«Голда»

Фильм, если кто не знает, – о войне Судного дня. Именно тогда, осенью семьдесят третьего, Египет, Иордания и Сирия, излеченные от хромоты, заново подкованные, в новой сбруе, – столько танков, боеприпасов от Советского Союза! – решили взять реванш и вернуть территории, утраченные ранее. СССР времени не терял, помог и живой силой, и подлодками, и авиацией. Говорят, что даже ядерные заряды пришли тогда из Союза в Египет, – но этот факт если и реальный, то по сей день засекреченный. Так вот, со знанием дела и собственной правоты, вёл себя Советский Союз, ну, а Штатам досталась почётная миссия – мир восстановить и всё урегулировать.

Пока я смотрела этот фильм,  ещё раз убедилась в том, что самая трудная вещь на свете – принятие решения в ситуации, где решение должно было быть принято ещё вчера. И нет ни секунды на размышления, потому что пространство и воздух сжаты до размеров булавочной головки, а решение должно быть максимально разумным и верным, иначе не простят.

Если кто-то из читающих сейчас мой текст бывал неоднократно в сложных ситуациях, но всегда принимал самые на тот момент правильные решения, – пусть этот «кто-то» прямо сейчас бросит в меня камень. Я не обижусь. Пусть себе камушки по строчкам перекатываются.

А ещё я почти весь фильм проплакала. Во-первых, думала, что уж давно забыла, как я была девчонкой, – а тут вспомнила.

…Осень семьдесят третьего года на дворе, я учусь в седьмом классе,  ещё в плохой, нелюбимой школе. В хорошую и любимую, где у меня сразу появится множество друзей, я перейду через год. А пока что днём у нас регулярные пионерские линейки, речёвки и сообщения об израильских агрессорах, нагло залезающих на чужие территории. Я покорно на линейки хожу (попробовала бы не пойти!), но знаю – вечером всё будет по-другому.

Каждый вечер в нашей квартире играет радиола, совершенно по-окуджавски играет, только вот танцевать невозможно под треск и завывания глушителей. Можно, впрочем, разобрать отдельные слова и даже, если повезёт, фразы, а потом сложить из них текст. Именно этим занимается мой отец, который каждый вечер превращается в одно огромное ухо, крутит ручку приемника и ловит информацию на ультракоротких волнах. «Голос Америки», «БиБиСи», «Немецкая волна» силятся поведать нам правду. А Израилю плохо – это понимаю даже я.

Имена Голды Меир и Моше Даяна я узнала именно тогда, и с того момента сложились у меня два чётких образа: решительной женщины, при этом доброй, как бабушка, – и крутого военачальника, не теряющего самообладания, даже если вокруг рушится весь мир. Но в фильме оказалось по-другому. Моше Даян растерялся, и, возможно, не собрался бы, если бы не поддержка Голды.

Кто его знает, как было на самом деле, это ж художественный фильм, не документальный, и постановщик имеет полное право на свою режиссёрскую точку зрения.

А я плакала, пока смотрела, во-вторых, – потому что увидела совершенно живых людей, в частности, живого министра обороны Израиля. Ему, министру этому Моше Даяну, нужна была поддержка сильной и всё понимающей еврейской мамы, – а где её взять, если мама давно ушла из жизни?

И мне стало интересно, кем же она была: мама Моше Даяна?

…Её звали Двора Затуловская, родилась она в 1890 году, в деревне Прохоровка Полтавской губернии. Заметьте, в деревне, не в местечке, и была семья Дворы единственной еврейской семьёй на всю деревню. Отец был успешным предпринимателем, торговал лесом, знал, помимо идиша, и русский, и украинский, и иврит… Двора же закончила гимназию в Кременчуге, а потом – факультет педагогики Киевского университета. Она мало думала о своём еврейском происхождении, но присоединилась к народникам и социал-демократам, а в 1910 году поехала на похороны Льва Толстого… Через год после этого она бросит учёбу, поедет на Балканы, на войну, начнёт работать медсестрой в одной из российских частей на болгарском фронте. Но… вскоре почувствует себя чужой. «Я ошиблась тогда, – напишет позже Двора в своих воспоминаниях. – Народ, которому я хотела посвятить всю мою энергию, – не был моим народом». Она вернётся в университет, а потом, зимой 1913 года, отплывёт из Одессы в Палестину – строить Эрец Исраэль.

Именно там Двора встретит своего будущего мужа – уроженца города Жашков Киевской губернии. Шмуэль Китайгородский уже тогда сменил полученную при рождении фамилию на фамилию, звучавшую по-израильски правильно: Даян. А в 1915 году у четы Даян родится их первенец – Моше.

Строить – прекрасное занятие, только это во многие тысячи раз тяжелее чем ломать, особенно если строишь с нуля. Не забудьте, в Российской империи евреям землю не давали, в Израиле же – впервые появилась возможность осваивать собственные земли. И Двора, мать семейства, работала, не жалея себя.

Девушка из весьма обеспеченной по тогдашним меркам семьи, дочь состоятельного отца, наверняка привыкшая к комфорту… У супругов Даян родилось трое детей, а жили они в кибуце, в палатке, и Двора не отказывалась ни от какой тяжёлой работы. Думаю, работа эта созидающая была ей в радость. А по вечерам (в качестве отдыха, конечно же!) она писала статьи для женского журнала. И ещё активно работала над тем, чтобы принимать в Эрец Исраэль новых репатриантов.

Такой вот была мать израильского военачальника, а в 1956 году её не стало… Она ушла из жизни задолго и до Шестидневной войны, и до войны Судного дня.

Когда понимаешь и головой, и всем своим существом, что сделал ошибку, – очень не помешает поддержка мудрой и сильной мамы. Моше Даян получил эту поддержку – от премьер-министра, по совместительству мамы и бабушки.

Вообще это приятно – когда в исторической картине видишь не символы, а абсолютно живых людей. Я очень рада, что посмотрела фильм «Голда».

Лина Блик