Дом на Пересыпи

Эту книгу с дарственной надписью автора я показал моему товарищу и однокурснику Аскольду Федоровичу Назаренко, профессору Политехнического университета, академику, ведущему специалисту СССР в области ультразвука и технической акустики. Неожиданно тема книги Дусмана оказалась ему достаточно близкой. Он вспомнил и рассказал о нескольких случаях, услышанных от матери и бабушки.

До войны Аскольд жил на Пересыпи, узкой полосе суши между морем и двумя лиманами – Хаджибеевским и Куяльницким. Об этой легендарной части Одессы даже никогда не бывавшие в городе слышали в знаменитой песне «Шаланды, полные кефали».

Через несколько дней после нашего разговора Аскольд повез меня на Пересыпь к дому, где он вырос. Его все называли Домом Ивановых, т. к. он был населен несколькими поколениями этой большой родни. От здания осталась только часть кирпичной стены, а рядом три больших тополя, памятные Аскольду с детства. Потом мы зашли к живущим поблизости его родственникам. Мои собеседники, уточняя и дополняя друг друга, несколько часов вспоминали рассказы своих родителей о том, что происходило в доме Ивановых и соседних домах в то страшное время.

Один из Ивановых, Василий Иванович, был женат на еврейке Сарре. После прихода немцев и румын он не без оснований стал опасаться, что соседи по дому, расположенному в центре города недалеко от легендарного Привоза, выдадут ее и их шестилетнюю дочь Аллу. Поэтому Василий ночью привез Сарру в дом Ивановых к своему двоюродному брату Юрию и попросил спрятать ее. Дочь Василий скрытно вывез  к дальним родственникам в деревню, пообещав вернуться за женой через некоторое время.

Юрий и его жена Маруся спрятали Сарру в дверной нише между двумя комнатами, загородив ее с другой стороны шкафом. Потом Сарра перешла в такую же нишу в комнате матери моей собеседницы Лили, Надежды. Туалет был во дворе, и только ночью Сарра могла тайком туда выходить. Риск был велик, и родственники это хорошо понимали: за укрывательство евреев оккупанты грозили каторжными работами. А у Надежды уже тогда было трое детей.

О том, что прячут еврейку, через несколько дней стало каким-то образом известно не только в Доме Ивановых, но и в расположенном напротив Доме Масловых, называемом так по фамилии его дореволюционных хозяев. Значительная часть обитателей этого дома имела весьма малопочтенную репутацию. Но на Пересыпи были свои понятия о порядочности: можно, как масловцы, напиваться и выяснять отношения мордобоем, а то и ножиком, можно воровать, но нельзя предавать.

Поэтому не только Ивановы, но и масловцы не выдали Сарру. Она прожила так до приезда мужа, которому удалось тайком вывезти в деревню и ее. После освобождения Одессы они втроем вернулись домой. Теперь их дочь Алла живет в Израиле, у нее сын и трое внуков.

Два других случая, о которых рассказали мои собеседники, произошли зимой, когда евреев из гетто на Слободке гнали по дороге Котовского на станцию Сортировочная для отправки в лагеря уничтожения. Во время обороны Одессы была взорвана дамба, отделявшая Пересыпь от лимана, и значительная площадь была залита водой. По этой ледяной воде, замерзая под холодным морским ветром, шли мужчины, женщины и дети, а жители Пересыпи стояли вдоль улицы и смотрели на эту страшную картину.

В одной из групп, проходивших под охраной румын и полицаев, шла дочь Сарры от первого брака Шейла с двухлетним сыном Федей. Увидев на тротуаре группу знакомых ей женщин из Дома Ивановых, она воспользовалась тем, что охранник посмотрел в другую сторону, и молча вытолкнула мальчика из колонны.

Стоявшая там бабушка Аскольда Мария и другие женщины так же молча быстро спрятали мальчика за своими спинами, прикрыв чем-то из одежды. Все это видели, но никто не выдал. Шейла погибла, а Федя, внешность которого не была еврейской (он был похож на светловолосого отца), выжил. Его взяла к себе другая Надежда Иванова – сестра мужа той Надежды, которая спрятала Сарру.

После войны Федя жил в Одессе, в восьмидесятых годах эмигрировал в США и в 2003 г. умер в Нью-Йорке.

Вторая дочь Сарры от первого брака, родная сестра Шейлы, тоже шла в этой страшной колонне с грудной дочерью Диной, и тоже молча передала девочку Ивановым. Дину взяла к себе та самая Надежда, мать моей собеседницы Лили, которая прятала у себя Сарру, бабушку Дины. Она выкормила грудью не только своего сына Валерия, но и его ровесницу Дину. Таким образом, Дина стала Валерию еще и молочной сестрой. Несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте, моя собеседница Лиля и Дина дружили с молодости до самого отъезда Дины с мужем и двумя дочерьми в Израиль. Теперь у Дины две внучки; вся ее семья живет в Нетании. Она часто звонила Лиле, приглашала ее в гости, но по материальным соображениям осуществить это долго не удавалось.

Отец Лили, Петр Иванович Иванов, до войны работал главным механиком завода минеральной воды на берегу Куяльницкого лимана. Во время войны партизанил в катакомбах, вход в которые был  на Жеваховой горе. Надежда ездила в деревню, меняла вещи на продукты, чтобы прокормить троих своих детей и Дину, и еще умудрялась выкроить что-то для мужа и его товарищей. Ночами она ходила к ним, приносила еду и выполняла обязанности связной. Подробностей о деятельности родителей Лили во время войны мне выяснить не удалось: они были достаточно скромными людьми и на эту тему особо не распространялись. После войны Петр Иванович снова работал механиком на заводе. Надежда Ивановна вырастила пятерых детей и была в семье, по словам Лили, самым главным, любимым и уважаемым человеком. Умерла она в возрасте 82 лет.

Муж спасенной Сарры и отец Аллы, Василий Иванович Иванов, после войны усыновил Федю, удочерил Дину и помогал им как мог.

Обе Надежды Ивановны Ивановы, Юрий Васильевич Иванов с женой Марусей и их родственники рисковали не только своими жизнями, но и жизнями детей и близких. Тем не менее для них, видимо, выбор был однозначен. При этом, как говорили мои собеседники, никто ни тогда, ни впоследствии не произносил высоких слов, просто спасали людей, попавших в чудовищную беду.

Слушая рассказы Лили, Аскольда и других моих собеседников, я обратил внимание, что и они тоже ни разу не произнесли высоких слов, не оценивали поступки своих родителей и родственников как героические. Просто шел рассказ о событиях, о людях, уточнялись факты, детали, имена.

Я ехал на эту встречу, ожидая сдержанного делового разговора со мной, посторонним для них человеком, а оказался в теплой обстановке, за дружеским столом («Нет-нет, у нас так не принято, пошли к столу, там и поговорим»). Мне показалось, что я давно знаю этих людей, и я понял, что их простота в общении и сердечность – от воспитания, от примера родителей, от жизненного уклада нескольких поколений. И мне стало еще понятнее, почему простые люди с Пересыпи, жившие тогда в Доме Ивановых, поступали именно так: они привыкли так жить, у них были такие понятия и такая мораль. Ушедший несколько лет назад из жизни мой товарищ Аскольд Назаренко был именно таким высокоморальным человеком, потому что вырос и сформировался как личность среди порядочных людей.

А ведь в то же самое время жили и другие, которые за несколько дойчемарок, за имущество еврейских семей или просто по зову сердца выдавали людей, обрекая их на муки и смерть. Думаю, что единомышленники этих подлецов есть и сейчас, как есть и много людей, подобных героям этого повествования.

Часто говорят, что наша теперешняя жизнь ожесточила людей, сделала их черствыми и равнодушными к чужой беде. Я верю, что это не так. По словам моих родителей, в тяжелые военные и послевоенные годы, когда было еще труднее, не хватало самого необходимого, люди часто делились последним, относились друг к другу по-человечески. Упомянутый в начале моего рассказа Леонид Дусман рассказывал мне, что даже в нечеловеческих условиях лагеря смерти большинство людей старались помочь, утешить, поддержать чем могли. Так что во все времена были и добрые люди, и подлецы, и я уверен, что добрых всегда больше.

Мне неоднократно приходилось слышать высказывания о том, что возврат к описанию тех трагических событий исчерпал себя, ничего нового читатель не узнает и не нужно поднимать эту тему вновь.

Думаю, что это неправильно по двум причинам. Во-первых, далеко не все имена порядочных и мужественных людей, проявивших себя в то время, известны, а они этого заслуживают. Во-вторых, и теперь есть разные люди с разным внутренним отношением к подобным вещам. Я не говорю об единомышленниках подлецов – они этого не стоят. Но для того, чтобы помочь нормальным людям отвлечься от сегодняшних непростых житейских проблем и задуматься, определиться, дать свою оценку, нужны факты, и о них непременно надо рассказывать.

Михаил ГАУЗНЕР