Охлократия vs демократия: вертикальное вторжение варварства
Поговорим о странностях – нет, не любви, об этом как-нибудь в другой раз. А в этот – о странностях демократии. И не какой-нибудь там абстрактной, а самой что ни на есть реальной и конкретной – великой американской демократии. Кто спорит, топик с бородой, но время от времени возникает наново, а сейчас стал актуален, злобой дня, как никогда на моей памяти, а я в этой стране уже четыре десятилетия. Сошлюсь на тонкую формулировку князя Петра Вяземского, самого-самого западника и демократа из всей пушкинской плеяды: «Я не безусловный поклонник безусловных льгот свободной печати…» Перефразируя слегка, я не безусловный поклонник безусловных льгот демократии, которую как политический институт ставлю превыше всего. Однако не превыше критики.
Демократия – и демонстрация
Начну с азов. Как соотнести эти двухкоренные слова с одним первым корнем: «демократия» и «демонстрация». Синонимы или не совсем, а то и совсем не синонимы? «Демос» – понятно, «народ», а потому совковое клише применительно к Восточной Европе «страны народной демократии» – бессмысленная тавтология, как бы двойная, удвоенная демократия, демократия в квадрате, хотя там как раз демократии тогда не было. А если и была (в отличие от Советского Союза), то управляемая демократия. Однако два других корня означенных слов различны до противоположности: «кратос» – «власть», а «стратум» – «группа, объединенная по каким-либо признакам». В одном случае – власть народа, в другом – акция одной только части народа. Заземляем этот политликбез до нашей американской реальности: демонстрации сотрясают нашу страну и потрясают базовые структуры демократии.
Конечно, демонстрация демонстрации рознь. Скажем, демонстрации за гражданские права, возглавленные Мартином Лютером Кингом, полвека гибели которого мы недавно отмечали. Или антивоенные демонстрации во время вьетнамской войны. Эти масштабные демонстрации привели к значимым и знаковым политическим результатам и вошли в американскую историю.
А вот другой пример, ближе к нам по времени, – скандальных и распиаренных демонстраций, которые начались у нас в Нью-Йорке осенью 2011 года, потом перекинулись на другие города и длились с полгода, пока не выдохлись и слиняли, не оставив никакого следа в американской истории, разве что в виде сноски петитом в будущих учебниках. Читатель уже догадался – «Оккупай Уолл-стрит», стихийное протестное движение с палаточными городками, в которых чего только не происходило: торговля наркотиками, поджоги, изнасилования, кражи, вандализм и прочие эксцессы, вплоть до убийства. Дабы читатель не заподозрил меня в идеологизме за этот пример с левацким уклоном, сошлюсь на движение правого толка – Ку-клукс–клан и суды Линча. Независимо от идейной направленности и результатов или безрезультатности, всё это – проявления grass root democracy, как у нас здесь говорят, низовой демократии, демократии снизу.
Скажу сразу же: при всех крайностях и издержках предпочитаю демонстрантов терпилам. Пусть даже демонстрации не стихийны, а хорошо организованы и проплачены, как, например, недавние антиоружейные стотысячные акции после массовой бойни в парклендской школе во Флориде, к которым лично я отношусь очень сочувственно. Как существуют управляемые демократии, точно так же и охлократия тоже бывает управляемой. Ничего не вижу в этом дурного: все лучше, чем стихия.
Однако…
Право – и права
Где кончается демократия и начинается охлократия? Уж коли мы коснулись древнегреческой этимологии, то уточним, что «охлос» – не совсем антоним слову «демос». «Демос» – слово полисемичное: его можно перевести как «народ», а можно – как «плебс», «чернь», «толпа», «массы». Хваленая афинская демократия, пример для всех последующих демократий, была ограничена шестью тысячами полноценных граждан (рабы и женщины – не в счет), просуществовала всего три поколения и прославилась не только взлетами, но и падениями, к примеру, смертным приговором самому великому, быть может, из древних греков – Сократу, который считал демократию родом тирании. Того же мнения придерживался великий древнегреческий историк Фукидид, который описал события в родном городе скорее в жанре трагедии, чем истории. В этой исторической драме в роли протагониста выступает демос, который претендует на абсолютную власть и тиранит правительство, общество и наиболее ярких индивидуумов – от Сократа до того же Фукидида, изгнанного из демократических Афин.
Афинский демос (он же охлос) присвоил себе прерогативы власти и привел афинскую демократию к гибели. Выводы обескураживающие: демократия есть тирания, нет разницы между диктатурой одного человека и диктатурой масс. Об этом еще Пушкин догадался:
Зависеть от царя, зависеть от народа –
Не все ли нам равно…
Что изменилось с тех пор? Застрахована ли американская демократия от перегибов, экстримов и прочих боковых последствий? Где та невидимая демаркационная линия, которая отделяет демократию от охлократии, коли не только слова, но и сами понятия тесно сопряжены друг с дружкой?
Вернемся к демонстрациям и движениям, их породившим. Я уже писал как-то о демонстрантках в пуссишапочках, которые наводили панический, если не священный, ужас на мужеское племя, включая данного автора, вагинолюба по жизни и в принципе, опубликовавшего недавно статью о мужском культе вагины. А не являются ли эти вагинальные демонстрации, как и нынешнее движение #MeToo, наглядным показателем вырождения феминизма? Либо правозащитное движение, которое являет сейчас, боюсь, симптомы деградации в регулярных демонстрациях в защиту убиенных черных в столкновениях с полицией. Разве не поразительно, что почти все последующие суды кончаются оправданием полицейских? Хвала американской юрисдикции, которая не поддается давлению масс и СМИ, а те вовсю пиарят эти демонстрации. Кстати, по последней статистике в Америке пошла вверх кривая убийств полицейских. Где демонстрации в их защиту?
Недавно у нас с нью-йоркским журналистом Александром Грантом был часовой телеразговор о правах – и о праве. Мой собеседник привел пример дримеров, то есть нелегалов, качающих свои права, хотя по закону въезд в США – это не право, а привилегия, которое дает или не дает им наше правительство. Я люблю эти наши с Грантом теледуэли, в которых два авгура ради оживляжа распределяют роли. Выражаясь образно, один из нас выступает в роли адвоката Бога, другой – адвокатом дьявола. Так вот, на этот раз мы с ним сошлись во мнениях, никаких разногласий, на одной волне. Потому как не только русский бунт – бессмысленный и беспощадный, но и любой другой. Испанский философ и культуролог Ортега-и-Гассет в своей знаменитой книге «Восстание масс» писал о триумфе супердемократии, когда массы действуют непосредственно, помимо закона, навязывая всему обществу свою волю и свои вкусы при помощи материального давления. Или, как говорил трагически погибший немецкий политик Вальтер Ратенау, вертикальное вторжение варварства. Реальная угроза любой демократии, включая нашу американскую. А потому:
Да здравствует верховенство закона!
Владимир СОЛОВЬЕВ,
Нью-Йорк
