Страсти лошадиные

(Из серии «Приключения изобретателя»)

Как-то раз перед перерывом на ланч в лабораторию зашла секретарша и говорит мне:

– Там пришел какой-то господин. Он хочет поговорить с медицинским инженером. Вы не выйдете к нему?

В приемной ждал элегантного вида седоголовый джентльмен лет шестидесяти; я представился как биомедицинский инженер и спросил, чем могу быть полезен. Он назвал свое имя: Флойд Карлсон, сказал, что хочет обсудить одну интересную идею, и, если я не возражаю, он приглашает меня на ланч в соседний ресторанчик, где мы сможем поговорить. Я согласился, и мы отправились через дорогу в кормушку, куда работники нашей фирмы часто заходили перекусить. Заказали себе по салату с сардинами, и Флойд поделился со мной своей идеей:

– Не уверен, что вы знаете, но у многих животных, включая человека, скелетные мышцы содержат волокна двух типов: медленного сокращения и быстрого сокращения. К примеру, у кур есть белое мясо, оно из быстрых волокон, и темное мясо, состоящее из медленных волокон. Темное оно потому, что сильно пронизано кровеносными капиллярами. Но я не о курах. Меня интересуют лошади. У лошадей те же два типа мышц – медленные и быстрые. Фокус, однако, в том, что у одной лошади почему-то преобладают быстрые волокна, а у другой – медленные. Но вот у какой какие и в какой пропорции – это дело случая. Очень важный вопрос – узнать, что там у конкретной лошадки за волокна.

– А почему это важный вопрос? – спросил я. – Не все ли вам равно, какие у коня или кобылы мышцы? Это же не курица с белым и темным мясом. Мы лошадей не едим.

– Мы-то точно, не едим, – засмеялся Флойд, – тут дело тоньше. Лошади с преобладанием быстрых волокон хороши для бега на короткие дистанции, а те, что с медленными волокнами, показывают лучше результаты на длинных пробежках. Они еще хороши для тяжелой работы, например возить грузы. Медленные мышцы густо пронизаны капиллярами и обильно снабжаются кровью, а вот быстрые могут запасать энергию и выделять ее с большей силой, но там капилляров мало, кровоснабжение хуже, они быстрее устают…

– Флойд, – перебил его я, – кому в наш век дело до лошадиных мышц? Сейчас везде трактора и машины…

– Да вы что! – воскликнул он. – А на ипподромах ведь не трактора скачут, а лошади. Когда жеребенок родится у какой-то призовой кобылы или от миллионного папаши-производителя, очень важно знать, какие у этого жеребенка мышцы. Когда вырастет, сгодится ли он для состязательного бега или просто для верховой езды – детишек катать? Призовые лошади стоят миллионы, и жеребята от них идут за огромные деньги, если у них есть хороший беговой потенциал. Тип мышц и определяет этот потенциал. На скачках крутятся бешеные деньги. Если, к примеру, знаешь, что у какой-то лошади преобладают быстрые волокна, ставь на нее: шансы выиграть в тотализаторe на ипподроме будут куда выше.

– Ну и как же вы определяете, какие там волокна? – поинтересовался я.

– Есть стандартный метод: особым шприцем берут у лошади биопсию, то есть образцы волокон из разных мышц по всему телу, потом замораживают их при жидком азоте и посылают в Англию в специальную лабораторию. Там делают анализ и отправляют владельцам отчет. Одна проба стоит десять тысяч зелененьких – хорошие деньги, да и для лошадей это очень болезненно, есть риск инфекции. Владельцы лошадей на это идут весьма неохотно, но деваться некуда.

– Ну хорошо, это все очень интересно, – сказал я, доедая свой салат, – однако я на скачках не играю, лошадей у меня нет и, по правде говоря, не понимаю, я-то чем могу вам помочь?

– Фирма, где вы работаете, как мне говорили, специализируется на приборах для исследования биологических тканей. У меня к вам вопрос, а вернее деловое предложение: можете ли вы найти способ для определения типа мышечных волокон безо всякой биопсии? То есть не протыкая шкуру лошади, а через ее поверхность, быстро и безболезненно для животного. Если можете, я оплачу все расходы на разработку, потом мы наладим производство и прибыль поделим пополам. Как вам это предложение?

– Мне надо подумать, прежде чем я смогу вам сказать что-то определенное, – ответил я. – Кроме того, я на зарплате в этой фирме и без позволения хозяина заниматься бизнесом на стороне не имею права. Дайте мне несколько дней, я вам позвоню.

На этом наша беседа о быстрых и медленных мышцах закончилась. Вернувшись в компанию, я зашел в кабинет к хозяину и рассказал ему об этом разговоре. Он к идее о детекторе лошадиных мышц отнесся весьма скептически и сказал, что для его компании такой лошадиный бизнес не по профилю. Однако, если мне интересно, он не против того, чтобы я в свободное от работы время что-то для Флойда Карлсона придумал.

У меня дома было несколько книг по анатомии человека и животных, и я довольно быстро разобрался с мышцами. Вскоре мне пришла в голову мысль, что раз медленные мышцы значительно гуще пронизаны капиллярами, а капилляры наполнены кровью – хорошим проводником электрического тока, значит, электрическое сопротивление быстрых и медленных мышц должно заметно разниться. Особенно вдоль и поперек волокон. На основе этих соображений я разработал электронные схемы датчика и детектора, сделал чертежи механических деталей, а затем позвонил мистеру Карлсону:

– Послушайте, Флойд, у меня есть кое-какие соображения, как сделать поверхностный измеритель мышц для лошадей. Он будет несколько напоминать стетоскоп, где вместо мембраны установлены электрические контакты, которые нужно будет прижимать к шкуре лошади. Я уже сделал чертежи; приходите, я вам их отдам. Надо только найти какого-то механика, чтобы изготовить детали этого детектора.

Флойд нашел механика-умельца, дней через десять принес мне все детали, а в выходные я смонтировал электронную схему и собрал прототип мышечного детектора в небольшом чемоданчике. На конце кабеля был датчик-«стетоскоп». Для измерения мышечных волокон его надо было смазывать специальным гелем и прижимать к шкуре там, где находилась интересующая нас мышца. Лошадей для испытаний поблизости не обнаружилось, поэтому я измерил свой бицепс, но полученные цифры ничего не говорили. Откуда мне было знать, какие там у меня под кожей мышцы – быстрые или медленные? Я позвонил Флойду, он сразу приехал, и я ему сказал, что прототип готов, но что он показывает, совершенно непонятно. Хорошо бы где-то найти несколько лошадей, у которых раньше брали биопсию и свойства их мышц известны. Мы этих лошадей обмеряем и сравним биопсию с показаниями нашего прибора, чтобы его откалибровать.

Флойд обрадовался и сказал, что с этим проблем не будет. У него есть несколько знакомых конюхов на ипподроме Парк Бельмонт на Лонг-Айленде, что недалеко от Нью-Йорка, мы туда поедем и, он уверен, они нас допустят к их призовым лошадям.

В следующую субботу я на машине поехал в Парк Бельмонт. Подкатил к конюшням и сразу увидел Флойда, который ждал меня на паркинге. Я достал из багажника свой чемоданчик с мышечным детектором, и мы пошли к одной из входных дверей. Меня поразило, что почти около каждой конюшни стоял или «роллс-ройс», или «бентли». Я спросил Флойда:

– Насколько я понимаю, в конюшнях находятся призовые лошади, которые стоят миллионы долларов. Видимо, эти роскошные автомобили принадлежат владельцам лошадей?

Флойд засмеялся:

– Ну что вы, лошадиные владельцы – народ скромный, они приезжают навестить своих лошадок на простых машинах, «шевроле» или «тойотах». А на «роллс-ройсах» ездят жокеи. Вы наверняка над этим не задумывались, но я вам скажу: жокей – это такой маленький человечек, у которого мозгов явно меньше, чем у лошади, на которой он скачет. По правилам ипподрома, он получает 10% от выигрыша, а потому довольно скоро успешный жокей становится очень богат. Но поскольку ума у него нет, то как ему тратить деньги, он сообразить не в состоянии. Единственное, что приходит в его безмозглую голову, – купить страшно дорогой автомобиль, чтобы этим уесть других жокеев. Так что не удивляйтесь: таков мир ипподрома. Вы меня тут у дверей подождите с чемоданчиком, туда без разрешения посторонним входить нельзя. Я пойду сначала сам и постараюсь уговорить конюхов, чтобы нам позволили измерить лошадей.

Флойда не было с четверть часа, а когда он вышел, то сказал, что конюхи боятся подпускать к лошадям незнакомых людей, да еще что-то с ними делать, и уговорить их невозможно. Однако в конюшне как раз оказались два владельца трех призовых коней с известной биопсией, и они в принципе не возражают, но хотят узнать у меня детали опыта. Затем Флойд провел меня внутрь и познакомил с двумя джентльменами. Я им рассказал, как работает детектор и как будут проходить измерения. Услышав, что через электроды пойдет электрический ток, они сначала заволновались, но я их успокоил, сказав, что ток очень слабый и я могу это доказать на личном примере. Затем я закатал рукав, прижал датчик к руке и включил детектор. На дисплее появились цифры, а со мной ничего не случилось. После этого мне позволили подойти к лошадям.

За какие-то полчаса я промерил все мышцы на ногах и крупах трех красавцев-скакунов и записал цифры в свою лабораторную книгу. Владельцы, Флойд и конюхи на все это смотрели с интересом и даже изредка помогали: придерживали строптивых лошадок, чтобы те не суетились. Когда все было закончено, я дал номер своего факса лошадиным хозяевам и попросил, чтобы они мне прислали копии отчетов по биопсии. После этого мы с Флойдом разъехались по домам.

Тем же вечером я получил два факса со всеми данными и занялся обработкой эксперимента. После того как все было готово, стало ясно, что мой прибор дает верные показания где-то в 70% случаев, что для начала совсем неплохо. Но главное – я понял, как надо его улучшить. Я сделал изменения в схеме, позвонил Флойду и попросил для проверки улучшенного детектора организовать еще один раунд испытаний на тех же самых лошадках. Он обещал все сделать в ближайшее время. Вскоре он мне позвонил и сказал, что будет ждать меня в субботу на ипподроме у тех же конюшен, что и в прошлый раз.

Когда в субботу часов в десять утра я открыл гараж и сел в машину, чтобы поехать на Лонг-Айленд, увидел, что на улице стоит черный «кадиллак», загораживая мне выезд. Я посигналил, но «кадиллак» не сдвинулся с места. Тогда я вышел из гаража и подошел к его водителю, чтобы попросить отъехать. Тут дверь машины открылась, вышел коротенький смуглый человек, в синем костюме, с зубочисткой в пухлых губах и солнечных очках, что меня слегка удивило: день был совсем пасмурный и даже смуглый, как и этот мускулистый коротышка. Еще больше я удивился, когда он назвал меня по имени, потом открыл заднюю дверь и вежливо предложил мне сесть внутрь. Я ответил, что у меня для шуток нет времени, я тороплюсь, а в «кадиллаке» мне кататься неинтересно, и попросил его отъехать от гаража. Но он замотал головой, вынул зубочистку и сказал с заметным итальянским акцентом:

– Мой босс приглашает вас на ланч. Дам вам дружеский совет: не упрямьтесь, садитесь в машину и поехали. Если мой босс кого-то приглашает, это большая честь и самое разумное – принять приглашение. Так для вас будет лучше. Поверьте, я знаю, что говорю: почти никто еще не отказывался, а кто отказался, потом сильно пожалел.

После такого убедительного приглашения я понял, что дело принимает пикантный оборот и для моего здоровья будет безопаснее не артачиться, потому закрыл гараж, вернулся к «кадиллаку» и послушно сел на заднее сиденье. Машина выехала на 95-е шоссе и покатила в сторону Нью-Йорка. Водитель поставил кассету с итальянскими песнями в исполнении Дина Мартина и всю дорогу, не вынимая зубочистку, подпевал себе под нос, со мной не разговаривал, а я сидел молча, пытаясь осмыслить, что это все может значить.

Через полтора часа мы въехали в Манхэттен, проехали вдоль Гудзона, по 24-й улице свернули на 9-ю авеню и вскоре остановились у невзрачного кирпичного дома с пожарными лестницами по фасаду. На первом этаже был итальянский ресторанчик под вывеской «Пепе Галло». Водитель вышел, открыл мне дверь и показал на вход: «Идите туда». Я так и сделал. Вошел, огляделся и стал глазами искать сам не зная кого. Внутри было довольно сумрачно, на потолке крутился вентилятор, посетителей мало, человек пять или шесть, все мужчины. В дальнем углу за столиком, покрытым белой скатертью, с бокалом вина в руке сидел пожилой господин с большим мясистым носом и сильно морщинистым лицом. Увидев меня, он встал, помахал мне рукой, и я подошел.

– Рад, что вы нашли время со мной перекусить, – сказал он не столько с акцентом, сколько с легкой итальянской интонацией, – мое имя Тони. Так меня и зовите: Мистер Тони.

Тут же к столу вперевалочку подбежал коротенький человек со сдобным румяным лицом и в белом фартуке: не то хозяин, не то шеф-повар. Он подобострастно склонился, своей улыбчивой физиономией и всей фигурой изображая знак вопроса.

– Сделай-ка нам, Пепе, аррабиату, как ты умеешь. Да соуса не жалей, – сказал Мистер Тони, и затем, обращаясь ко мне: – Очень вам рекомендую. Никто, кроме Пепе, так не делает аррабиату. Пальчики оближешь. Как? Не знаете, что это такое? Ай-ай-ай, да это же макароны пенне ригате с пикантным соусом из пеперончино! Обожаю все острое.

Пепе умчался на кухню, а Мистер Тони продолжил:

– Я ведь для чего вас пригласил: хочу узнать про удивительную машинку, что вы сделали для мистера Карлсона. Как мне объяснили, она может определять, какая лошадь выиграет на скачках. Я в технике не силен, так вы мне по-простому объясните: это что, действительно так?

– Мистер Тони, – сказал я, – по правде говоря, я весьма удивлен, что меня так бесцеремонно привезли сюда, в Нью-Йорк, даже не спросив моего согласия. У меня была назначена встреча с мистером Карлсоном, и теперь я на нее опоздал. При всем моем к вам уважении, я же вас не знаю и не понимаю, почему я должен рассказывать незнакомому человеку про наш с Карлсоном проект. Это ведь наш с ним бизнес, ничей больше.

– Ах, какая досада, – покачал головой Мистер Тони, – значит, мой шофер вам ничего не объяснил? Ну ничего, это легко поправить. Я, как бы это вам поделикатнее сказать, являюсь кем-то вроде президента некоей… корпорации, которая, среди прочих вещей, имеет интерес в беговом бизнесе. Ясно? Рад, что вы понимаете. Поэтому нас очень интересует ваша машинка. А с мистером Карлсоном у вас проблем не будет, мы с ним уже договорились, ваша встреча с ним отменена, и он просил вам передать, что не возражает, если вы мне все расскажете.

– Ну, если вы с ним договорились и он согласен, тогда окей, – ответил я. – В двух словах дело обстоит так. Похоже, вас ввели в заблуждение и неверно сказали, будто мой прибор сможет предсказать, какая лошадь выиграет на скачках. Он это сделать не в состоянии. В лучшем случае детектор лишь определит, есть ли у лошади хороший шанс быстро бегать. Только шанс, но никакой гарантии выигрыша. Хотя, думаю, и это немало. Не хочу морочить вам голову техническими деталями, скажу лишь, что детектор пока в начальной стадии, его надо испытывать на лошадях и доводить до кондиции, прежде чем им сможет пользоваться неопытный человек, скажем, конюх. И потом, у меня пока есть лишь лабораторный образец, до серийного производства еще долгий путь.

– Ну что за проблема! – улыбнулся Мистер Тони. – Кому нужно серийное производство? Два-три экземпляра – это все, что требуется. Я предлагаю вам изготовить эти машинки для моей… э… корпорации. Для испытаний на ипподроме вам будет дана полная свобода: когда хотите, на каких лошадях, сколько угодно – все что пожелаете. Мы это берем на себя. Вы мне только скажите, какие у вас будут расходы, мы все оплатим наличными, без вопросов. О деньгах не беспокойтесь. Когда сможете показать, что ваш прибор действительно определяет, есть ли у лошади лучшие шансы на выигрыш, вы внакладе не останетесь. Я лично вам обещаю. Держите меня в курсе всех дел, запишите мой телефон (он продиктовал). Да, вот еще что. С мистером Карлсоном вы больше не кооперируйте, у него сейчас другие интересы. Будете работать на меня. Обязательно дайте мне знать, если кто-то еще будет интересоваться вашим изобретением. Договорились? Ну ладно, хватит о бизнесе. Сейчас мы попросим Пепе приготовить нам на десерт канноли. Для вашего образования – это трубочки с кремом; таких божественных, как здесь, даже в Сицилии не найти. Пепе – просто кулинарный волшебник! Попробуете и сами убедитесь.

После того как я отведал канноли, тот же шофер с зубочисткой в пухлых губах отвез меня обратно домой в Коннектикут. По приезде я сразу же позвонил Флойду. Он к телефону подошел, но говорить не хотел и быстро закруглил разговор. Однако где-то через час он появился на пороге моего дома, мы пошли прогуляться по улице, я рассказал ему про свою поездку в Нью-Йорк, и он сказал:

– Дело приняло неприятный и даже опасный оборот. Похоже, кто-то, скорее всего один из конюхов, разнес слух о лошадином детекторе и это дошло до нью-йоркской мафии. Их люди на меня наехали и велели этим делом больше не заниматься, не то… Сами понимаете что. Они меня хорошо знают еще с тех давних времен, когда я работал помощником Томаса Дьюи. Не помните такого? Ах да, вы тогда еще были ребенком, да и жили на другом конце света. Так вот, более 30 лет назад Том был кандидатом в президенты и проиграл Трумэну, а до того служил главным прокурором Нью-Йорка и прославился в борьбе с мафией. Я от этих политических дел давно отошел, занимаюсь сейчас мелким бизнесом, но мое имя мафия помнит. Я решил, что лучше им дорогу не перебегать, хочу спокойно дожить свой век, без хлопот.

– А кто такой Мистер Тони?

– Этот Тони, который с вами говорил в ресторане, – глава большой мафиозной семьи. Он хочет захватить в свои руки ипподромный тотализатор, а потому ему нужен ваш детектор, так как это может дать ему какое-то преимущество. В Нью-Йорке есть еще несколько семей, которые не прочь протянуть руки к скачкам. Между семьями всегда идет война за сферы влияния. Если конкуренты узнают, что вы для Тони делаете лошадиный детектор, окажетесь между молотом и наковальней. А они про это узнают наверняка, не сомневайтесь. Нужна вам эта головная боль? Мой совет: сделайте так, чтобы этот прибор не работал или работал плохо, чтобы Тони к нему потерял интерес. Какие к черту лошади! Сам себе удивляюсь: как же я раньше не подумал, что может так получиться? Нет-нет, этот детектор не нужен ни мне, ни вам. Никогда не знаете, чем все может кончиться. С мафией лучше никаких дел не иметь. Себе дороже…

Работу над детектором я забросил, Мистеру Тони не звонил и хотел надеяться, что он про меня забудет. Впрочем, надежда была слабая: такие люди, как он, никогда ничего не забывают. Должен признаться, что висевшая надо мной неопределенность действовала мне на нервы. Я вздрагивал при каждом телефонном звонке, а приезжая домой с работы, озирался по сторонам: не припаркован ли где поблизости черный «кадиллак»? Так прошло три или четыре недели, а потом все разрешилось самым драматическим образом, да таким, какой я меньше всего ожидал.

Однажды, когда я смотрел по телевизору вечерние новости, вдруг объявили, что в Манхэттене среди бела дня при выходе из ресторана неизвестными лицами был застрелен вместе со своим телохранителем нью-йоркский мафиозо, глава преступного синдиката: наркотики, проституция, тотализатор и прочее. На экране была показана толпа зевак у ресторана (нет, не того, где я знакомился с аррабиатой и канноли), на асфальте – пятна крови, желтые полицейские ленты оцепляли место преступления. Корреспондент ТВ брал интервью у свидетелей, которые на самом деле ничего толком не видели, а лишь слышали хлопки выстрелов. Наконец телестанция разыскала в архиве фотографию жертвы, и – о радость и облегчение! – на экране появились большой мясистый нос и знакомое лицо, исчерченное морщинами. Да, это был не кто иной, как Мистер Тони собственной персоной! Теперь уже бывшей персоной.

С тех пор ни один человек, включая Флойда, не интересовался моим лошадиным детектором, первый и единственный образец которого в черном пластиковом чемоданчике вот уже почти сорок лет пылится у меня в гараже.

©Jacob Fraden, 2018

Веб-сайт автора: www.fraden.com

Яков ФРЕЙДИН