Иранец

– Машина готова. Можете забирать.

Через неделю я собирался в отпуск и попросил в мастерской проверить все то, что может отвалиться. Оказалось, что отвалиться может многое, и они сказали, что им нужно несколько часов, чтобы все проверить. Я оставил на своем рабочем столе записку в стиле продавщиц из киосков в СССР: «Скоро буду».

Я ожидал найти свою машину на парковке у мастерской. Как обычно. Ее там не было. Я заглянул в мастерскую и увидел свою машину. Но не как обычно. Из нее шел пар.

– С чего это вдруг?

Механик неторопливо подошел, открыл капот. Парило оттуда.

– У вас сломался обогреватель. Чтобы его чинить, надо снять всю приборную панель. Это недешево. Мы просто поставили байпас, в обвод обогревателя. Когда захотите – починим. Ехать можно куда угодно. Только, – он засмеялся, – туда, где нет снега.

– Но я туда и собираюсь.

Он пожал плечами.

– Говорите с менеджером.

Когда я сказал менеджеру, что три часа назад ничего не парило, он хмыкнул:

– У всех когда-то что-то в первый раз. Например, свадьба. Или диарея на свадьбе.

И сам хохотнул над своей шуткой. Мне смешно не было. Я приехал на работу в мрачном настроении.

Моя секретарша Пат это заметила.

– Чего так? Поймал босса в ресторане после ланча? Или он тебя?

Я не хотел углубляться в проблему. К работе никакого отношения. Поэтому ответил с претензией на «легкость в мыслях необычайную»:

– Да нет. Оказывается, есть люди выше меня ростом. Как жить дальше?

Пат улыбнулась, а я сел за стол и начал думать: так, а как же жить дальше? Ехать я собирался к Happy Valley Goose Bay. Там в это время года лучше быть сытым и согретым, чем голодным и больным. Но долго я не думал, так как работа сегодня требовала не думать, а раздавать задания другим.

Для того, чтобы кто-то делал работу, которую мы временно не хотели делать, набирали контракторов. Все они работали углубленно и не смотрели на часы. Один выделялся. Звали его Али. Среднего роста, улыбчивый, молчаливый, вежливый, знающий свою работу. Никогда не отвлекался, не болтал по телефону. Все делал вовремя и никому не надоедал. Я принес ему расчет, который он должен был проверить. Общались мы с ним мало. Только по работе. А сегодня он мельком глянул на меня и спросил:

– Что-то не так?

Наверное, я так и не смог до конца смыть с лица разговор в автомастерской.

– Да ничего особенного. Обычные проблемы, знаешь, автомеханики гонят пену.

Али спросил, а я рассказал. Потом он:

– Машина где, у нас на парковке?

– Да.

– Я думаю, десяти минут хватит. Идем, покажешь.

Когда я открыл капот машины, он посмотрел и меньше, чем через две минуты, выдал:

– У тебя есть три варианта:

1. Получить хорошие деньги.
2. Закрыть навсегда их бизнес.
3. 1 и 2 вместе.

– Али, мне через неделю в отпуск. Не хочу я уже никуда отдавать машину на ремонт. Не рассчитаюсь. А с теми гадами не хочу никаких дел иметь.

Он улыбнулся:

– А никуда и не надо отдавать. Тебе нужен этот обогреватель в машине для отпуска?

– Ну да, я ж тебе говорил.

– Хорошо. Карандаш есть?

– Ручка подойдет?

Ровно через три минуты:

– Давай, включай двигатель и включи обогреватель.

Все работало. И Али мне объяснил, что механик специально повредил одну из трубок обогревателя. Просто сплющил ее плоскогубцами. Поэтому и парило. Али всунул ручку в эту сдавленную трубку и снова сделал ее круглой.

– Али, ну, тебе такое спасибо. С меня ростом.

Он засмеялся:

– Да перестань, есть о чем говорить. Так, мы уже здесь почти 12 минут. Пора в офис.

После работы мы разговорились. Он – бывший командир звена боевых вертолетов армии Ирана. Еще при шахе. Отец – активный член иранской компартии. Как-то уживались. После прихода Хомейни пришлось бежать. Через несколько стран. Жена уехала другим путем, чтобы обоих не перехватили. Несколько лет жил в Южной Америке. Брался за самую разную работу. В том числе и ремонт машин. По образованию инженер. Перед армией. В конце концов осел в Америке.

Я не расспрашивал, видел, что он не обо всем хочет говорить. А спустя короткое время контракторы завершили работу. Али, как и остальные, должен был уезжать. И, конечно, я удивился, когда в последний день он подошел ко мне и пригласил на ужин к себе домой:

– Я и жена будем очень рады вас видеть. Приходи с женой.

Потом немного помолчал и добавил:

– Там будут только мои два брата с женами.

Снова помолчал.

– У них совсем другое отношение ко всему, чем у меня. Они через то всё не проходили. Так что, – он замялся, – пожалуйста, не удивляйся. Они и их жены считают, что то, что сейчас, это свежий ветер над Ираном. Моя жена и я знаем, что это не так. Ну, это так, мелочи. К восьми вечера ждем.

Вечер был хорош. Такого ароматного мяса с овощами я вообще никогда не ел. Вино было какое-то особенное. Потом еще были всякие вкусности. И много. Вначале я держался несколько напряженно. Его братья были моложе, такие же смешливые, очень разговорчивые. Но никаких острых разговоров не было. Уверен, что Али их предупредил.

Моей жене тоже все понравилось. И даже тот факт, что один из братьев начал ухаживать за ней, очень деликатно, только улучшил впечатление от вечера.

Я вспомнил про Али, когда не так давно мой коллега пригласил меня в персидский ресторан:

– Такого мяса ты вообще никогда не ел.

Я вспомнил Али и снисходительно улыбнулся.

– А еще как закусь они дают пресную лепешку, сырой лук и масло. Вкусно.

Ресторан был незаурядный. Все было в традиционном стиле, на мой вкус немного слишком орнаментально. На стене был большой портрет бывшего шаха. Типа мозаики. Пара фонтанов, не пластиковые стулья, вазы, чаши. В общем, не дешевка. По-моему, мы были единственными не иранцами в тот вечер.

Еда была вкусная, мы расслабились, говорили обо всем. Но тут пошла настоящая восточная музыка, и на сцене появилась встреченная аплодисментами танцовщица. Мы сидели к сцене боком, так что особенно не вникали. А потом мой коллега сказал, вернее прокричал, перекрикивая музыку:

– Ага, ну, вот оно и пошло.

Покачивая бедрами, танцовщица, легко одетая до пояса и еще легче ниже пояса, звеня кастаньетами, типа переходила от столика к столику, стояла и звенела этими монистами, пока не давали деньги. Потом шла дальше.

– А я не дам. С каких дел? Я не видел, что она там танцевала. Мне не нравится такое. Захочу – тогда дам. Пусть стоит и звенит хоть до утра.

Ну, она стояла и звенела. И достаточно долго и, видимо, раздраженно. Даже не скрывая презрительного взгляда. Я уже готов был сдаться, но мой коллега глянул на меня особым образом – и я не захотел сдаваться.

Танцовщица перешла к соседнему столику. Там сидела семья. И вот что я увидел. Мальчик лет двенадцати взял деньги у родителей. Там были как бумажные, так и какая-то мелочь. Он спокойно подошел к танцовщице, оттянул пояс ее трусиков-юбочки, заглянул внутрь, так секунд на двадцать и очень пристально. А потом прямо туда, внутрь этих трусов, высыпал мелочь.

А вот бумажные деньги он не высыпал. Он их уложил внутрь трусиков. Каждую банкноту по очереди. Похоже, на самое дно. Родители были горды, танцовщица победно улыбалась, все аплодировали.

Я понимаю, что традиции, культура. Я понимаю, что во всем мире в стрип-барах делают то же самое. Но не могу представить Али аплодирующим этому мальчику.

Alveg Spaug©2020