«Бледная, как смерть, тощая, как жердь»
Памяти незаслуженно забытой актрисы Серафимы Бирман «…Именно канатоходцы, а не просто пешеходы привлекают к себе самое живое и острое внимание зрителя. Любила и люблю в искусстве чрезвычайное, и зрители доверяют мне больше, когда играю женщин, из ряда вон выходящих. И верила, и верю, что искусство обладает правом преувеличения». Эта цитата — из книги «Путь актрисы». […]
Памяти незаслуженно забытой актрисы Серафимы Бирман
«…Именно канатоходцы, а не просто пешеходы привлекают к себе самое живое и острое внимание зрителя. Любила и люблю в искусстве чрезвычайное, и зрители доверяют мне больше, когда играю женщин, из ряда вон выходящих. И верила, и верю, что искусство обладает правом преувеличения».
Эта цитата — из книги «Путь актрисы». 10 августа сего года исполнилось 125 лет со дня рождения ее автора, Серафимы Германовны Бирман, талантливой актрисы театра и кино.
Родилась Сима в Кишиневе. Природа не одарила ее красотой, а выдающийся во всех отношениях нос с горбинкой честно свидетельствовал об иудейском ее происхождении. Но с детских лет она лелеяла мечту – стать актрисой, что дало близким повод считать ее… скажем так, не совсем нормальной. Воображение Симы разожгла старшая сестра, выступавшая на так называемых «народных сценах». Девушке хватило смелости отправиться в Москву, чтобы начать путь в искусство. На просмотре члены приемной комиссии предложили несуразной шестнадцатилетней абитуриентке разыграть этюд «соблазнение мужчины», будучи убежденными, что задание это провинциалка успешно провалит. Роль «мужчины» принял на себя не кто-нибудь, а Станиславский. Но над Симой не довлели никакие авторитеты. Она подсела к Константину Сергеевичу, задымила сигареткой и стала приближаться, обнажая не в меру длинные ноги. Прижавшись к «мужчине» плечом, Сима одарила его соблазнительной (какой она ее себе представляла) улыбкой. И Станиславский воскликнул: «Верю! Верю!!! Только остановитесь!» Приемной комиссии ничего не оставалось, как зачислить Серафиму Бирман в студентки.
Так, окончив Драматическую школу имени А.И. Адашева, Бирман была принята в труппу Московского Художественного театра. Сима присоединилась к молодежи, образовавшей ядро легендарной впоследствии Первой студии МХАТа, куда вошли Евгений Вахтангов, Михаил Чехов, Алексей Дикий, Софья Гиацинтова – какие имена!
Но преодолеть предстояло и другой барьер – психологический. Смазливые молодые студентки не желали с ней общаться, а юноши кричали вслед: «Бледная, как смерть, тощая, как жердь!»
Должно было пройти время, чтобы Серафима научилась превращать свою неординарность в достоинство.
В Первую мировую войну, не прерывая артистической деятельности, Бирман работала еще и медицинской сестрой.
Во МХАТе (это был уже МХАТ-2) она отслужила 12 лет, взойдя на трон — в статусе королевы трагического гротеска и фантасмагории. Ее артистическим кредо стал принцип «Не способен пленить — удивляй. Удивить — значить победить».
В 1925 году, уже обретя известность, Серафима была впервые приглашена на съемки в кино – режиссер Яков Протазанов снял ее в эпизодической роли в комедии «Закройщик из Торжка». Этот фильм, где, к слову, дебютировала, но в главной роли, Вера Марецкая (а кино тогда в России было еще немым), положил начало серии ярких образов, созданных Бирман на экране.
Принципиальное отличие двух видов искусств — театра и кино Бирман усматривала в том, что роль в сценической постановке может шлифоваться столько, сколько раз спектакль выносится на суд зрителей. А в кино выбирается один из нескольких дублей, а то и – первый и единственный, и все. На съемочной площадке, к тому же, Серафима не ощущала того простора, который дарил ей театр. Наверное, потому, что ее брали на комедийные роли, в которых просто невозможно было раскрыться в полную силу своих творческих возможностей. «Беспокойно, рискованно быть актрисой острой характерности, — признавалась она. — А острая характерность, доходящая порой до гротеска, и есть мое амплуа, если под гротеском не разуметь бессмысленного и безответственного кривляния».
Самой удачной из сыгранных в немом кино стала для Бирман роль мадам Ирэн в фильме Бориса Барнета «Девушка с коробкой». Этот персонаж был задуман режиссером, несомненно, в прямом расчете на Серафиму Германовну. Она создала запоминающийся образ властной нэпманши, владелицы шляпного магазина, внушающей по ходу действия сначала ужас, потом – презрение, а в итоге представшей перед зрителями трагической клоунессой. Но затем актриса стала отказываться от предлагавшихся ей новых ролей, не видя и не чувствуя в них себя, и карьера ее в кино временно прекратилась.
Впрочем, по этому поводу Серафима сильно не переживала. Гораздо более болезненным стал для нее поворот событий во МХАТе. Сигналом к наступлению на его труппу послужил отъезд из России Михаила Чехова. Не принимая многих революционных перемен, напрямую коснувшихся сферы искусства, актер и режиссер в 1928 году уехал в Германию, а потом из Европы перебрался в США. Вскоре руководство МХАТА-2 обвинили в идеологическом расхождении с генеральной линией партии, и это был, по сути, приговор – с 1936 года этот театр перестал существовать.
Вместе с частью теперь уже бывших мхатовцев Бирман перешла в Театр имени Московских профсоюзов. Там она начала пробовать себя и в качестве режиссера, осуществив, в частности, постановку спектакля «Васса Железнова», в котором сама же сыграла главную роль. А в 1938-м поступила в Театр имени Ленинского комсомола, куда сагитировал ее перейти бывший коллега по МХАТу Иван Берсенев, в то время возглавлявший Ленком.
Тогда же произошло возвращение Серафимы в кинематограф: она сыграла эпизодическую роль – матери ингуша Муссы — в фильме режиссера Лео Арнштама «Друзья», снятого по мотивам биографии С.М. Кирова. Но подлинный успех в кино пришел к Бирман в 1943 году, когда Сергей Эйзенштейн предложил ей роль боярыни Ефросиньи Старицкой, не побоявшейся бросить вызов самому Ивану Грозному, женщины особенной, исключительной, какой была и сама Серафима. Есть версия, согласно которой боярыню должна была сыграть Фаина Раневская, но ее якобы подвел при утверждении на роль пресловутый «пятый пункт» — у Бирман (при ее-то фамилии) в этой графе значилось «молдаванка». Для нее этот курьез стал поистине счастливым. «У каждого актера бывает роль, сразу сердцу близкая, — говорила впоследствии Бирман, — но это как выигрыш, как счастливая случайность. Приходится сжевать не один каравай, а то и зубы переломать на штампах — замшелых сухарях…»
Работать с Эйзенштейном актрисе было крайне трудно: она не понимала, не могла принять его методов и манеры поведения на съемочной площадке и предпочла общаться с режиссером в письменной форме.
В трактовке Бирман образа царской тетки — Старицкой есть много спорного, не соответствующего классическому представлению о боярынях времен Ивана Грозного, но игра ее оставляет неизгладимое впечатление благодаря огромной экспрессии актрисы, ощущаемой в ней мощной внутренней энергии. Примечательная деталь: пожелание создать фильм об Иване Грозном высказал сам Сталин. Он же лично утверждал сценарий, написанный Эйзенштейном. Съемки первой серии велись во время Великой Отечественной войны на студии «Казахфильм» в Алма-Ате. В прокат она вышла 20 января 1945 года, в 1946-м Сергей Эйзенштейн, Эдуард Тиссэ (оператор натурных съемок), Андрей Москвин (оператор павильонных съемок), Сергей Прокофьев (композитор), Николай Черкасов (исполнитель главной роли – Ивана Грозного) и Серафима Бирман были удостоены за ее создание Сталинской премии. В том же году Бирман было присвоено звание народной артистки РСФСР.
Сталинские репрессии не коснулись этой женщины, хотя не замечать и не понимать того, что происходило в стране, она не могла. В итоге оказалась, цитируя Осипа Мандельштама, «поваренной в чистках, как соль», но не запятнала при этом своей биографии, сохранила принципиальность и порядочность. Случалось в работе Серафимы такое, с чем она мириться никак не могла. К примеру, заглянув как-то на репетицию к Ивану Берсеневу, вместе с которым она фактически руководила Ленкомом, Бирман увидела, что ему принесли на режиссерский столик чай с бутербродами. Берсенев, не раздумывая, принялся уплетать, почмокивая, колбаску, а Серафима гневно воскликнула: «Как ты можешь? Ты! В Храме искусств!.. А еще режиссер! Это же Храм – святое место! А тут – храм-храм…»
Опасность Серафимы для окружающих состояла в том, что реакции ее зачастую были совершенно непредсказуемыми.
Однажды некая молодая актриса при ней просто прошлась по пустой и затемненной сцене – туда и обратно. Ну, так что? «Как вы посмели! — обрушилась на нее Бирман. — Вразвалочку — по сцене? Здесь Станиславский ходил на цыпочках! Вы понимаете – Станиславский!»
Далеко не простыми были взаимоотношения Серафимы Бирман с Фаиной Раневской. Но ошибочным, думается, было бы утверждать, что Сима завидовала Фаине Георгиевне, скорее, была на нее зла – по той причине, что их довольно часто путали, и притом не в пользу Серафимы. На одной сцене две знаменитости появились в спектакле «Дядюшкин сон» по Ф.М Достоевскому. Но этот эпизод не стоит считать соревновательным – на предмет того, кто в актерском мастерстве выше. Хотя бы потому, что Раневская выступала в этой постановке в главной роли, а Бирман досталась роль эпизодическая, длившаяся, в общей сложности, не более пяти минут. И что интересно, протекцию за эту роль составила Серафиме Германовне … Фаина Георгиевна, заявившая незадолго до этого, что роль Карпухиной – «противовеса» главному действующему лицу Москалевой — способна сыграть только Бирман. По случаю на этом спектакле присутствовал гость из-за океана Артур Миллер с супругой. Об игре двух звезд он отозвался так: «Раневская – замечательная актриса, но это – дважды два четыре, а то, что делает мисс Бирман, — это дважды два пять».
«У нее всегда дважды два было пять», — обобщил позднее режиссер Михаил Левитин, употребляя эту формулу в качестве высшей оценки творческого уровня Серафимы Бирман. Но это отнюдь не означает, что реакция на ее роли всегда была только восторженной. В какой-то период на нее навесили ярлык формалистки, обвиняя в том, что она отдает предпочтение форме в ущерб содержанию, и вынудили покинуть Ленком. Случилось это в 1958 году. А дальше был Театр имени Моссовета.
По мере того, как набегали года, Серафима Германовна все больше опасалась остаться без новых ролей, оказаться в числе тех, о ком с удивлением спрашивают: «Разве она еще жива?» Потому в каждый свой выход вкладывала максимум возможного. Она творила маленькие, но подлинные шедевры — по ее же словам, «из всякой ерунды, из придорожного мусора». Созданные Серафимой Бирман образы просто запредельны — лучше об этом, наверное, и не скажешь. Она оставалась герцогиней сцены вплоть до того дня, когда перед ней в последний раз опустился занавес…
Проявив незаурядные литературные способности (если человек талантлив, то талантлив во всем), Серафима Бирман написала несколько книг — «Актер и образ», «Труд актера», «Путь актрисы» и «Судьбой дарованные встречи». Среди сыгранных ею в театре ролей, кроме уже упомянутых, стоит назвать королеву Анну Стюарт («Человек, который смеется» В.Гюго), Двойру («Закат» И.Бабеля), Анну Григорьевну Греч («Так и будет» К.Симонова), а из режиссерских ее работ – «Салют, Испания!» А.Афиногенова, «Живой труп» Л.Толстого, «Сирано де Бержерак» Э.Ростана, «Под каштанами Праги» К.Симонова. В сценическом творчестве Бирман критики выделяли такие черты, как четкость психологического решения ролей и спектаклей в целом, остроту формы, публицистическую направленность, обостренное гражданское чувство. Режиссерский ее стиль театроведы характеризовали лаконичностью при четкости психологического рисунка и ярко выраженной театральности. Помимо сыгранных в кино ролей, Серафима Бирман участвовала в озвучивании картин «Остров ошибок», «Человечека нарисовал я» и «Рикки-Тикки-Тави».
Закат ее жизни был трагичным. Она оказалась в психиатрической клинике, куда ее, абсолютно беспомощную, перевезла племянница — своих детей у Бирман не было. Почти ослепшая актриса полностью ушла в себя и репетировала «Синюю птицу» Метерлинка. Она толком не понимала, где находится и что с нею происходит. Там, в психушке, она и скончалась 11 мая 1976 года, пережив на семь лет мужа — писателя, журналиста и сценариста Александра Таланова. Похоронена Серафима Бирман на Новодевичьем кладбище.
…Испытывая в последние годы жизни душевные страдания от одиночества, Фаина Раневская приговаривала: «Даже Бирман – и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала».
Мне кажется, суть светлой личности героини нашего повествования весьма точно отражают такие вот поэтические строки:
«Красота – это тяга такая,
Что ее нелегко превозмочь.
…Мы и с дьяволом в сговор вступаем
За одну лишь с красавицей ночь.
Но у рая и ада на стыке
И теперь, точно так же, как встарь,
Узнается в пугающем лике
Нотр-Дам де Пари, твой звонарь.
И звонит дни и ночи по плоти
Гулко колокол с птичьих высот.
Жизнь у Времени на эшафоте,
И не знаешь, чей завтра черед.
Ударяет топор зло и глухо –
Вспоминай о прекрасном и плачь…
Только перед величием духа
Отступает в бессилье палач.
И тропа от земного предела
В беспредельность небес пролегла…
Мир спасет красота, но не тела,
А души, что чиста и светла.
Журнал «Исрагео»
(https://isrageo.com/2015/09/14/birman116/),
информационный партнер «Кстати»
Фрэдди ЗОРИН
