Диван

Вскоре после нашего приезда в Сан-Франциско перед нами среди прочих встала и проблема обустройства жилья. От случая к случаю, по принципу «с миру по нитке – голому рубаха». То одно найдешь на улице, то другое. То тебе кто-то что-то подарит из ненужного, по принципу «дай нам Боже, что другим не гоже», то ты сам что-то купишь за смехотворно низкую цену на гаражной распродаже или в торговой сети магазинов Goodwill. Так постепенно собирался вещевой и мебельный пасьянс, в котором угадывалось наше будущее. У кого-то азарт этого недуга перешел в хроническую стадию и неизлечимо преследует по пятам с постоянством приговора без амнистии. Кто-то же, стремясь порвать с убогим прошлым, безвозвратно избавился от этого порока. А по поводу того, что это порок, попробуйте мне возразить! Сам не излечился до конца. Каюсь. Грешен. Такая это зараза! Сродни неудавшимся попыткам избавиться от курения или алкоголя… И даже сейчас, когда уже вроде бы появился грош за душой, все равно то одно где-то подхватишь, то другое. Поменялись лишь приоритеты. А тогда все было кстати… Нужно учесть, что качество выброшенных американцами вещей нередко находится на столь высоком уровне, что руки сами тянутся к ним.

Вспоминаю моменты своей ранней трудовой биографии в Америке, когда мне приходилось обслуживать территорию огромного торгового центра и прилегающих площадок в городе Сан-Матео, занимаясь там поддержанием нормальной функциональности. Был я свидетелем того, как даже некоторые коренные, довольно обеспеченные по виду американцы регулярно подъезжали на дорогих автомобилях к огромным мусорным бакам и добывали из них то, что их интересовало, включая продукты питания, выбрасываемые по истечении срока годности, но в большинстве своем не теряющие хорошего качества. Было очевидно, что те хорошо одетые люди, некоторые даже при галстуках и в белоснежных рубашках, не собирались это делать как-то тайком, стесняясь своего не совсем благородного, с моей точки зрения, занятия. Отнюдь нет. Они занимались этим серьезно и по-деловому. И действительно, то, что я мог мельком разглядеть из ассортимента выбрасываемого в баки магазинами и выуженного ими, вызывало у меня даже какую-то зависть: эх, мне бы это!

Я долго крепился, но наконец мои нервы не выдержали, время от времени я и сам стал туда невольно заглядывать, благо, по службе мне приходилось иногда самому выбрасывать нечто, освобождая полезную площадь. Мама дорогая! Да это был Клондайк! Эльдорадо! Сокровища Тутанхамона!

…Вообще-то он был черным. Я говорю о диване. Нашел я его на улице недалеко от дома. Чудо как хорош он был! Большой, с тремя кожаными подушками, с такими же подлокотниками и широкой высокой спинкой. Без каких бы то ни было потертостей и дефектов. Опережая возможных возжелателей-перехватчиков этого произведения столярного искусства, я каким-то образом и безусловно с чьей-то помощью быстро затащил его к себе на третий этаж без лифта. Наслаждались мы диваном, но недолго. Нам стало ясно, что он хорош только тогда, когда на него смотришь. В нашей сыроватой съемной квартире недалеко от океана кожа дивана всегда была прохладной и холодила при касании. Сидеть, а тем более лежать на нем было неприятно. Эйфория сменилась разочарованием. Но расставаться с ним не хотелось.

Тут Гена, мой однокашник по курсам в City College , подоспел с разговорами о своем неудобном сверхгабаритном диване, излишняя громоздкость которого не устраивала его семью. Чего не сделаешь для друга?! Я предложил ему в качестве эстафетной палочки моего красавца – мой «Черный айсберг», как мы его прозвали в шутку за холодящий экстерьер, не скрыв от друга эту особенность. Конечно же, я предложил это бесплатно: как он мне достался, так мы с ним и расстанемся. Без сожаления. Жизнерадостный и жизнелюбивый Гена-оптимист тут же согласился и, как мне показалось, был рад такому бесплатному приложению, особенно приятному в летнее жаркое время.

Водрузили мы эту черную громадину на ручную тележку о четырех колесиках, предварительно одолжив ее в супермаркете, и покатили от моего дома к дому, где жил Гена, балансируя и постоянно выверяя центр его тяжести, дабы не уронить по дороге. Ехали мы, ехали. Где-то с полчаса. Согнали семь потов. Потом была история с выносом за ворота старого дивана, который противился насильному изгнанию и никак не хотел пролезать в габариты лестничного пролета. Еще семь потов согнали. Итого четырнадцать.

Наконец, мой, а теперь уже Генин диван был водружен вместо прежнего, а с тем, прежним, надо было что-то делать. Энергия Гены не ведала границ. «Так, – сказал он. – Взяли и понесли!» Я послушался делового совета: взял и понес.

А надо сказать, что время было позднее. Хотя и лето, но в десять вечера уже было темно. Сопровождаемые нашими семьями, завернули мы с тяжеленной поклажей за угол дома, прошли еще несколько шагов и по команде Гены с облегчением опустили диван на землю возле глухой стены дома.

Знать бы нам тогда, в какую историю мы вляпываемся, подстелили бы соломку. Да где ж ее было взять в каменных джунглях?!

Постояли мы еще немного в темноте и хотели было идти. Но… Ярко вспыхнувший свет фар внезапно осветил всю нашу живописную компанию, ослепив нас. А затем подкатил мотоцикл с бравым полицейским. Бравее не бывает. Подъехал вплотную, но фары не гасит. Ослепляет нас. Признаюсь, мы немного струхнули. А он с хозяйским видом что-то нам говорит, но мы разобрать не можем из-за работающего мотоцикла. Но даже если бы мы очень постарались его понять с выключенным мотором, то ничего из этой затеи все равно бы не получилось, так как знали мы тогда английских слов меньше, чем нас там было. А он нам еще какую-то бумажку тычет, подписать просит. Спасительная фраза «моя твоя не понимает», приправленная нашей отрицательной жестикуляцией, на него не возымела никакого действия. Выяснив, на каком языке мы можем общаться, страж закона стал куда-то названивать.

Через пару минут подъезжает полицейская машина. И выходит оттуда краля, иначе не назовешь. Если бы она не была в полицейской форме, можно бы было подумать, что она соскочила сюда прямо с панели: ярко и густо накрашенная, со всеми признаками падшей женщины. Та еще гетера! Подходит и обращается на чистейшем русском языке. Из ее объяснения мы понимаем, что в городе объявлен месячник чистки улиц и то, что мы засоряем улицу своим диваном, является нарушением общественного порядка, и за это нам полагается штраф. На наше предложение исправить положение, убрав диван с улицы, нам было сказано, что это уже не имеет значения, все равно преступление зафиксировано и процесс пошел. Куда он пошел, нетрудно было догадаться. Не в нашу пользу пошел.

Да откуда мы могли знать про месячник?! А что они могут нам сделать, если мы не подпишем бумаги?! Этими вопросами мы попытались выбить инициативу из их рук. Не тут-то было. Гетера нам сообщила, что незнание закона не освобождает от ответственности, а если мы не подпишем штрафные бумаги, то проведем в полицейском участке ночь на нарах. Так и сказала: на нарах. А еще добавила, и это запомнилось, что здесь нам не наша родимая советская милиция, а американская полиция. Об отличительных особенностях мы спрашивать не стали. Поверили на слово.

Настроены наши собеседники были решительно. В течение всего нашего нервозного разговора с гетерой полицейский мотоциклист не снимал руку с кобуры пистолета.

Делать было нечего. Перспектива провести остаток ночи в полицейском участке не была заманчивой. Пришлось подписать бумаги, из которых мы узнали, что в связи с тем, что мы представляли две разные семьи, штраф налагался на каждую. Нашей семье $214 и Гениной семье $214. О-хо-хо!

Расстались без рукопожатий. А виновник нашего позора остался стоять там, куда мы его поставили. Разбирая позднее текст на квитанции штрафных санкций, мы выяснили, что нам предлагается заплатить означенную сумму сразу в течение указанного срока, а если мы хотим обжаловать это, то нам надлежит явиться в суд. Наше решение было безальтернативным – суд и только он. Сейчас бы я поступил, наверное, по-другому. А тогда у нас не было иного выхода.

$214! Для нас это было целое состояние. Недавно приехали, без работы, без денежных сбережений. Я проходил пешком тридцать три квартала из дома до курсов английского языка и столько же обратно. Потратить на билет в автобусе доллар не мог по причине его отсутствия. Все деньги, которые нам выдавались на пособие, тратились на оплату съемной квартиры и еду. Не до жиру! Быть бы живу!

…В зале суда собралось много народу. Слушались многочисленные гражданские дела по разным мелким поводам.

Дошла очередь и до нас. В связи с физическим отсутствием полицейского мотоциклиста, который должен был присутствовать в обязательном порядке (так полагалось по процедуре правосудия), слушание нашего дела отложили до следующего раза. Не пришел мотоциклист и в следующий раз. Чутье подсказывало, что это нам на руку. И мы не ошибались. На четвертом заседании суда, в связи с неявкой полицейского-свидетеля, наше дело было классифицировано судьей как недействительное и наш штраф был аннулирован. Как выразился судья, благодаря нашему благородному участию и кооперации со следствием во многих судебных сессиях. Потраченное нами время на хождение по судам было в конце концов вознаграждено. Не помню уже как, но мы на радостях отметили это событие здравицами во славу американского правосудия и, кажется, еще чем-то более горячительным.

Александр КАШЛЕР