У врача

– Почему? Ведь зонд мне будут вводить не в голову, а совсем в другое место, – спросил я.

– Да, но предварительно вам сделают анестезию.

– Не надо никакой анестезии. Я хочу наблюдать, как вы проводите эту процедуру.

– Я передам ваши пожелания доктору, а пока раздевайтесь, ложитесь на левый бок и ждите. Вот вам пара теплых одеял.

– Мне и одного хватит, – сказал я.

– Два удобнее, – возразила она, – положите одно между ног, чтобы там что-то было.

– Все, что надо, у меня там уже есть.

– В таком случае второго одеяла не потребуется, – сказал врач, который зашел в кабинет и слышал последнюю фразу. Это был мужчина среднего возраста со скучным лицом, явно лишенный чувства юмора. Он строго посмотрел на медсестру и спросил, все ли готово.

– Да, – ответила она, – только вот пациент сказал, что он не хочет делать анестезию.

– Не хо-о-о-чет, – протянул доктор, – а в его медицинской карте написано, что в прошлый раз он очень плохо перенес колоноскопию.

– Этого больше не повторится, – пообещал я тоном юного пионера, уличенного в том, что он залил чернилами двойку в дневнике, – я очень постараюсь, потому что мне надо все увидеть своими глазами.

– Правильно, – одобрил врач, – за последние годы зонд стал значительно меньше, и процедура не так болезненна, как раньше.

– А зачем она вообще нужна? – задал я вопрос, ответ на который и так прекрасно знал.

– Ну, например, если в кишке обнаружатся полипы, то мы их удалим и отправим на биопсию, – ответил доктор.

– А потом? – спросил я.

– Потом посмотрим, но поскольку вы ни на что не жалуетесь, то в худшем случае у вас рак в самой ранней стадии, а в вашем возрасте это не опасно.

– Почему?

– Потому что рак развивается медленно и к тому моменту, когда достигнет критического уровня, вы уже умрете от старости. Сколько вам лет?

– Много, – буркнул я, – но свою первую колоноскопию я еще помню.

***

Делали мне ее, когда я приехал в Америку. Мои знакомые уверяли, что если во время обязательной для всех эмигрантов медкомиссии сказать, что болят кишки, можно получить инвалидность, а значит, и пособие, которое позволит мне жить, не работая. Надо только хорошо притвориться.

Я решил не упускать такой возможности и очень натурально все разыграл. Врач меня внимательно выслушал, осмотрел и сказал, что определить причину боли можно только после колоноскопии.

Я испугался, а друзья, подхихикивая, говорили, что я уже давно созрел для дефлорации.

Даже тогда, много лет назад, мне напоминали про возраст!

Им-то, конечно, легко было острить, но я нервничал. Я был молодой здоровый мужик, и при любой простуде мне казалось, что я умираю. Не убеждало меня и то, что остальные оставались живы даже после более серьезных недугов. Состояние болезни было для меня настолько непривычно и казалось таким ужасным, что, заболевая, психологически я страдал гораздо больше, чем физически. Я даже прививки никогда не делал, потому что боялся их больше, чем саму болезнь, но особенно я боялся уколов.

Началось это еще в детстве, во время очередной эпидемии, когда для иммунизации в школу приехала бригада врачей: представительный мужчина и девушка лет семнадцати. Узнав, что именно она делает уколы, я так разнервничался, что мое волнение передалось ей, и она обратилась к доктору:

– Можно я отдохну, Николай Владимирович?

– Нет, – ответил он, – ты должна научиться преодолевать усталость, иначе ты никогда не станешь хорошим врачом.

Она наполнила иглу вакциной, заставила меня повернуться спиной и воткнула острие прямо в лопатку. Я охнул и упал в обморок.

С тех пор, если мне надо было делать укол или давать кровь на анализ, я держал в руке ватку с нашатырем и то и дело нюхал ее, чтобы не потерять сознание.

Понятно, что первая в моей жизни колоноскопия вызывала у меня ужас, но выглядеть трусом или аферистом я не хотел.

Накануне я должен был голодать и принимать какое-то сверхсильное слабительное, но от страха у меня было такое состояние, что никакого слабительного и не требовалось, а в кабинете я упал в обморок еще до того, как мне сделали полный наркоз.

Никаких отклонений от нормы у меня тогда не нашли, инвалидность я не получил, и мне пришлось работать не до шестидесяти лет, как я бы это делал в Союзе, а до шестидесяти шести. С приятелями, которые советовали мне прикинуться больным, я больше не общался, а всем новым эмигрантам говорил, что обманывать американских врачей – себе дороже.

 

***

– Я смотрел вашу медицинскую карту, – прервал мои воспоминания доктор, – и выяснил, что вам делали колоноскопию, когда вы приехали из Советского Союза. Примерно в то же время я проходил ординатуру, и мне всего один раз пришлось сделать пациенту полный наркоз. Он так нервничал, что у него коленки дрожали, но никаких болезней у него не нашли.

– Наверное, это был я.

– Теперь уже не узнаешь, – сказал доктор.

– Почему же, – возразил я, – у вас должна сработать профессиональная память, посмотрите, может, вспомните, – я убрал одеяло, обнажив задницу.

– Не помню, – серьезно возразил он, – вот когда я войду в прямую кишку, тогда скажу точно. Конечно, за прошедшие годы там наверняка что-то изменилось, но есть характерные черты, которые от возраста не зависят, так же как голос у человека.

– Вы хотите, чтобы я подал голос?

– Нет, – без тени улыбки ответил он.

– Не буду, – согласился я, удостоверившись, что он начисто лишен чувства юмора и шутить с ним опасно: он мог обидеться и сделать со мной что угодно. К тому же я хотел увидеть, что находится в моей слепой кишке, и услышать его объяснения.

– Давайте начнем, – сказал он, и я впился глазами в экран, а он с немецкой педантичностью стал подробно все рассказывать. Когда видеокамера оказалась рядом с сердцем, я увидел колебания стенок прямой кишки, а сквозь них, как мне показалось, и само сердце. Затем проход сузился, и доктор сказал, что это вход в тонкую кишку, но ее он сегодня исследовать не будет, мы продолжим путешествие по основному маршруту. Когда зонд остановился около части, которая была чуть краснее, чем соседние, врач сказал:

– Узнаете?

– Нет, – ответил я.

– Здесь был аппендикс, и это все, что от него осталось. Хорошая работа. Давно вам его вырезали?

– Давно, – ответил я.

 

***

Я со своими студентами собирал тогда картошку в каком-то глухом колхозе Тульской области. Вечером у меня начались боли. Я не придал им значения, но утром они стали невыносимыми. Бригадир отвез меня в медпункт. Сестра поставила диагноз и позвонила в районную больницу. Пока за мной приехала скорая, я уже выл от боли.

Врач сказала, что нужна операция, что это вопрос жизни и смерти и если все оставить, как есть, то будет перитонит, но бояться мне нечего, потому что у нее огромный опыт. Она здесь только тем и занимается, что принимает роды да вырезает аппендиксы. Затем она велела мне лечь, специальными наручниками пристегнула руки и ноги к столу и повесила перед лицом занавеску, чтобы я не видел, как она ковыряется в моих внутренностях. Я попросил ее рассказывать, что она делает, но она ответила, что во время операции ей будет не до того.

***

На экране появились какие-то темные точки, и, предупреждая мой вопрос, доктор-колоноскопист сказал:

– Это мелкие крошки непереваренной еды, а кажутся они такими большими, потому что проектор увеличивает все во много раз.

– Во сколько? – спросил я.

– Не знаю, да это и неважно. Главное – что мы уже почти закончили и я не видел у вас никаких отклонений от нормы. Я сейчас пойду в кабинет и посмотрю запись. Мне надо убедиться, что я ничего не пропустил, а вы пока отдохните.

Как только за ним закрылась дверь, сестра сказала:

– Ну что, отмучились?

– Да, – ответил я с облегчением, – а зачем ему надо смотреть еще раз?

– Такой порядок.

– Сколько времени это займет?

– Не знаю, у всех по-разному. Да вы отдыхайте, все неприятности уже позади, – сестра взяла у меня ватку с нашатырем и выбросила ее в ведро для мусора. А я подумал: «Да, действительно, все позади, у меня все в порядке, я видел это своими глазами и теперь меня уже никто не обманет. Ведь в Америке медицина – это бизнес, и для того, чтобы содрать с пациента деньги, врачи могут навешать на уши любую лапшу, а потом делать никому не нужные дорогостоящие процедуры. Но я обошелся без анестезии, преодолел страх, не упал в обморок и теперь точно знаю, что колоноскопия мне больше не понадобится. Я даже нашатырь не нюхал, черт подери! Вот что значит сила воли!»

В этот момент вошел врач и сказал:

– Я внимательно посмотрел запись и понял, что пропустил два подозрительных пятнышка, тех самых, которые принял за крошки. Надо было взять их на биопсию. Конечно, можно все оставить как есть и проделать процедуру через неделю, но лучше все-таки повторить ее прямо сейчас. Тогда вам не придется еще раз голодать и принимать слабительное. Желудок у вас уже пуст, вся подготовка проведена, даже IV сестра еще не вынула. Анестезия вам не потребуется, вы уже доказали, что в состоянии обойтись без нее. И, кстати, мы с вами еще раз проведем экскурсию по слепой кишке. Говорят, что повторение – мать учения. А поскольку все случившееся – моя вина, я сделаю процедуру бесплатно.

***

Очнулся я от резкого запаха нашатыря. Доктор склонился надо мной. Впервые за день он улыбался.

– Ну что вы, голубчик, – сказал он, – разве можно так волноваться? Я пошутил.

– Повезло вам, что после колоноскопии нельзя принимать важных решений, – ответил я, – а то бы вам не поздоровилось.

– Повезло, – согласился он и улыбнулся еще шире.

 

Уважаемые читатели!

Вы можете приобрести у автора следующие произведения:

Сборник рассказов «Римские каникулы», в который вошли рассказы-лауреаты премий М. Алданова и О’Генри.

Роман «В Старом Свете», который вошел в длинный список Премии И.А. Бунина.

Цена – $15 с пересылкой. Адрес: Vladimir Lifson, 12535, 49-th ave North, Plymouth, MN 55442, USA

 Владимир ВЛАДМЕЛИ