Последняя песня перед потопом

Продолжение. Начало

– Подождите, – снова остановил его Метцель. – Вы хотите сказать, что столичная полиция ничего этого не знала? Или знала, но утаила от меня, начальника полиции города Хадау? В это трудно поверить.

– Ваше дело, – равнодушно отвечал Росс. – Если хотите знать мое мнение, ее прошлое предпочли забыть, после того как она превратилась в звезду экрана. Зачем портить легенду, которая приносит стране так много славы, денег и инвестиций? Но это случилось уже потом, а тогда, спустя месяц после свадьбы, Аманда сказала, что у нее на примете есть весьма перспективный сейф. Сначала я подумал, что моя дорогая жена шутит. Потом решил, что она помешалась. Наши отношения испортились сразу, как только Аманда поняла, что я не пойду на грабеж. Она говорила, что вышла за меня по двум причинам: чтобы сменить фамилию и потому, что я слесарь и умею вскрывать замки. А если я отказываюсь помочь ей своим ремеслом, то могу отправляться к чертовой матери…

С верхнего этажа спустилась госпожа Росс и села на подлокотник кресла, обняв мужа за плечи. Джереми погладил ее по руке.

– Нужно было так и поступить, но я ведь был деревенским парнем, – продолжал он. – У нас в деревне женились раз и навсегда… Не знаю, на что я рассчитывал. Потом Аманда забеременела, и это добавило мне причин терпеть ее выходки. Она гнала меня из дому, грозила ножом… И не только грозила: если хотите, могу показать вам шрамы. На шестом месяце беременности она обчистила пенсионные сбережения своих родителей. Господин Джордан сказал, что пойдет в полицию. Она уговорила его подождать, обещая вернуть деньги. Три дня спустя его нашли мертвым в гараже – заснул, не выключив двигателя. Думаю, он заснул не просто так. Мать Аманды не перенесла этого: инсульт, потеря речи, паралич. Никогда не забуду выражение ужаса в ее глазах, когда дочь сказала, что будет ухаживать за ней сама. Госпожа Джордан не протянула и полугода.

Капитан Метцель вздохнул.

– Это очень серьезные подозрения, господин Росс. У вас есть доказательства?

– Даже если бы и так, – ответила за мужа Сара. – Он был тогда ее мужем, отцом ее ребенка. В таких случаях не бегут жаловаться в полицию.

– Джафет родилась прелестной девочкой, – лицо Росса осветилось улыбкой. – Аманда выгнала меня из дома, когда дочери едва исполнился годик. Вы, наверно, опять не поверите, но к тому времени она была совершенно здорова. Мне дозволялось навещать ее раз в неделю, пока Аманда не сказала, что мои визиты вредят здоровью Бэмби-Кэт – тогда она уже называла ее так. Я попробовал бороться через суд… Безуспешно. При желании она потрясающе умеет влиять на кого угодно. Конечно, судьи и социальные работники поверили ей, а не мне.

– Умела… – вставил Гловер.

– Простите, что? – не понял Джереми.

– Умела влиять, – повторил Гловер, напирая на прошедшее время первого глагола. – Напоминаю, вчера ее убили.

– Да, конечно… – Росс усмехнулся. – О мертвых не говорят плохо, но, надеюсь, вам понятно, почему я не стану носить траура по Аманде Джордан. Тем более что теперь я смогу снова видеться с Джафет или даже забрать ее к себе.

– Вы будете претендовать на опеку? – спросил Метцель. – Даже учитывая огромные сложности, связанные с состоянием здоровья вашей дочери?

Джереми Росс посмотрел на жену.

– Конечно, – решительно отвечала Сара. – Это его дочь. Может ли быть иначе?

– Боюсь, вы не совсем в курсе, если вам не позволяли встречаться, – заметил Ноах.

– Я иногда приезжал тайком, – сказал Росс. – Парковал свой фургончик на другой стороне улицы и смотрел на нее, сидящую на крыльце… Смотрел, и сердце мое разрывалось от боли. Зачем Аманда наряжала ее в эти младенческие розовые распашонки? Зачем эти нелепые детские шапочки, эти огромные очки? Вы знаете, сколько ей лет? Я имею в виду Джафет. Скажите навскидку…

Метцель и Гловер переглянулись. Если честно, они никогда не задавались этим вопросом. У неизлечимо больных нет будущего, а потому нет и возраста.

– Точно не знаю, хоть мы и соседи, – смущенно проговорил капитан. – Как-то речи никогда не заходило. Думаю, лет десять-двенадцать…

– Восемнадцать, – раздельно произнес Джереми Росс. – В следующем месяце моей дочери Джафет исполнится восемнадцать лет. Можете себе такое представить?

– Чего угодно ожидал, только не этого, – сказал капитан Метцель, садясь в машину. – Что ты думаешь, Гибс?

– Думаю, его история слишком чудовищна, чтобы быть правдой, – скептически скривился Гловер. – Послушать этого Джереми, так прямо какое-то исчадие ада получается: и мошенница, и убийца, и психопатка. На мой простецкий взгляд, так вообще никогда не бывает, ни с кем. А уж с Амандой тем более. Ты знаешь ее лучше меня – когда-нибудь тебе приходило в голову, что она способна кого-то обидеть? Не убить, не обмануть, не пырнуть ножом – просто обидеть?

Метцель решительно помотал головой.

– Нет, никогда. Она действительно из тех, кто мухи не обидит. Но зачем ему врать?

– Это как раз мне понятнее, чем тебе, – ухмыльнулся Гловер. – Ты-то пока не разводился. А я вот на своей шкуре знаю, какая ненависть случается между бывшими. Смотришь на свою некогда любимую, а видишь черта с рогами. Вот и Джереми Росс так же. Не врет он, а свято верит, что Аманда – чудовище. Ее уже не спросишь, но и она, наверно, порассказала бы о нем с три короба гадостей.

– Вот и нет! – возразил Ноах. – Помню, Кора как-то выругала при ней этого Джереми: мол, сукин сын и подонок, бросил жену одну с больным ребенком. Так Аманда, не поверишь, защищать его стала. Типа того – человек он хороший, порядочный, но слабый, как все мужчины… И никаких гадостей.

– Ну вот! – констатировал Гибс. – Я ж говорю: Аманда мухи не обидит! А этот Джереми… не будь у него алиби, я бы арестовал его на месте. Мотив-то налицо.

– Ты имеешь в виду опеку над Бэмби?

– Конечно! Пусть она больная и все такое, но ты же знаешь, какие она деньги приносит. Уверен, что у Аманды на счетах десятки миллионов. Бэмби сейчас самая богатая наследница в Делии. Скажешь, нет?

– Похоже, что так… – задумчиво кивнул Метцель.

В дом Аманды Росс действительно то и дело приезжали бригады – снимать видеоклипы, а месяц-другой спустя в рекламных выпусках прайм-тайма появлялось лицо несчастной девочки в огромных очках и розовой распашонке. Появлялось то на фоне упаковки чудодейственного лекарства, то с баночкой йогурта, то со стаканом кока-колы в руках… Так что догадки Гибса относительно десятков миллионов были отнюдь не лишены оснований. Тот, кто получал опеку над Бэмби, автоматически накладывал лапу и на эти огромные деньги. Джереми Росс, судя по небогатому интерьеру, жил довольно скромненько. Двое детей, жена не работает… Два-три месяца без заказов – и вот она, угроза банкротства, задержка выплат по ипотеке, потеря дома. По всему выходит, что он больше всех был заинтересован в смерти Аманды Росс.

Если бы не алиби… Оно у Джереми было поистине непробиваемым. В течение всей ночи убийства он без передыха монтировал дополнительные замки и засовы у соседей по району, напуганных слухами о предстоящих грабежах и погромах. От Сан-Мануэля до Хадау как минимум четыре часа на автомобиле. Учитывая это, трудно представить, что Джереми успел зарезать бывшую жену в перерыве между заказами. Разве что слетал туда на вертолете – что, конечно, фантазия чистейшей воды…

К центральному штабу полиции они подъезжали уже в сумерках. Людей на улицах стало заметно меньше, если не считать анархистских ассамблей, которые по-прежнему бурлили толпой, согнанной на единогласное одобрение мегафонных лозунгов. Фрикадельные «бейсболисты», в чье полное распоряжение должен был поступить город с введением карантина, тоже выглядели иначе, без обычной расхлестанной ленцы. Они уже не валялись, покуривая траву, в кузовах пикапов, а пружинящим шагом расхаживали вокруг машин, подобравшись, как рыси перед охотой. Глядя на них, Метцель невольно вспоминал стальные засовы Джереми Росса. Помогут ли? Удержат ли этих хищников, жадных до новой добычи?

Оставив машину у входа, Метцель и Гловер взбежали на верхний этаж. В приемной администрации было по-прежнему пусто, если не считать жестянок из-под пива. Похоже, новая власть не удосуживалась проверять выставленные ею посты. Что, в общем, казалось логичным: после разгона полиции никто в принципе не мог оказать сопротивление бандам вооруженных фрикаделей и направляющим их анархистам. Пока Ноах отпирал дверь кабинета, Гибсон выглянул в окно: положение мертвых сторожей, сброшенных им во внутренний двор штаба, тоже не претерпело никаких изменений. Зато запущенная Метцелем программа успешно завершилась, выдав искомый результат: с экрана монитора на капитана смотрело знакомое лицо иностранного журналиста в сопровождении пространного досье. Среди полудюжины используемых им паспортов числился и российский документ на имя Евгения Максимишина.

Из досье следовало, что дружелюбный корреспондент Дженья специализировался на международной торговле оружием, а потому вряд ли имел какое-либо отношение к убийству Аманды Росс. Скорее всего, он попросту прикрывался намерением взять интервью у местной достопримечательности, а в действительности приехал, чтобы заключить очередную сделку с бандитами из Лагрема и других гнеритянских районов острова. Метцелю вспомнилась вооруженная до зубов охрана на въезде в Проект; вполне возможно, эти новенькие автоматы и противотанковые ружья привез в Делию именно господин Максимишин…

Он коротко объяснил ситуацию вошедшему Гловеру. Гибс разочарованно хмыкнул: этот след тоже обернулся пустышкой.

– Выходит, зря мы сюда пилили через весь остров, – сказал он. – Хотя, знаешь, если уж мы здесь, сделай-ка запрос на имя Аманды Джордан. Просто чтобы убедиться…

Капитан ввел данные, дождался ответа и поднял глаза на друга.

– Ты удивишься, Гибс, но Джереми Росс не соврал. По крайней мере, частично. У Аманды Джордан действительно был целый букет приводов и запросов из Интерпола. Подделка чеков… мошенничество… кража… Правда, все дела закрыты по малолетству. Зато после свадьбы и рождения дочери – ничего криминального.

– Ну вот, – развел руками Гловер. – Теперь все ясно. По молодости куролесила, а потом повзрослела, родила, образумилась. Такое бывает. Поехали домой, капитан.

Возвращались уже в темноте. Гловер гнал машину по абсолютно пустому шоссе. Ноах настроил радио на станцию «Четыре П», которая голосом Ярива Коэна призывала слушателей не верить новым властям.

– Вам лгут, – говорил Ярив. – Назначение карантина – запереть вас в четырех стенах, не позволить организовать сопротивление грабителям. Собирайте оружие, объединяйтесь в самооборону, стройте баррикады. Пусть каждая улица, каждый квартал превратятся в неприступные крепости. Иначе уже этой ночью ваши дома и семьи станут легкой добычей бандитов. Полиции нет, так что вы можете защитить себя только своими руками. Помните: поодиночке вы никто, зато вместе – сила…

Гловер слушал и скептически качал головой:

– Красиво, но не поможет. У людей давно нет оружия. Да если бы и было – какой законопослушный гражданин умеет сегодня стрелять? С тех пор как вышел запрет на владение и на охоту, здесь мало кто держал в руках винтовку или пистолет. Видел этого Джереми Росса с его двустволкой? Анекдот, да и только! Ну кого он может остановить своей нечищеной пукалкой? Не подстрелил бы собственную жену…

– Зато бандиты вооружены до зубов… – напомнил Метцель.

– Вот-вот. Получается, что стволы только у тех, кому плевать на закон.

– Включая нас с тобой, – усмехнулся капитан, косясь на автомат партнера.

На полпути позвонила Сима.

– Пап? У тебя все в порядке?

– Конечно, девочка. Мы с дядей Гибсом по дороге домой. Надеюсь, ты по-прежнему у Ярива?

– Да. Помогаю следить за камерами. Боюсь, ночь будет скверной. Что в Сан-Мануэле?

– То же, что и в Хадау. Пикапы, бейсбольные биты, анархисты со своими ассамблеями. Посбивали все памятники. Полиция разбежалась.

– Кошмар… – вздохнула она. – Я надеялась, что хоть там по-другому. Удалось что-либо выяснить по тете Аманде?

– Ничего существенного. Зря ездили… – Ноах помолчал. – Может, ты расскажешь что-нибудь интересное?

– Например? – насторожилась дочь.

– Например, говорила ли ты с мамой или с Хэмом…

Сима хмыкнула и взяла долгую паузу.

– Сима? Ты еще здесь?

– Здесь, здесь, – неохотно отвечала она. – Кора звонит каждые два часа. Требует, чтобы я ушла от Ярива. Что он ведет враждебную пропаганду. Что нас с ним сметет ураган народной революции. И так далее…

– Понятно. От Хэма все еще ничего?

– Вообще-то, звонил и он. Правда, просил никому не рассказывать…

– Ну слава богу, – с облегчением проговорил Метцель. – Хоть какие-то признаки жизни. Так с кем он в итоге – с анархистами или с бандитами?

– Я так и не поняла. Не уверена, что он вообще с кем-то.

– Похоже, ты чего-то не договариваешь…

Дочь рассмеялась.

– Как ты определил? Прямо детектор лжи, а не отец…

– По голосу, как же иначе… – сказал он. – Ты едва успеваешь поздороваться, а я уже все о тебе знаю. С каким настроением ты проснулась, какой у тебя был день, расстроили тебя или обрадовали – короче, всё. Так что с Хэмом?

– Ладно, так и быть, – вздохнула Сима. – Не думаю, что это такая уж страшная тайна. Хэм звонил узнать, где лежат ключи от нашей горной хижины. По-моему, он был чем-то расстроен.

– Как ты определила? – поддразнил ее Метцель. – Прямо детектор лжи, а не сестра…

Она снова рассмеялась.

– Ладно, папа, мне пора отключаться. Утром позвонишь?

Завершив разговор, Метцель какое-то время сидел в задумчивости. Хижину в горах недалеко от Хадау построил еще его отец. Потомственный шахтер, он утверждал, что человек, который проводит треть жизни внизу под землей, обязан использовать любую возможность забраться наверх, причем желательно повыше. Хижина как хижина – две комнатушки на столбах, веранда, дверь, два окна и крытая рубероидом крыша. Отец приезжал туда с Ноахом, садился на веранде, набивал трубку и часами смотрел на лежащий внизу город, порт, бухту и черточки судов на рейде. Рядом журчал ручей; днем его постоянная болтовня только радовала, зато с наступлением темноты трудно было заснуть под тревожный рокот воды и голоса ночных джунглей.

– Случилось что? – нарушил молчание Гловер.

Метцель пожал плечами:

– Черт его знает. Хэмилтон нашелся. Взял ключи от хижины.

– От хижины? – присвистнул Гибс. – Насколько я помню, он никогда туда не стремился. Ни тебе телевизора, ни тебе компа…

– В том-то и дело, – кивнул Метцель. – Если уж парень туда сбежал, значит, действительно припекло.

– Хочешь, заедем? Это по пути.

– Не знаю… – неуверенно протянул Ноах. – По пути-то по пути, но ты ведь помнишь: на колесах до хижины не доехать. Полмили пешком по тропе, да еще и в темноте…

– Брось, партнер, – перебил его Гловер. – С мальчишкой явно что-то не в порядке. А полмили не проблема, когда есть фонарь. Ну?

– Хорошо, – сдался Ноах. – Заедем ради душевного спокойствия. Хотя, вероятнее всего, он меня облает. Ох уж эти подростки… Неужели мы были такими же, Гибс?

Не доезжая до Хадау, они свернули с шоссе и четверть часа ковыляли по кочковатой грунтовке. На небольшой полянке Гловер остановил пикап. Друзья спешились и, светя себе фонарем, двинулись по тропе вдоль ручья. Четверть часа спустя они вышли к хижине.

– Парень здесь, – сказал Ноах, указывая на свет в окошке.

Он поднялся к двери, но не стал стучать, чтобы не пугать сына, а позвал его по имени:

– Хэмилтон! Это папа. Я тут с дядей Гибсом… Слышишь? Хэм!..

Ответом ему был поднявшийся внутри переполох.

– Хэм, – с оттенком досады повторил Метцель. – Ну что ты как маленький, в самом-то деле. Я не собираюсь тебе мешать. Хочешь сидеть здесь – сиди хоть до второго пришествия. Мне всего лишь нужно убедиться, что с тобой все в порядке. Не хочешь говорить со мной – поговори с дядей Гибсом. С ним-то вы пока еще друзья…

– Привет, Хэм, старина! – подал голос Гловер.

Дверь отворилась, и Хэмилтон посторонился, пропуская в хижину отца и поднявшегося вслед за ним Гловера.

– С тобой все в порядке? – усаживаясь к столу, спросил Ноах.

Хэмилтон молча кивнул. Даже при скупом свете фонаря было заметно, как он побледнел.

– Вот что, сынок, – мягко проговорил Метцель. – Понятия не имею, от кого ты скрываешься и что задумал. Помни одно: что бы ни случилось, я всегда буду рядом. Слышишь: всегда. И дядя Гибс тоже. Я твой отец, Гибс – твой крестный. Мы сделаем для тебя все, что потребуется. Буквально. Все, что потребуется.

Хэмилтон взглянул на отца, перевел взгляд на Гловера, попробовал что-то вымолвить и вдруг зарыдал, закрыв лицо руками. Метцель вскочил.

– Ну что ты, сыночек… – забормотал он, прижимая парня к себе. – Не надо так. Клянусь тебе, мы все исправим. Мы все…

В этот момент кто-то отчетливо чихнул в соседней комнате. Метцель и Гловер переглянулись.

– Э, да ты здесь не один, старина! – игриво воскликнул Гибсон. – То-то мне сразу почудился запах духов. Ау, леди! Выходите, давайте знакомиться…

Скрипнула дверь, и в комнату впорхнула худенькая девушка в футболке, джинсах и красно-черной бандане.

– А мы и так знакомы, – сказала она с очаровательной улыбкой. – Здравствуйте, дядя Ноах. Здравствуйте, дядя Гибс. Это я, Бэмби.

Беззащитность беспомощного новорожденного существа компенсируется в природе не только могучим родительским инстинктом, но и не менее сильной ответной тягой детеныша к маме. Где бы мы были без этой врожденной привязанности, этого безоговорочного доверия, побуждающего повсюду искать материнское утешительное тепло, ласку, защиту, без этой боязни потеряться, запутаться в губительных зарослях враждебного мира, только и ждущего возможности впиться клыками в крошечное мягкое тельце? Как можно не верить маме в первые годы жизни?

Нельзя сказать, что Бэмби любила болеть: чем лежать в постели, куда интереснее бегать по комнате или по двору. Но была в болезни и определенная прелесть, особенно если на самом деле у тебя ничего не болит: неотступная мамина забота. Приятно, когда тебе достается столько внимания, когда мама часами сидит рядом и целует, и гладит, и читает книжки с картинками, и смотрит с тобой мультфильмы, и держит ладонь на твоем лбу. Ради этого можно даже смириться с непрерывными визитами к врачам в кабинеты, наполненные страшноватыми блестящими инструментами и подозрительно резкими запахами…

Конечно, она долго не имела никакого понятия, что означают странные взрослые слова типа «хромосомная аномалия», и могла лишь строить догадки на этот счет. Сом – это такая большая рыба, а Амалия – красивое имя. Вместе получалось что-то вроде «громо-сомной Амалии» – наверно, какой-то сом нахально гремел хвостом и мешал Амалии спать. «Порог сердца» выглядел понятнее, потому что оба слова по отдельности не вызывали сомнений, а связь между ними прямо вытекала из любимой маминой песни «Я сердце оставил на твоем пороге». Куда сложнее было с «гиповентиляцией легких» и «эпилепсией» – на них девочке просто не хватало воображения.

Однажды Бэмби сказала маме, что им не придется снова идти в больницу, потому что «гипантиляция» бывает только у легких, а она будет хорошо есть и станет тяжелой. Аманда удивилась: «Ты что, слушаешь разговоры взрослых?» – и с тех пор старалась беседовать с врачами наедине, в отсутствие дочери, а если не получалось, просто закрывала девочке уши.

– Вы знаете, доктор, я предпочитаю лишний раз не травмировать Бэмби. Она и так наслушалась столько ужасов о своем состоянии…

Алекс ТАРН

Продолжение