской стадион, и там будут перевоспитывать. Пока что анархисты обходятся без крови. По их теории, необходимо прийти…

– …к полному единогласию, – подхватил Ноах. – Да-да, это я уже понял.

– Именно. Пока что они используют негритянских бандитов как своих солдат. Думаю, карантин задуман в основном, чтобы эта армия не разбежалась, не вернулась в Лагрем к своим прежним занятиям. Магазины-то уже исчерпали себя, там больше грабить нечего. Теперь погромщикам из ЧТЛ отдают на растерзание жилые дома… В самом деле, почему бы и нет? Черные Тоже Люди! – Коэн помолчал и продолжил: – Ну, с ЧТЛ-то все ясно, им лишь бы пограбить. Вопрос лишь в том, как Чмосски будет приводить к единогласию тех, на чьих плакатах написано «ЧУМА».

– Вот! – вскинулся Ноах. – Что это вообще такое? При чем тут чума?

– Черная Умма Мучеников Аллаха, люди Абу-Бакра аль-Хартуми… – Коэн взглянул на часы. – Извините, господин Метцель, мне пора выходить в эфир.

Он сел к микрофону и включил музыку позывных.

– Здравствуйте, жители Хадау! Делийское время девять часов вечера. С вами снова радио «Четыре П». Передаем сводку последних известий…

Сима поманила отца в соседнюю комнату и закрыла дверь.

– Ну что, папа? Что ты решил?

Ноах взял руки дочери в свои.

– Ты должна остаться здесь, девочка, – сказал он. – А я должен уйти. Мне нужно повидаться с Гибсом. Не беспокойся, он всегда спрячет меня и защитит.

– Но почему, почему?

– Потому что, кроме тебя, надо еще позаботиться о маме и о Хэме. Я не могу прятаться здесь, пока не буду уверен, что им ничего не угрожает.

– Папа, пожалуйста, не думай о Коре. Она враг и выдаст тебя на смерть при первой возможности.

– Прекрати! – прикрикнул Ноах. – Довольно. Я ухожу. Ты остаешься.

Он притянул дочь к себе и поцеловал в макушку.

– Подожди, – сказала она. – Выйдешь другим путем…

В кладовке они совместными усилиями отодвинули шкаф, за которым обнаружилась внушительная металлическая дверь. Справившись с засовами и навесными замками, Сима открыла ее и посветила фонариком в темный лестничный пролет.

– Выход на эту лестницу замурован на всех этажах до самого низа. Она ведет наружу, за границу Проекта. Бери свой велосипед, я выпущу тебя и вернусь… – Сима вытащила из кармана телефон. – Вот, возьми. Там забит один номер – это номер Ярива. Звони мне, пожалуйста.

Лестница действительно оказалась совершенно пустой, если не считать толстого слоя пыли. Внизу Сима отперла еще одну тяжеленную дверь и обняла отца.

– Звони, папа, пожалуйста. Я сойду с ума, если с тобой что-нибудь случится.

– Хорошо, – пообещал он. – Да, совсем забыл спросить. Что такое «Четыре П»?

Сима тихонько рассмеялась.

– Если честно, довольно дурацкое название. Ярив его сам придумал. «Четыре П» – это значит «Последняя песня перед потопом».

День четвертый

Ноах проснулся от истеричного дребезга старого соседского кондиционера, до безумия измученного внезапными отключениями и скачками сети. Значит, и в самом деле дали электричество, как и предсказывал Ярив Коэн. Не вставая с кушетки, он прислушался к тишине пустого дома. После развода и отъезда бывшей жены с ребенком на континент Гибсон Гловер жил один, хотя и не совсем бобылем. Время от времени к нему вселялась та или иная подружка, но, как правило, ненадолго. На дружеские намеки Метцеля о желательности второй попытки Гибс только отмахивался: спасибо, мол, хватило и первой. А однажды, в минуту пьяной откровенности, сказал, уставив два пальца в свои налитые кровью, ромом и слезами глаза:

– Взгляни на эти гляделки, Ноах. Знал бы ты, чего они повидали… – хотя нет, лучше тебе не знать. Думаешь, после такого они могут быть глазами нормального папаши? Нет, брат, не могут…

Нарушив настоятельную просьбу хозяина оставаться в подвале, Ноах поднялся в гостиную. Всего лишь два дня он пребывал в статусе беглеца, но уже утомился от постоянной необходимости скрываться. Рано или поздно его найдут и, скорее всего, прикончат на месте. Судя по истории с видеоклипом, рассчитывать на справедливость не приходилось. Если не в меру наблюдательные соседи Гловера заметят движение за занавесками, то так тому и быть. Он включил телевизор и отправился в душ, оставив дверь открытой.

Голоса репортеров и ведущих столичного канала доносились сквозь шум воды урывками, но общее направление беседы подтверждало вчерашние слова Коэна: говорили преимущественно о карантине. Тотальный запрет выходить из домов вводился с завтрашнего утра; в течение текущего дня населению предписывалось озаботиться пополнением продовольственных и иных запасов как минимум на две недели. Когда Ноах, уже выйдя из ванной, обследовал содержимое гибсоновского холодильника, в студии сосредоточились на описании нового вида гриппа, который, подмяв под себя пять континентов, добрался в конце концов и до Делии.

На экране замелькали картины из пораженных эпидемией стран, одна другой страшнее. Вереницы грузовиков, набитых трупами… Переполненные больницы с умирающими, которым некому помочь… Интервью с чудом выжившими людьми, которые на разных языках умоляли отнестись к пандемии с максимальной серьезностью, то есть беспрекословно выполнять указания властей.

Ноах принюхался к пакету молока и сморщился: что касается пополнения запасов, Гловеру действительно было над чем поработать. Впрочем, яйца оказались вполне съедобными; он соорудил яичницу и позавтракал, одновременно проникаясь телевизионной атмосферой всеобщей гражданской ответственности перед лицом надвигающейся смертельной угрозы. Доводы репортеров, подкрепленные мнениями экспертов и кадрами с мест, звучали весьма убедительно. Ноах вспомнил версию Симиного бойфренда о политических причинах карантина и с сомнением покачал головой: очередная теория конспирации! Нелепо во всем искать заговор…

Машина подъехала, когда Метцель уже мыл сковородку. Он осторожно выглянул в окно – как раз чтобы разглядеть ползущую вверх створку гаражных ворот. Гловер! Можно сказать, поймал на горячем… Ноах поспешно выключил телевизор и приготовился выслушать нагоняй за нарушение правил конспирации. К его удивлению, Гибс даже не подумал отчитывать друга.

– Завтракал? – спросил он, едва войдя, не отвлекаясь на упреки и приветствия. – Можешь поехать со мной? Прямо сейчас?

– Конечно. Куда?

– Сам увидишь, – мрачно отвечал Гловер. – Возьми маску и рюкзачок, пригодятся.

Две минуты спустя они выехали на улицу. Гибсон молча вел машину, не реагируя на вопросительные взгляды Ноаха. В отличие от предыдущих дней, народу на тротуарах хватало. Люди судорожно запасались тем, что смогли купить в разоренных погромами магазинах. Тут и там выгружали из багажников десятки пачек муки, сахара, круп, бисквитов, макарон, пакеты с сухофруктами, консервы, сухари, рулоны туалетной бумаги, салфетки, мыло, шампуни… Все это, как правило, не интересовало грабителей из-за своей дешевизны, а потому до сегодняшнего дня еще оставалось на полках. Сейчас супермаркеты и мелкие лавчонки опустели окончательно: то, что не забрали и не сокрушили погромщики, подчистую смела угроза карантина.

Думая об этом, Ноах не сразу осознал, что они едут по привычному, тысячи раз изъезженному маршруту от Гибса к дому Метцелей. Осознал – и не то чтобы испугался, но ощутил крайне неприятное беспокойство, неуклонно возрастающее по мере приближения к месту. Теперь он уже и сам боялся спросить, чем объясняется странное молчание Гловера. Неужели что-то случилось с Корой или с Хэмом? Боже, спаси и пронеси, спаси и пронеси…

Продолжение

Copyright © Алекс Тарн