Театр абсурда на школьной сцене

Накануне начала учебного года мне приснился неприятный сон. Я увидела себя в классе, на уроке, выговаривающей детям за невыполненное домашнее задание. Я была строга, но справедлива, потому что, предупреждая их о последствиях пренебрежения к заданным урокам, заботилась прежде всего о них, своих учениках, о знаниях, ими неусвоенных из-за недостатка практики.

Я спросила, помнят ли они, зачем вообще ходят в школу и напомнила, что их навыки чтения и письма значительно ниже стандартов, предусмотренных школьной программой. Причины на это были разные. Некоторые дети в стране  недавно, и не успели в достаточной степени овладеть английским. Некоторые были рождены уже в этой стране, но учились в двуязычных классах, где чтение и письмо, в основном, преподавались на испанском. В этом случае к пятому классу их разговорные навыки гораздо выше умения читать и тем более излагать мысли на бумаге. А некоторые оказались в группе неуспевающих исключительно из-за лени, поскольку уже усвоили, что, как бы плохо они ни учились, как бы ни игнорировали свои прямые обязанности, включающие, помимо всего остального, выполнение домашних заданий, их наверняка переведут в следующий класс. Как раз они, как обычно, и не сделали уроки.

А сон развивался по странному сценарию, и в моей спящей голове стали сгущаться тучи, потому что детям не понравилась моя манера называть вещи своими именами, и они пожаловались директору и родителям. А те заявили в полицию, предъявив обвинение в утере детьми веры в себя (self confidence). Дальше спать стало совсем опасно, и я резко проснулась с сердцебиением и мигренью. После чего задала себе вопрос: к чему бы это? Потребовалось совсем немного времени, чтобы понять – это предупреждение, голос свыше, непрозрачно намекающий о выборе мною правильной стратегии на предстоящий учебный год.

Выбирать было особенно не из чего: или ты бескомпромиссно делаешь то, что считаешь нужным и полезным для учеников, то, что научит их самодисциплине, ответственности, усидчивости –  и в итоге даст знания, или предпочесть противоположный вариант: не обращать внимания на их лень, безразличное отношение к учёбе, выполненные спустя рукава задания, но зато сохранить душевное здоровье. Что лучше – гнуть свою линию, добиваясь перфекционизма и приличных знаний, провоцируя при этом возможные конфликты с родителями и администрацией, или предпочесть «не замечать» определённые вещи, кажущиеся неправильными, недопустимыми с точки зрения педагогики и здравого смысла?

Кстати, о здравом смысле. По моим наблюдениям, это понятие стремительно исчезает из нашей жизни, а его место занимает что-то неопределённое и расплывчатое, именуемое политкорректностью. Начинавшаяся, как всё хорошее, с благих намерений, политкорректность стала той самой вымощенной дорогой, ведущей к окончательной победе демократии над «звериным оскалом капитализма», а на самом деле – к полной деградации общества. «Политкорректность – хуже ленинизма», – написал в своё время Владимир Буковский, и был прав. Политический словарь определяет политкорректность как «один из методов манипуляции общественным мнением с целью серьёзного влияния на помыслы людей и подавления любого протестного настроения». Кроме того, «требования политкорректности направлены только на большинство, а агрессивные меньшинства могут вести себя так, как им заблагорассудится», поясняет то же издание на примере «ущемлённых» представителей нетрадиционной ориентации, заявляющих о ней, в прямом и переносном сысле слова, на каждом перекрёстке. Понятно, что первоначально корректность означала попросту правила хорошего тона, умение тактично отнестись к чьим-то слабостям, странностям, заболеваниям, недопустимость унижения чьих-то чувств или оскорбления по расовому признаку, и т. д. Но, как говорится, заставь дурака Богу молиться… И вот уже восьмилетнего светлокожего ребёнка отстраняют от занятий на три дня из-за того, что он вслух сравнил цвет кожи своего одноклассника с шоколадом. Возмущённая директриса назвала мальчишку расистом, тем самым преподав сразу два урока. Оказывается, можно быть обвинённым в том, о чём ты понятия не имеешь и несправедливо по этому поводу наказанным. Оказывается, ребёнок, родившийся на Украине или в Сербии (а хоть бы и в Америке!) каким-то образом несёт ответственность за рабство, отменённое 145 лет назад и, стало быть, автоматически становится расистом. А если тот, оскорблённый, совершенно добровольно, а не в трюме, набитом живым товаром, приехавший из Нигерии или Эфиопии (а хоть и родившийся в Америке!) назовёт кожу своего одноклассника молочной, его тоже запишут в расисты? Конечно, нет, но он уже научился разыгрывать правильную карту, используя цвет кожи в своих интересах. Почему бы и нет – ведь политкорректность не предполагает одинаковых для всех норм поведения или общения.

Как-то незаметно стало плохим тоном  предъявлять единые требования всем социальным группам – в политике, в соблюдении закона и, естественно, в образовании. Неполиткорректно, когда в школе на 30 белых учителей всего четверо чёрных. «Представьте, как себя чувствуют афро-американцы, когда им преподают в основном белые учителя?» – вещает с трибуны приглашённый представитель районо. А подтекст прост – при приёме на работу рекомендуется руководствоваться не квалификацией преподавательских кадров, а спущенными свыше разнарядками. Но на самом деле, причина подобных заявлений вовсе не исходит от недовольных школьников, которым якобы неприятно видеть белых учителей. Детям, на самом деле, без разницы, какого цвета кожа у их преподавателя. Так же, как и нормальному учителю важен не цвет кожи сидящих перед ним детей, а их прилежание и желание учиться. Но разнарядки посылают те, кому надо показать имитацию бурной деятельности, те, кому надо выслужиться и хоть как-то доказать, что их должность вроде бы нужна. И не приходит в голову их спросить, а не являются ли подобные заявления расистскими, и не пора ли афро-американцам начать считать себя просто американцами? Ведь не называют же себя азиато-американцами выходцы из Азии или евро-американцами выходцы из Европы, и тем более никому из них не приходит в голову затребовать себе белых учителей. Всё же, дело, наверное, в том, кем ты сам себя видишь и ощущаешь.

Но, учитывая сегодняшнюю экономику и уровень безработицы, учителям приходится участвовать в этой навязанной бюрократами игре. Иначе можно поплатиться, как это случилось с выпускницей педагогического колледжа в первую же неделю её работы. Почему-то будучи уверенной в том, что и в коридоре дети должны вести себя соответственно школьным правилам, она одёрнула их, сказав, что неприлично им, подобно мартышкам, прыгать по дороге в столовую. Некоторые обиделись, пожаловались другой учительнице, той, у которой учились в прошлом году, она выразила свою озабоченность по поводу нетактичного обращения с детьми директору, и неосторожная девушка, видевшая своё призвание именно в этой профессии, получила первое предупреждение, которое затем отразилось на её годовой аттестации. Почему же всё-таки обиделись не все, а только некоторые? Опять же, дело в том, кем ты сам себя видишь и ощущаешь. И, если видишь себя мартышкой, то любое косвенное сравнение будет болезненным, подтверждая общеизвестную истину: каждый верит тому, чему хочется верить и принимать на свой счёт.

Когда родители верят и доверяют своим детям – это естественно. И когда ребёнок приходит из школы расстроенный, родители инстинктивно хотят его защитить от обидчика, будь то хулиганистый одноклассник или несправедливый учитель. Никто не станет отрицать, что в этой профессии, как и в любой другой, встречаются люди случайные, мучающиеся своей работой и мучающие других. Безусловно, общаться с ребёнком, интересоваться его школьной жизнью, слушать его и, главное, слышать – долг каждого родителя. Но воспитывать в нём правдивость и чувство ответственности – долг не меньший. Однако ветер перемен, дующий из Овального офиса Белого дома и сквозняком продувающий прямоугольные и квадратные административные офисы чиновников от образования, изменил ориентиры, и теперь ответственность за всё возлагается только на учителя. Он и преподаватель, и воспитатель, и нянька, и уборщик.  Должен делать всё, причём так, чтобы ребёнок получал от учёбы сплошное удовольствие (fun), чтобы ему не было скучно, чтобы уроки не в тягость, чтобы думать особенно не заставляли, чтобы старался только, когда захочется и, главное, чтобы чувство собственного достоинства не было задето. Это значит, что оценки за полученные контрольные в классе не оглашаются, потому что тот, кто, скажем, не выучил к пятому классу таблицу умножения, может, не дай Б-г, почувствовать себя некомфортно. Хвалить того, кто справился с заданием за 10 минут и при этом не только не сделал ошибок, но успел решить дополнительные задачи, тоже не рекомендуется – это ещё больше унизит двоечника. Гораздо спокойнее комментировать так, чтоб придраться было не к чему. А то, что после такой невнятной оценки ни толковому ученику – стимул  работать ещё лучше, ни слабому – стимул хоть как-то доказать свой потенциал – это неважно. Зато тихо, никто не жалуется, разошлись по домам и забыли. Нельзя сказать прямым текстом: как же так, ты в пятом классе, а читаешь, как первоклассник! Надо сказать: сейчас ты, согласно такому-то тесту, на двенадцатом уровне, а должен быть на пятьдесят втором. Нельзя сказать, что работа выполнена неаккуратно, что тетрадь грязная и её неприятно брать в руки. Рекомендуется сказать: сейчас ты не выполнил работу согласно своим возможностям, но в следующий раз, я уверен, ты справишься гораздо лучше. Именно такая формулировка должна вразумить и вдохновить к работе над собой.

Учебный год шёл своим чередом, и я помнила о своём сне, но всё же (как говорил мой сокурсник, когда его вызывали в деканат по поводу проигнорированных комсомольских собраний), потеряла самоконтроль. Я позволила себе (страшно сказать!) попросить ученицу переписать сочинённый ею полустраничный рассказ, поскольку в этом варианте не было ни знаков препинания, ни заглавных букв, да и написан он был настолько коряво, что она сама его вслух прочесть так и не смогла. На следующее утро в кабинете директрисы появилась возмущённая мама. Со мной она даже не поздоровалась – вместо этого презрительно отвернула голову и закатила глаза. Срываясь на крик, она поведала о том, в каком плохом настроении пришла домой её дочь и как она плакала, рассказывая о перечёркнутой красными чернилами классной работе. Правда, общалась она через своих детей, потому что говорила только по-испански. Если учитывать, что оба они родились в Америке, а старший учился уже в восьмом классе, четырнадцати лет ей не хватило, чтобы хоть как-то освоить английский.

– Учительница тебя обзывала? – сочувственно спрашивала директриса.

– Нет, – отвечала та.

– Кричала? Порвала тетерадь?

– Нет.

– Тогда что?

– Она исправила мои ошибки и заставила переписать начисто, – честно отвечал ребёнок.

– Но… это её работа, –  в недоумении констатировала директриса.

– Моя дочь должна возвращаться из школы в хорошем настроении, – продолжала настаивать мать, то ли вспоминая своё счастливое мексиканское детство, то ли свято веря, что с переходом через границу хорошее настроение становится таким же гарантированным «правом», как бесплатное обучение, медицина и вэлфер.

По мнению директора, конфликт был улажен. Девочка, кстати, в тот же день прекрасно справилась с контрольной, поскольку решила не игнорировать знаки препинания. Чувствовала она себя не очень комфортно, понимая, что хамская реакция любящей матери косвенно спровоцирована её собственным желанием оправдать себя и свою нерадивость. Да, конфликт был улажен, но послевкусие осталось – и не столько от тех, кто жаловался, сколько от реакции директрисы, от её явного желания «не связываться», не раздувать историю, ясно и чётко объяснив и матери, и дочери ИХ обязанности. Вместо этого она предпочла всё ту же политически корректную манеру разрешения спора, в результате которой неправый чувствует себя выигравшим, а правый – незащищённым.

Впрочем, тут в качестве ещё одного примера я приведу эпизод, случившийся в другой школе. Там во время урока преподаватель сделал замечание ученику, который непрерывно кашлял так, что брызги летели в лицо всем, кто сидел поблизости. Он попросил ребёнка прикрывать рот рукой. Утром (просто схема какая-то!) учителя уже ждал завуч, объяснивший ему, что манеры манерами, но всё же нужно думать о чувствах детей.

– Тех, на кого кашляли, или того, кто кашлял? – уточнил занудливый педагог. Завуч нахмурился, но всё же совершенно серьёзно рассказал, как он в беседе с отцом заступился за нетактичного преподавателя и даже показал ребёнку, КАК и почему надо кашлять и чихать не в пространство, не в ладонь, а в сгиб руки, в предплечье, потому что именно так сокращается распространение бактерий в воздухе. Почему же, вместо того, чтобы научить сына элементарным манерам, отец пошёл жаловаться и почему завуч не объяснил, что подобное замечание учителя справедливо и вовсе не является поводом для жалоб? Почему вместо этого играл в демократию, упражняясь в кашле и чихании вместе с пацаном, который теперь уже твёрдо усвоил, КТО хозяин в классе? Потому, что ему тоже хочется покоя, а для этого легче спускать на тормозах инциденты, не стоящие выеденного яйца, чем указать место обнаглевшему папаше. Что касается учителя, то корона с его головы не упала просто потому, что её уже давно там нет. Сняли, когда дали распоряжение учителям вытирать столы в школьной столовой.

Да, каждый преподаватель в течение дня имеет дополнительные обязанности, потому что в американских школах дети никогда не предоставлены сами себе – и это правильно. Поэтому кто-то из преподавательского состава находится с ними на площадке, кто-то сажает в автобусы по окончании классов, а другие присматривают во время завтрака и обеда. Учитель следит за порядком, за тем, чтобы не произошло чего-то нежелательного, он отвечает за безопасность детей. Но, поскольку персонал кухонного блока сократили, и у тех, кто стоит на раздаче, стало не хватать времени на периодическое вытирание столов, это поручили, а точнее, настойчиво порекомендовали делать учителям. Почему дети сами не могут с этим справиться? Конечно, могут. Но зачем? Во-первых, родители могут возмутиться такой трудодисциплиной. А во-вторых, гораздо логичнее, когда этим занимаются их педагоги. Ведь именно для этого они оканчивали два колледжа, посещали бесконечные семинары, сдавали экзамены на получение лицензии. Уж если завуч ходит с мокрой тряпкой в руке, то каким-то «учителкам» и вовсе нечего носом вертеть. Только интересно, почему после ланча ученики не смотрят на своего преподавателя, только что подтиравшего разлитое ими молоко и рассыпавшийся рис, с должным уважением?

Безусловно, уважение к преподавателю прежде всего зависит от него самого – от его знаний, умения держать внимание класса, его собственной любви к предмету и к профессии в целом. Но он – человек подневольный. Он не выбирает учеников, а должен учить всех: и талантливых, и ленивых, и избалованных, и умственно отсталых, и не совсем здоровых психически, и даже совсем нездоровых, вынужденных принимать сильные медикаментозные средства, позволяющие им оставаться адекватными. В одной классной комнате порой находятся дети как родившиеся и выросшие в Америке, так и приехавшие неделю назад из какой-нибудь африканской или азиатской страны, многие из них жили в лагерях переселенцев (refugee camps) и в школу вообще не ходили. Здесь их определяют в классы соответственно возрасту, и, если ребёнку 10 лет, значит, он пойдёт в пятый класс, несмотря на то, что даже на своём родном языке практически не пишет и не читает. При этом тесты штата не предполагают различий между учащимися, – вновь прибывшие, как и родившиеся здесь, по мнению составителей, должны обладать теми же знаниями, так что результаты отражают «среднюю температуру по больнице». Но в статистике, публикующейся затем в газетах, нет сносок, объясняющих «разношёрстность», разноликость и разноязыкость ученического состава. Школе выдаётся так называемый табель (grade report) и соответствующая категория, по которой общественность, в том числе и родители, судит об уровне преподавания, а стало быть, и квалификации учителей. Если успеваемость поползла вниз, директора вызывают на ковёр (кроме того, он не получает бонуса, называемого надбавкой за показатели), а он, соответственно, уже разбирается у себя в школе – кто?! почему?!  – казнить или миловать.

Спрашивается, где же тут здравый смысл? Там же, где негласный закон, позволяющий спрашивать с учителей, но не с самих учеников. Если успеваемость класса падает ниже определённого процента, учителя ставят на соответствующий план и дают срок, за который он обязан эту успеваемость улучшить. В противном случае ему грозят плохая аттестация и увольнение. Если же учащийся начальной школы отстаёт на несколько лет в своих знаниях по основным предметам, и в третьем классе читает по слогам – не потому, что только приехал в страну, а потому, что бездельник, его будут переводить из класса в класс, ибо это проще, чем оставить на второй год. Во-первых, второгодники портят статистику. А во-вторых, на это нужно согласие родителей, без которого все бумаги – годовые и экзаменационные отметки, отчёты учителя о проделанной работе – не стоят ничего.    Во время собрания, на котором учителям в очередной раз напоминали о нежелательных последствиях снижения успеваемости, завуча спросили, почему бы ему не провести беседу с учащимися, объяснив им тоже возможные для них последствия пренебрежительного отношения к своим обязанностям. Завуч посмотрел на задавшего вопрос нехорошим взглядом и спросил: «Вы что, предлагаете их запугивать? Хотите, чтобы дети потеряли уважение к себе?»

В английском языке есть выражение, которое трудно перевести дословно, возможно, потому, что в русском такого понятия нет в принципе: “To feel good about yourself” – то есть, быть довольным собой, чувствовать себя хорошо по отношению к самому себе. Хорошая, правильная вещь, когда есть основания для такого отношения. Хвалить ребёнка полезно и необходимо – за ум, упорство, сообразительность, любознательность, старательность, прилежание, собственный взгляд на вещи, и т. д. Но, если похвала ничем не подкреплена, если ребёнок привык быть вечно довольным собой, без всякого на то основания, он, скорее всего, превратится в неудачника, который так никогда и не поймет, что такое ответственность и зачем она нужна.

Чувство собственного достоинства – вещь хрупкая, и потому его необходимо культивировать. Об этом, безусловно, знают работники образования, и особенно те, которые учат, КАК надо учить. Видимо, поэтому директор одной из частных школ придумала и воплотила в жизнь потрясающую воображение игру. Надев большие солнечные очки, усевшись посреди сцены в кресле и выстроив напротив полукругом группу детей, она позволяла им кидать себе в лицо взбитые сливки. При каждом попадании все участники заразительно смеялись, не только получая от этого удовольствие, но и стимулируя рост чувства собственного достоинства.

Кроме зависимости от администрации, есть ещё зависимость от родителей, многие из которых проявляют активность не тогда, когда их ждут на родительских собраниях, не тогда, когда нужно купить ребёнку тетради и карандаши, обсудить его поведение и проверить, сделаны ли уроки, а в совершенно противоположных ситуациях. Например, когда, по мнению родителей, уроков слишком много, или когда ребёнок вдруг не получил бесплатно то, что привык получать. Например, школьные принадлежности. Школа всегда помогала неимущим семьям; давно и повсеместно действует система бесплатных завтраков и обедов, классные комнаты снабжаются учебниками, бумагой, калькуляторами и т. д. Но всё чаще родители считают возможным отправлять детей в школу практически с пустым ранцем. Они знают, если ребёнок скажет – моя мама не может (или ей некогда) купить мне тетрадь, карандаш, и т.д, учитель просто даст ему всё необходимое, не задавая лишних вопросов. И всё чаще и чаще учителя тратят довольно крупные суммы из своих невеликих зарплат, делая то, что считалось обязанностью родителей. Согласно опросу, учителя начальных классов тратят в среднем от 100 до 400 долларов перед началом учебного года. Им проще потратить эти деньги, чем ждать неделями, когда школьники наконец-то принесут всё, что необходимо для нормальной учёбы. И тем более никто не спросит, а почему, собственно, ребёнок не готов к занятиям, почему родители перекладывают свои непосредственные обязанности на школу. Но ответ прост – привычка. Зачем делать то, что сделают за тебя? Зачем тратиться на то, что и так дадут? И вот уже в школах выдают не тетрадки, а полностью укомплектованные рюкзаки, одежду, а между бесплатными завтраками и обедами из трёх блюд ещё разносят по классам свежие фрукты – детям необходимы витамины. Вот она, американская мечта наоборот – everything is free!

А что дальше? Дальше хочется ещё больше получать и меньше делать, потому что бесконечная помощь развращает, потому что она отучает самостоятельно принимать решения и отвечать за них, потому что приучает к мысли, что в жизни ничего добиваться не надо, а всё дадут и так – и даже отдавать не придётся. Признаки этого уже сейчас видны невооружённым взглядом. Сначала «невинные» вопросы учителю – а что вы нам подарите на Рождество? Затем разочарование – о, это всего лишь книжка (28 таких, купленных и завёрнутых в красочную бумагу с ленточками и блёстками)! А я хотел игрушку или конфеты…Дальше – больше, почему на ланч сегодня пицца с салями? Я – мусульманин, мы это не едим. О, сегодня опять сливы – а персиков нет? Почему мне дали тетрадь в жёлтой обложке, мне нравится вон та, в красной. Ответы на эти претензии, приходящие в голову – не нравится эта пицца или сливы, приноси свои из дома. Не нравится жёлтая тетрадь, скажи маме, чтоб купила всех цветов радуги – в магазине. Не подходит книжка, давай её сюда и научись говорить спасибо за подарки. Это стало бы уроком, но, к сожалению, учителя сегодня стараются избегать острых ситуаций и неприятных ребёнку слов. Не хочется проблем. Лучше промолчать, следуя постулату: “Make your state of mind more important than what you are doing” – душевное спокойствие важнее того, что ты делаешь.

Учитель с огромным стажем, помнящий времена, когда дети приходили в школу со своей едой и своими тетрадками, как-то поинтересовался у администрации, как это возможно, что из девятисот школьников восемьсот получают двухразовое бесплатное питание. Неужели родители этих восьмисот не работают или их заработок ниже уровня бедности?

– Эта социальная программа основана на формах, заполненных родителями, – был ответ.

Видимо, предоставленную родителями информацию никто не проверяет, решил учитель, раз целые семьи разновозрастных детей поколениями учатся в этой школе и всё никак не дорастут до уровня, позволяющего самим  заплатить за еду. Видно, кому-то выгодно растить поколения нахлебников и вэлферщиков, живущих на налоги тех, кто работает и за себя, и за них. На дверях многих школ висит плакат «Через эти двери входит будущее страны». Будущее закладывается сегодня, сейчас. Похоже, билеты в театр абсурда уже проданы. Аншлаг!

 Зоя Мастер

Денвер, Колорадо

www.zoyamaster.com