Волшебная дудочка рассказчика

Я женщин не люблю, хотя вот

Мне плутни их порой милы –

То Фурцева министром станет,

То Тэтчер – лидером страны…

Дм. Пригов

Совсем недавно я слушал запись выступления 85-летнего Эдварда Радзинского на тему критики романа «Война и мир» ветеранами Отечественной войны 1812 года. Тематика литературно-исторического исследования в сочетании с манерой повествования и увлеченностью рассказчика произвели на меня очень сильное впечатление.

Невозможно было оторваться и пропустить хотя бы слово. Не знаю, сравнивал ли кто-нибудь Э. Радзинского с Крысоловом из Гамельна, мне такое сравнение представляется уместным. Э. Радзинский рассказывает, что, когда был напечатан в 1868 году роман Толстого «Война и мир», в печати появились критические отклики ветеранов 1812 года, уличавших автора в искажениях исторической правды и даже в клевете на Александра I. Одним из критиков романа стал близкий друг Пушкина Петр Вяземский, успевший к этому времени побывать и руководителем Главного управления цензуры и главой Русского исторического общества. Во время Бородинского сражения 20-летний Вяземский спас жизнь раненому генералу А. Н. Бахметеву, за что был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени. Другим критиком романа стал бывший министр народного просвещения Авраам Норов, который тоже участвовал в Бородинском сражении, где в результате ранения ему ампутировали ногу по колено. Эдвард Радзинский задается вопросом, что могло бы случиться с писателем и его великим романом, если бы на сигналы, поступившие от высокопоставленных ветеранов, оскорбленных в своих чувствах, обратила внимание прокуратура того времени и завела бы дело об оскорблении чувств ветеранов.

Кстати, вспоминаю, с каким увлечением я слушал шестьдесят лет назад, будучи старшеклассником, лекции нашего учителя литературы Феликса Раскольникова о романе «Война и мир», в частности о природе «культа личности» на примере восторженного отношения молодого Николая Ростова к императору Александру. Благодаря Феликсу Александровичу дочитал роман до конца и вспоминаю, что говорил Николай Ростов своему лучшему другу Пьеру Безухову: «…начни вы противодействовать правительству, какое бы оно ни было, я знаю, что мой долг повиноваться ему. И вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить – ни на секунду не задумаюсь и пойду. А там суди как хочешь». Радзинский в своем повествовании признает, что формально некоторые замечания ветеранов к описанию Толстым событий 1812 года могут иметь право на существование, но неизменен вывод о том, что царь всего лишь раб истории. Похожие мысли пытался донести до своих учеников Ф. А. Раскольников, давая тему школьного сочинения «Толстой о роли личности в истории».

Иван СЕРБИНОВ

Саннивейл