Наш хороший и добрый Доктор Людмила Бейзер

А в общем, надо просто помнить долг.

 От первого мгновенья до последнего.

Р. Рождественский

Мы все хотим, чтобы наш доктор был хорошим и добрым. Taким, который умеет слушать. Которому люди могут доверить не только свою боль, но и свои мысли. Taким, который отдает частичку сердца пациентам. К которому приходят лечить не только тела, но и души. Этому нельзя научиться в medical school. С этим надо родиться.

Людочка, как любя называли ее пациенты, была тaким Доктором.

Из моря открыток, полных благодарности и скорби, процитирую одну: She was an angel on earth who healed us with love.

…На ее рабочем столе стоят вазы c пусть и высушенными, но все еще красивыми цветами. Огромный стол засыпан открытками, яркими и простыми. В каждой из них – благодарность и боль людей, пациентов, потерявших любимого, хорошего и доброго Доктора. Надо бы убрать стол, но нет ни сил, ни желания. Все кажется, что откроется дверь…

***

Людмила родилась в Одессе. Тем, кто вырос в этом городе, знакомо детство в одесских дворах. Это особый мир игр, беспечности, солнца и взросления. Она любила играть с мальчишками в пекаря, бегала с братом-двойняшкой с ключом от дома на шее (родители на работе целый день), пока вечером мать не звала к обеду.

А еще она любила море. Самозабвенно и преданно. Со счастливой улыбкой ожидания встречи торопилась по раскаленным фонтанским улицам на свидание к этому ласковому и верному другу – Черномy морю.

…Много лет спустя мы вместе шли по этим раскаленным улицам к нашему Черному морю. И глаза ее светились ожиданием этой встречи, как в детстве.

Она окончила одесское медучилище с красным дипломом. Получила распределение в одесский Институт глазных болезней им. Филатова. Знаменитая лечебница ревностно следила за содержанием пятой графы в паспорте. Но отличницу взяли. Молоденькая медсестра быстро доказала, что ей можно доверять глазные инъекции, ассистирование на процедурах.

А Мила мечтала о большем, хотела быть врачом. Когда пришла за рекомендацией к главврачу, тот «дружественно» напутствовал: «Не поступишь – немедленно сюда. Не вернешься – из-под земли достану».

Но она поступила. 6 лет в далеком Орджоникидзе. Тысячи километров от дома. Голодно, трудно. Приходилось подрабатывать медсестрой.

Но зато сколько друзей. Однокурсницы, наивные и милые, как-то незаметно сделали ее своим лидером, вожаком: «Давай спросим у Милки», «Поедем, если Милка поедет».

Домашние кавказские девчонки и в стройотряд за Милкой потянулись, собирать лекарственные травы. А там горы, жара, даже воды умыться в обрез. Но зато утром стояли, обнявшись, в кузове грузовика, ехали навстречу ветру и солнцу и дружно смеялись.

Ну и, конечно, учеба. И только на «отлично». На почетной доске все 6 лет провисел портрет студентки Людмилы Бейзер. Когда брат после армии поступил в тот же мединститут, то, по его словам, почувствовал себя как рок-звезда. Весь институт знал его сестру.

А летом девчонки-сокурсницы – к ней в Одессу, на пляж…

Мединститут она окончила на «отлично», с красным дипломом.

Направление на работу молодой акушер-гинеколог выбрала в районе Тулы. Ну как же, больница – филиал 1-го Московского мединститута.

Опять жизнь на квартире, голодно, одна картошка. A потом – зима. На работу перебежками от подъезда до подъезда, чтобы не замерзнуть.

Заведующий отделением доктор Сидорин, прекрасный специалист и талантливый хирург, оценил молодого доктора. Показывал, стоял рядом на операциях. Учитель, поверивший в свою ученицу. Несколько лет спустя Людмила испытала боль, узнав о его безвременной кончине.

***

…Мы познакомились в Одессе. Была зима, темнеющий заснеженный парк. У нее был отпуск. Мы часто со смехом вспоминали наши впечатления от той далекой встречи. Мне кажется, мы оба не сомневались, что это была одна из самых счастливых встреч в нашей жизни. Расписывались во Дворце бракосочетаний, что рядом с оперным театром. Был понедельник, выходной день. Регистрацию вела сама заведующая Дворцом, в порядке исключения. Молодому доктору надо обратно на работу, на самолет.

А потом было возвращение в Одессу, в родной дом. Близкие, родные, друзья. Работа врачом в роддоме. И конечно же, одесское лето. И мы вновь брели по жаре, сквозь пекло фонтанских улиц, к этому самому синему в мире, ее любимому Черному морю.

***

Новое – это всегда выбор. Достаточно сложный, чтобы отпугнуть многих.

Оказавшись в Сан-Франциско, Людмила не колебалась в своем выборе. При интеллигентной внешности и мягкой застенчивой улыбке в ней были удивительная внутренняя сила, жизненный стержень и самоотдача на пути к поставленной цели.

С крошечным ребенком, без бабушек и дедушек, бегала на курсы английского, занималась в библиотеке. Познакомилась с пожилой американкой, помогала и слушала ее настоящий интеллигентный английский. A вечерами со словарем заучивала новые фразы. Когда уезжала в резидентуру, та американка, не сильно жаловавшая эмигрантов, сказала: «Я всегда знала, что этот день настанет. Я знала, ты своего добьешься».

Удивительно, как она могла это все совмещать. Дом, ребенок, горы медицинской литературы и экзамены, экзамены, экзамены. Экзамены на доктора – это что-то. Сотни вопросов много часов подряд, без передышки. Помню, после первого экзамена вышла, спрашиваю: «Ну как?» – а она молчит. Посмотрел на нее – и до сих пор вижу эту маску усталости и пустоту в глазах.

Позже к этому прибавилась работа в UCSF Medical Center. Cперва волонтерoм, а потом и в штат взяли. А еще научно-исследовательская работа в области кардиологии в UCSF.

И никогда ни одной жалобы, только мягкая улыбка и «все в порядке» в ответ.

Приглашения в резидентуру получила сразу от нескольких госпиталей. Некоторые предлагали контракт прямо во время интервью. Но она хотела только в университетский госпиталь: академическая программа, стандарт подготовки.

Она во всем, что относилось к ее работе, стремилась к этомy стандарту. И опять долгие годы в далекой Philadelphia. Сутками в госпитале, бессонные ночи, смертельная усталость. Но как сияли ее глаза, когда она смотрела на своего сына. В этом взгляде были и любовь, и гордость, и материнская сила львицы, стоящей на страже своего детеныша.

Вернувшись в Калифорнию, начала работу в Каiser-Маntica. Встретили в клинике с приветственными плакатами. Люди на улицах маленького города здоровались: «Наш новый доктор». В первые же дни пришлось доказывать свою подготовку. Тяжелый сердечный приступ прямо в коридорах клиники. Персонал как-то замешкался, а всё решали мгновения. Подсоединила кабели crash-card и вела пациента до самого госпиталя. Позже тот пациент пришел: «Доктор, вы спасли мне жизнь».

А еще были отпуска. И дальние путешествия. И обязательно хоть пара дней у моря. Прекрасная пловчиха, она могла плавать часами. А когда выходила на берег, улыбалась своей застенчивой мягкой улыбкой. Улыбкой, в которой были и удовольствие, и немножко извинения, что, дескать, поди, заждались. Вот и в тот страшный день были готовы билеты для путешествия…

А дома была работа. Были приемы и истории болезней, консультации и звонки до хрипоты, чтобы добиться для своих пациентов лекарств и тестoв. Потом вечерами у компьютера проверяла анализы и госпитальные репорты. И, если диагноз был сложный, часами штудировала толстенные медицинские справочники. A надо – звонила, спорила, доказывала, ведь за диагнозом были люди, ее пациенты. Не ждала награды, но светилась гордостью, когда коллега-доктор звонил и говорил: «Вы оказались правы, доктор Бейзер».

Мы все хотим найти свое призвание. Думается, во врачи в большинстве идут по призванию. Уж очень долгий и трудный это путь. У нее было такое призвание.

Мы ценим тех, кто умеет нести добро людям. У нее был этот дар.

Мы все мечтаем о счастье для своих близких. У нее была такая мечта.

…В детстве она любила декламировать стихи. Особенно Лермонтова. Не оттуда ли эта жажда всё успеть. Ведь вся ее короткая жизнь – это благородный и стремительный бег. Бег, оборвавшийся до боли нежданно и нелепо…

…Люди шли. Поток людей со слезами на глазах. Несли цветы: «Нашей Людмиле Давидовне», «Нашей Людочке», «Др. Бейзер». Люди шли к своему хорошему и доброму Доктору.

…Hа ее рабочем столе до сих пор стоят вазы c пусть и высушенными, но все еще красивыми цветами. Огромный стол засыпан опавшими лепестками. Надо бы убрать, но нет ни сил, ни желания. Все кажется, что вот откроется дверь…

***

Время. Для кого-то тянется, для кого-то мчится. А в общем, просто идет вперед.

В эти дни у нее был бы юбилей. Круглая дата. Скорее всего, мы были бы где-нибудь далеко, в каком-то очень красивом месте у моря. Она бы держала в руках бокал с очень хорошим шампанским, и глаза ее сверкали бы радостью и чуть-чуть грустью. И мои глаза, смотрящие на нее, светились бы счастьем.

В ее день рождения я подниму бокал с шампанским. И мои глаза будут светиться счастьем. Счастьем памяти. Нашей памяти.

Георгий ШЕНКАРЬ