Смерть летописца

Недавно родных Левинсона пригласили в Белый дом, где силовики сообщили им, что получили данные, согласно которым он скончался несколько лет назад. Когда и при каких обстоятельствах, разведчики не знали. Я получил аналогичные сведения много лет назад и по здравом размышлении решил не информировать об этом родных Левинсона, которому в нынешнем году исполнилось бы 72 года.

Я решил не делиться имевшейся у меня информацией с Левинсонами, поскольку не был до конца уверен в ее источнике и боялся опечалить их всуе. О том, что Левинсона, скорее всего, уже нет в живых, сообщил мне мой давний приятель, пригожий интеллигентный харьковчанин Леонид Кольчинский, который был в начале 70-х известным активистом движения за выезд советских евреев в Израиль, или «сионистом» на тогдашнем жаргоне, и взял себе имя Иона.

Он покинул Союз за несколько месяцев до меня и поменял в Израиле фамилию. Не помню новую, поскольку не виделся с ним много лет, до меня доходили лишь слухи о нем. В частности, что он якобы ограбил иерусалимский музей.

Незадолго до нашей встречи в Париже он отсидел в Венгрии за взрывчатку. О том, что Левинсона, скорее всего, больше нет в живых, он сообщил мне со слов своего подельника, усатого очкарика Дитмара Клодо, которого зовут в прессе «бомбистом Семена Могилевича».

Дитмар – иудей, но Иона тем не менее сказал мне, что тот был начальником охраны аятоллы Хомейни. Если это правда, то у Дитмара действительно могли сохраниться связи в Исламской Республике, которые дали ему понять, что все попытки вызволить Левинсона будут обречены на провал. Когда я встретился с ним и с Ионой в Париже, я не знал, что в молодости Дитмар был левым террористом и соратником знаменитого душегуба Карлоса по кличке Шакал, наемником в Родезии, агентом восточногерманских штази и т. д. Так, во всяком случае, изображает его жизненный путь европейская пресса.

Если бы я знал его послужной список заранее, наши разговоры с Дитмаром были бы куда продуктивнее, потому что я не упустил бы случая его расспросить. Зато он устроил мне замечательную экскурсию по Парижу в своем мерседесовском внедорожнике, на котором они с Ионой прибыли на встречу со мной из Германии.

Меня сопровождал в Париж сын бруклинского федерального судьи Чарльза Сифтона, слушавшего до этого дело европейского гангстера Рикардо Фанчини, Бибы Найфельда и Николая Дозорцева. Лысый бородатый судья приходил в зал с баллоном на колесиках и с кислородной трубкой в носу, воспоминания о которой напомнили мне нынешнюю пандемию.

Сифтон-младший должен был удостовериться в надежности наших собеседников и в конце концов их забраковал. Мы уехали из Парижа несолоно хлебавши. Я продолжал переписываться с Ионой, но он скоро умер от инфаркта. Дитмар Клодо в последний раз попался мне в статье о слете cолнцевской ОПГ.

На всякий случай отмечу, что обсуждавшиеся нами в Париже предметы были вполне законны. Об этом позаботился известный нью-йоркский адвокат Роберт Вулф, представляющий Феликса Сейтера и сейчас готовящийся к процессу бывшего военторговца Леонида Тейфа, который обвиняется в целом букете преступлений, в том числе в попытке заказать убийство предполагаемого ухажера своей супруги.

Во время нашей последней встречи в «Марриоте» на Таймс-сквер Левинсон сообщил мне, что у него благоприобретенный диабет. Я сомневался, что иранцы будут снабжать его лекарствами, и ожидал худшего также по этой причине.

Нас свел с ним в конце 90-х флоридский судебный переводчик Сергей Михайличенко, с которым мы подружились на процессе нижегородского гангстера Олега Кириллова, обвинявшегося в Майами в контрабанде кокаина и приговоренного к 16 годам. Левинсон назначил мне стрелку в придорожной закусочной «Деннис», в которой, как я подозревал, он раньше принимал своих тайных агентов. У каждого следака есть свое любимое место для таких целей.

В тот момент он уже вышел на пенсию, но ее не хватало на то, чтобы выучить пятерых детей, и Левинсон занялся частным сыском. Он был ментом старой школы и не делился со мной чужими секретами, но по вопросам, которые он мне задавал, я понял, например, что он собирал материал на Игоря Макарова, основателя российской газовой компании «Итера». В то время я не знал, что такое «Итера», и ничего умного сказать Левинсону не мог.

Он был не оперативником (хотя бы потому, что такому верзиле трудно было бы вести наружное наблюдение), а скорее летописцем русской мафии, которую ему поручили спешно найти в Майами в начале 90-х, когда она неожиданно вошла в моду. Михайличенко говорил мне, что Левинсон не имел понятия, где она гуртуется, но Сергей дал ему наколку на стриптиз-клуб «Поркис» («У хрюшки»), куда наведывались подозрительные русские.

«Хрюшку» держал у майамского аэропорта бывший одессит Людвиг Файнберг по кличке Леша Тарзан, прославившийся потом попыткой купить в Кронштадте ржавую подлодку и возить на ней кокаин из Колумбии (см. шикарный документальный фильм «Операция «Одесса», с большинством героев которого я общался в конце 90-х, но не по кокаиновой части).

У меня сохранились фирменные спички из «Хрюшки», которые я бы с радостью отдал в музей русской мафии, если бы его наконец открыли где-нибудь поблизости.

В конце 90-х русской мафией занимались в Майами 13 следователей ФБР, но Левинсон уже работал в частных детективных компаниях и поэтому мог встречаться со мной регулярно, в основном в ресторане манхэттенского «Марриота». Однажды я привел туда бывшего соратника Япончика, потому что оба дружно отказались встретиться в «Русском самоваре». Соратник хотел, чтобы Левинсон помог выправить его маме американскую визу, а Левинсон хотел обсудить с ним дела давно минувших дней. Наблюдать за их дружелюбной беседой было приятно.

Левинсон относился к моему любимому американскому типу: он был патриотом и джентльменом старой школы, которая скоро закроется.

Надеюсь, смерть его была легка.

Фото из архива автора

Владимир КОЗЛОВСКИЙ