Папина вселенная

Подарок уникальный: рецензия ее пера на самый последний кинофильм моего отца, снятый на Одесской киностудии, между прочим, в павильоне, расположенном по соседству с павильоном «Места встречи изменить нельзя». Натура этих двух лент, разумеется, была отснята в разных местах – фильмы разные. Шел 1974 год. Жили мы в Кишиневе, и папу я видела редко. На каникулах он брал меня с собой в Одессу, и там я отрывалась от школы и кишиневской рутины: ездила на разные пляжи, купалась в море, бродяжничала, поедая присоленную кукурузу и «рачков» (креветок) с Привоза, и балдела.

С Леной познакомилась на ФБ несколько лет назад. Вернее, она со мной. Новичок на сайте, я тогда тихо публиковала свои стихи, с восторгом читала чужие строчки и посты о всякой всячине. Знакомилась.

Лене приглянулось одно мое стихотворение, и она позвала на свой конкурс. Надо было три стихотворения отправить, ну, я и отправила. Совершенно не предполагая, что выиграю конкурс в номинации «Поэзия». Первое место отхватила! Потом были незабываемая встреча во Франкфурте-на-Майне, новые знакомства, состоявшаяся дружба с Леной, с ученым-историком и прозаиком Мишей Попенко, с прекрасной поэтессой Таней Ивлевой из Эссена, услышанные в клубе «Посев» новые стихи, новые песни.

Не так давно Одесская студия выложила в сеть архивы. И я нашла там последний фильм своего отца, вышедший на экраны в 1975 году. Отец работал бы и дальше, но он хотел заниматься кинопроизводством на родной студии «Молдова-фильм» и жить у себя дома, а там-то как раз ему и состряпали волчий билет: папа очень любил бороться с нарушениями и несправедливостями, а это задевало студийное начальство. Пошли слухи. Отца ушли и работать не давали практически нигде. А ведь его знали как толкового директора картины и на студии Горького, и на «Беларусьфильме», и на Киевской, и на Одесской студиях. В 90-е отец вернулся в кино: его пригласили на Рижскую студию директором фильма «Ставка на проигрыш» по роману Дика Фрэнсиса, но… дело не пошло. Не помогла даже смена названия кинокартины: «Ставка на выигрыш», что прозвучало горькой шуткой. «Ах, медлительные люди, вы немного опоздали»… У отца развилась тяжелая болезнь мозга еще до периода составления сметы. И он ушел. Ушел на сей раз из кино достойно – сам.

Так получилось, что фильм молодого режиссера Ярослава Лупия стал лебединой песней отца. И началом его личной драмы. Кино было страстью отца, его самой большой любовью, смыслом-сердцевиной, если хотите, жизни. Без любимой работы папа чахнул, серел, начал пить. Никакая другая работа не излечивала от тоски по кино, а ведь он работал, как вол, до последних минут, пока не слег окончательно. Это случилось уже в белорусском городе Орше, куда они с матерью переехали после разгула национализма в Молдове. Мы с матерью ухаживали за ним.

Отец все повторял: «Я не хочу жить…» И смотрел на меня с такой безысходной тоской в глазах, что я сразу начинала его утешать и приободрять по рецепту Пеппи Длинныйчулок. В дело шло все: уговоры, предложение поработать по дому руками, ободрения, принятие теплого душа, смена белья и постели, стрижка ногтей, кружка горячего чая с вареньем. Отец болел долго, восемь лет, и, несмотря на страстное желание не жить, не уходил из жизни.

Совсем недавно я выложила на ФБ фильм «Сестры», посмотрев его впервые в жизни целиком. В том далеком 1975 году мы с матерью не поехали на премьеру, чего не могу себе простить до сих пор.

Посыпались комментарии, и самым аховым был комментарий Лены Ананьевой. Оказывается, она была первым рецензентом фильма! Вот это новость… Рецензия одесской газеты «Комсомольская искра», выпущенная в рубрике новостей культуры «Нива – газета в газете» за подписью Елены Калугиной (Лена была в то время Калугина по документам), дошла сквозь десятилетия и упала мне в руки спелым желтоватым осенним листом в ноябре, седьмого числа, в бывший советский праздник, который в нашей семье всегда праздновали.

Как сейчас помню детские Седьмые ноября. Сначала мы с отцом шли на демонстрацию. Рано вставали, что было трудно. Мама повязывала мне нарядный белый бант на макушке, давала мне заранее купленные разноцветные шарики, папа их надувал. Потом мы надевали в передней пальто и добирались до студии «Молдова-фильм». А там нас, маленьких детей студийных сотрудников, усаживали в открытый кузов киносъемочной машины и везли на главную кишиневскую улицу Ленина, на отведенное для парада место. Взрослые шли пешком, благо, было недалеко. Выросши из детского возраста, шла по центру с отцом, шла несколько километров, с простоями, что было нетрудно и весело. Взрослые кучковались, ныряли изредка в подворотни и что-то там распивали. А потом и взрослые, и дети-подростки шли по улице и громко распевали песни. У трибуны петь было нельзя, надо было уракать. Уракали, вытягивая шеи, и потрясали красными флажками.

Ноябрь продолжал удивлять. В Орше мы успели обиходить папину могилу: сказала мужу, что без этого никуда не поеду. Положили папе цветы, конфеты, принесли шкалик водки, специально для этой цели купленный, и маленький стаканчик… Пятого ноября помянули папу по православному обычаю, хотя были в дороге. Случилось это в ресторане польского Турина – места рождения Коперника, ученого, изучавшего Вселенную, и празднование получилось символичным. Папа родился 21 ноября, в день архангела Михаила, и назван Михаилом, точно по святцам, родителями – бабушкой Анной и дедом Иваном. Кишинев, Орша, Киев, Минск, Одесса, Москва, Питер – ареал папиных мест значительно расширился за прошедшие годы, потому что его сын живет в Риге, а я – в голландском Зэйсте. Один из внуков – в Москве. Папины дети и внуки ездят по миру, заезжая в диковинные страны и города, открывая их для себя. Дети и внуки – это папина плоть и кровь. Мы живем, папа, на всю катушку. А ты живешь в нас.

Спасибо Елене Калугиной-Ананьевой за весть из прошлого, да еще на папином родном языке. На той самой украинской мове, на которой он начал выговаривать первые свои младенческие слова в далеком 1922 году своего рождения. Круг замкнулся. Папина вселенная…

Елена ДАНЧЕНКО