Такая уж поговорка у майора была… (с)

Уехать из города было необходимо.
Тесно и тошно было в городе.
Услужливое мироздание отреагировало на импульс довольно оперативно, заманив в один со мной троллейбус бывшего одноклассника.
– Сорвали с работы, – раздраженно заговорил он после стандартных приветствий, –  сижу уже неделю, как попка, в военкомате, повестки выписываю.
В моей голове начало слегка искрить и погромыхивать.
– Слушай, Буля! – сверкнуло окончательно, – сделай мне сборы!
Это несомненно было то, что нужно.
Не думать. Не принимать решений. Тупо выполнять приказы.

Уже через неделю с повесткой в руках я переступил порог кабинета военкома.
– Вы Булича Олега знаете? – почему-то понизив голос, спросил подполковник, когда я представился. – Это он о вас говорил?
Было похоже на вовлечение в некую коррупционно-мафиозную структуру.

– Вы направляетесь, – торжественно продолжил военком, – на 30-дневные офицерские сборы в расположение танковой части города Флорешты.

Флорешты… Уютная казармочка на 20 человек, нормальные – в один ярус кровати, стол для преферанса…
Красноватого цвета морда куратора – майора Гимпу удивительно гармонировала с красными “Жигулями”, на которых он носился по улицам города.
Майор представлял собой, без сомнения, тупиковую ветвь эволюции.
Ежедневно на утреннем построении мы узнавали свежайшую, из первых рук, информацию о неуклонно возрастающей роли дисциплины на современном этапе. Причем, эта информация в его устах причудливым образом увязывалась с необходимостью получения личным составом характеристик в конце месяца.

Если в первую неделю мы все-таки дважды видели танки – один раз погоняли по полигону, а второй раз постреляли, то вторая неделя принесла абсолютный мир и покой. Один только Гимпу продолжал по утрам свою просветительскую деятельность докладами о неуклонном росте…
Появилась масса свободного времени. Выход в город за пределы части был теоретически запрещен, но кому под силу остановить партизанское соединение?

Флорешты 80 – х (да и сегодняшние, наверное) – прямо скажем, не Лас-Вегас.
Невразумительные улицы, небольшой сквер с поломанными скамейками, кинотеатр с одним и тем же на протяжении двух недель индийским фильмом, почта, откуда можно было дозвониться до Кишинева в течение каких-нибудь полутора-двух часов и нетребовательные девушки с местного молокозавода…
Вот, пожалуй, полный набор…
Иногда оставались в казарме. Преферанс, веселый треп…
Сашка брал гитару…
– У нееееей т-а-к-а-я маааленькая грудь, – жмурясь затягивал он.

Во время одного из групповых променадов, на городской улице раздался резкий скрип тормозов – из окна остановившихся на противоположной стороне “Жигулей” выглядывала морда Гимпу.
Он пристально всматривался в группу военнослужащих, пытаясь идентифицировать и запомнить.
Мои спутники благоразумно отвернулись, пряча лица.
А я… Думаю, это был один из самых необъяснимых поступков в моей жизни.
Я поклонился майору в пояс…

Утро следующего дня началось нестандартно.
После триединого заклинания “Равняйсь, смирно, вольно”, Гимпу, казалось, напрочь забыл свое земное предначертание. Заложив руки за спину, молча ходил вдоль строя, оставляя личный состав в полном неведении по поводу динамики роли дисциплины.
Время от времени он встряхивал головой, покрякивал и шевелил губами.
Пауза затягивалась.
Заподозрить майора в приверженности к традициям именно МХАТовской школы было бы несправедливо.
Просто мысль, которую он напряженно думал с утра и пытался озвучить, предательски ускользала.

– Хех-х-х, Айзенштейн…, – сконцентрировался, наконец, мыслитель, – сколько живу, первый раз вижу, чтобы еврей был таким пьяницей.

Мнения сослуживцев разделились. Одни выражали готовность немедленно взять меня на поруки, другие настаивали на принудительном лечении в Л.Т.П.  Кто-то предложил исключить выродка из рядов евреев.
При этом все были единодушны в оценке небогатой впечатлениями жизни полководца.

Жизнь с этого дня заиграла новыми красками.
Стоило мне утром продрать глаза, как кто-нибудь пристально вглядывался в мое лицо и заполошно голосил:
– Опя-я-ять! С самого утра уже зенки зали-и-ил!

Смешно было еще и потому, что в тот месяц я не пил даже пива. Не хотелось…
А уж в качестве средства решения проблем спиртное вообще никогда мною не воспринималось.
Оно усугубляет существующее состояние – легкий кураж обращает в тяжелую эйфорию, а тяжелую грусть – в легкую депрессию, никогда при этом не меняя знак на противоположный.

Но майор закусил удила. У человека появилась цель, а великая цель, как известно, рождает великую энергию.
– Вы обратно пьян, товарищ лейтенант! – грозно и многозначительно объявлял он при встрече.
– Никак нет, товарищ майор! – по-швейковски рапортовал я. – Вы ошибаетесь.
– Ну, подожди! Те! Я характеристику!

Надо сказать, что мироздание, видимо, посчитав свою миссию по отношению ко мне выполненной, в какой-то момент полностью перешло на сторону неприятеля.
Раз за разом сталкивало оно меня с майором в совершенно недвусмысленных, с его точки зрения, ситуациях.
То он проезжал мимо именно в то мгновение, когда я отходил от пивного ларька, где покупал сигареты…
То поворачивал из-за угла в разгар моего приятелям рассказа, сопровождавшегося активной жестикуляцией…
– Не видать ли где Красной армии? – интересовался я, и в эту же секунду Гимпу проносился мимо, подпрыгивая на сиденье и беззвучно что-то крича. Впрочем, артикуляция его не оставляла большого простора для фантазии.

– Напился пьяный, сломал деревцо. Стыдно людям смотреть в лицо, – продекламировал Игорь, глядя в мою поскучневшую физиономию.

Пошла последняя неделя.
Мы сидели в курилке у входа в казарму, когда в конце аллеи появился Гимпу.
Он был счастлив. Это было видно невооруженным взглядом – каждая жилка его ликовала.
В руках майор держал одолженный у знакомого гаишника прибор.
– Вот мы сейчас, – радовался борец за идею, – протокол… и в характеристику…
– Дыхните-ка вот сюда, товарищ лейтенант, – Гимпу протянул мне трубку.
– Ччччерт, не работает, что ли? – расстроился он через секунду, – обратно дыхните. Сильнее!
Посмотрел трубку на свет, встряхнул…
– Что такое? – удивлению его не было предела.
Снова встряхнул… Посмотрел на свет…
Дунул в трубку сам и удивился еще больше.
– Работает, сука… – ошарашенно пробормотал он.

– Отставить смех! – заорал на всех Сашка.
– Господа офицеры, – продолжил он, – уверен, что выражаю общее мнение, – никто не видел никакого прибора.

Следующее утро было светлым и радостным, без построения. Все равно нужно было вставать, потому что завтрак.
Гимпу мы больше не видели.
Не пришел он и прощаться. Прислал прапорщика, который открыл каптерку с нашей гражданской одеждой.

Удивительный месяц…
Как-то все сошлось тогда – магия Абдрашитовского “Парада планет”, самого “мужского” из когда-либо виденных фильмов (25 лет назад посмотрел его 5-6 раз подряд и до сих пор помню каждый кадр, каждый поворот головы), звездный состав сослуживцев и даже бедный Гимпу.

Пазл сложился.
Можно было возвращаться.

Валерий Айзенштейн