Красавица

Посвящается Л. Л-Ш.

Они с мужем, моим дядей, впервые посетили нас, когда мне было лет четырнадцать. Жили они где-то в пяти часах полета от нас.

Находясь под впечатлением от фильмов «Цирк», «Веселые ребята» и «Карнавальная ночь», я, как и все мои однолетки, считал, что нет никого красивее, чем Любовь Орлова или Гурченко. Конечно, такие шедевры, как «Большой вальс» и «Серенада Солнечной долины», заметно поколебали наше представление о красоте. Но, в принципе, мы уже понимали, что красиво, а что подкрашено.

А тут приезжает к нам дядя со своей женой. Даже сейчас у меня с трудом поворачивается язык называть ее тетей.

В моем понимании тетя – это добрая и веселая дама. В одной руке у нее кошелка, в которой лежит два килограмма творога, банка сметаны, кило три помидоров, пара кило деревенского сала и штук шесть моченых яблок. А в другой руке – завернутая в подушку кастрюляка с картофельным пюре (чтоб не остыло) и еще кастрюля, в которой котлеты.

Она считает, что наша семья голодает, и едет ночь в поезде, чтобы нас спасти. Мы ее любим, съедаем все, что она привезла, и, честно говоря, хотим, чтобы она приезжала почаще. Ибо, не в укор моей матери, ее сестра, это вот эта тетя, готовит замечательно.

Жена моего дяди так же походила на созданный мною стереотип тети, как я – на президента ЮАР. Моя мать и она быстро нашли общий язык и вместе посмеялись над неуклюжими попытками моего отца оказывать ей знаки внимания.

Меня она покорила полностью и навсегда, ибо выслушала доброжелательно и ни разу не прервав (я бы так не смог!) мой полуторачасовой доклад о конструкции звездолета, который я вынашивал уже несколько лет после полета первого искусственного спутника Земли.

Когда же ее муж несколько раз пытался напомнить, что стол уже накрыт и ее ждут, она:

– Ты лучше сядь и послушай, что этот малой придумал!

Но что было вообще невероятно, она задавала вопросы по ходу моего доклада, поднимая руку, как первоклассница.

После завтрака, ненавязчиво перешедшего в ранний обед, она попросила меня показать ей город, в котором она никогда не была. А попросила она так:

– Покажи мне то, что тебе нравится. Вот тебе, лично. Путеводители я смогу прочесть сама.

Такой чести мне еще никогда не оказывали. И я повел свою тетю показывать те места в городе, которые мне лично нравились. Именно повел, так как она предпочитала пешие прогулки. Мое робкое замечание, что, мол, надо пройти четыре троллейбусных остановки, она парировала с легким смешком:

– Но не сорок же. Впрочем, если тебе тяжело…

Тут я впервые понял, почему особи мужского пола лезут на «К-2», ныряют в Марианскую впадину или за просто так опорожняют бутылку коньяка без закуски. Когда такая красавица, и при этом твоя тетя, говорит… «Впрочем, если тебе тяжело»… уже ничего не тяжело!

Если сложить вместе все расстояние, что я прошел по городу за предыдущие семь лет, это будет где-то процентов шестьдесят от сегодняшнего краткого ознакомления.

Я просто не мог не восхищаться ею. Сама, без намеков с моей стороны, она указала мне на туалет и сказала, что ничто человеческое нам не должно быть чуждо. За всю мою последующую жизнь никто никогда мне подобного предложения не делал. Кстати, она возможностью посещения туалета не воспользовалась.

Так, между прочим, она поинтересовалась, какое мороженое я люблю. И где-то минут через двадцать мы сидели на лавочке и получали удовольствие от пломбира в шоколаде.

Она ничего у меня не выспрашивала – я сам хотел ей рассказать все. И то, что есть, и даже то, что выдумал. Она с улыбкой слушала меня. Чтобы не быть слишком надоедливым и чуть более тактичным, и это после почти двух часов почти непрерывного монолога, я наконец спросил:

– А вы кем работаете?

– Я хирург.

– А-а-а… Это аппендицит вырезать?

Мое понятие о хирургии особой глубиной не отличалось.

– Аппендицит? Не приходилось.

– Наверное, гланды?

– Не доверили, – она рассмеялась. – А вот ног отрезала немало.

– Зачем?

Она не удивилась:

– А чтобы головы спасти.

До меня наконец дошло:

– Вы военный хирург?

– Была когда-то. Ну что, доел пломбир? Еще хочешь? Нет? Тогда рванули дальше!

Вот так и сказала: «…рванули дальше!» Ну как можно этим не восхищаться!

Но меня мучило еще несколько важных вопросов. И, едва поспевая за ней, я наконец выкашлял:

– А вы стреляли?

– Пришлось.

И как же без этого вопроса в четырнадцать лет:

– А сколько немцев уложили?

Она засмеялась:

– Я войну выиграла!

И я рассмеялся тоже.

Мое доверие к ней дошло даже до того, что я решился показать ей подъезд, в котором живет некая жестокосердная семиклассница. В ответ на мои стенания по поводу бессердечности, игнорирования, издевки, насмешки и еще десятка жутких качеств характера моя красивая тетя слегка щелкнула меня по носу и сказала:

– Раз жестокая, значит, ты ей нравишься.

С тех пор я перестал вообще пытаться понять женскую логику. Но тетя в данном случае оказалась права.

Они пробыли у нас всего пару дней. Незадолго до отъезда я узнал, что у меня, оказывается, есть две двоюродные сестры и один двоюродный брат. А я их никогда и не видел. И они ненамного старше меня. Встретился я с ними спустя годы.

Но самое интересное было в последний вечер перед их отлетом. Мой дядя рассказал, что во время войны, а он тоже военный хирург, он служил в части, в которую входил и штрафбат. И не просто штрафбат, а женский.

И в этот штрафбат была сослана совсем молоденькая военный хирург. Это где-то в 1942 году. Ее провинность? Да просто отказалась разделить постель с комбатом. И вроде даже послала его ловить бабочек на хутор.

Реакция комбата на предложение пойти половить бабочек была мгновенной. Нарушение воинской дисциплины, халатность при исполнении служебных обязанностей, уход в самоволку – молоденькая военный хирург получила полный праздничный набор. Естественно, трибунал, понижение в звании – и добро пожаловать в штрафбат.

Каким-то чудом моему дяде удалось ее вытащить оттуда под предлогом, что он собирается на ней жениться. Или собирался. Вообще-то он ее до этого в глаза не видел. Но когда такая красивая, кто там считает!

И да, он понимает, что его военная карьера пострадает от такого поступка. Женитьба на штрафбатячке! И к тому же беспартийной!

Но он уже до этого прошел войну с Финляндией. Да и хирурги с таким фронтовым опытом в 1942 году не сидели без работы на обочинах. В общем, обошлось.

Красивая, интеллигентная, с аристократическими корнями где-то в Польше и с генетическим наследием из Норвегии, эта военный хирург вышла замуж за моего дядю. На фронте. И, соответственно, стала моей красивой тетей.

Я не знаю многих подробностей: мои родители не спрашивали, а наши гости не относились к разряду болтливых.

И утром, когда уже прощались, моя тетя вдруг сказала, обращаясь ко мне:

– Ты сможешь мне прислать рисунки твоего звездолета? И, если есть, какое-то описание? Ты так интересно рассказывал об этом. Держи, пацан, нос кверху! Говорят, помогает.

Мои однолетки, как, впрочем, и я, к идее женитьбы относились нормально. Другими словами, ни за какие коврижки! Ну, наши родители были приятным исключением, конечно.

Но когда представляешь, что ОНА может быть высокая, подтянутая, со спортивной выправкой, светлые волосы коротко подстрижены, говорит мало, умеет слушать, да еще умеет стрелять…– тогда это совсем другое дело. И чуть не забыл – ОНА же и просто красивая!

Alveg Spaug©2024