Баба Сима и другие…
Автор о себе Я пишу по-русски и по-английски в свободное время, а также перевожу на английский русскую поэзию. Работаю в high tech менеджером. Есть три магистерских диплома, по праву, экономике и международным отношениям, но в работе использую, в основном, знания и умения, полученные в самой обыкновенной средней советской школе. Мечтаю открыть канал на YouTube, на […]
Автор о себе
Я пишу по-русски и по-английски в свободное время, а также перевожу на английский русскую поэзию. Работаю в high tech менеджером. Есть три магистерских диплома, по праву, экономике и международным отношениям, но в работе использую, в основном, знания и умения, полученные в самой обыкновенной средней советской школе. Мечтаю открыть канал на YouTube, на котором будут записи моей декламации поэзии на русском и публикация переводов на английский, чтобы люди, не знающие русского языка, могли насладиться музыкой русской поэзии, понимая ее смысл из перевода.
Я приехала в Америку в 21 год с прекрасным знанием английского языка и даже некоторым опытом преподавания английского подросткам и интенсивно, и в обычном формате школьного урока. Я думала, что пресловутого культурного шока у меня не было и быть не могло (последнее в более поздней оценке уже представляется бравадой).
Спустя более чем два десятилетия я стала всё больше задумываться, переоценивать прошлое, анализировать его с высоты накопленного опыта, и… поняла, что беглый чистый английский, который только и надо было что перенастроить с британского произношения на американское и чуть присолить сленгом, вкупе с очень большим словарным запасом совершенно сбил меня с толку – я не разглядела культурный шок. А может быть, дело в том, что шок нельзя заметить, пока не очухаешься. Очухавшись «двадцать+ лет спустя», начинаю подводить некоторые итоги.
Одним из самых запомнившихся мне шоковых моментов был разговор в одной семье о том, что в университете американского города Н. чествовали даму, ставшую первой женщиной с титулом профессора на одной из кафедр. И вот хозяин дома, где я была в гостях, поделился со мной следующим фактом: на самом деле первой женщиной, которая преподавала на кафедре М университета Н., была его супруга, просто она была лектором-почасовиком, а не профессором в штате, но это была она – тут гордый супруг несколько раз потыкал указательным пальцем в воздух в направлении стоявшей к нему спиной и на некотором расстоянии первопропоходице. Я не знала, что сказать, но не понимала, почему – в этом-то и шок, что отшибает память. Не знала даже, какое выражение изобразить на лице.
Теперь я понимаю, почему не знала, как реагировать – я была обалдевшей внучкой и родной племянницей двух женщин, которые заведовали кафедрами в двух известных вузах Москвы, считая это делом житейским. Мама моя тоже преподавала в вузе, но не заведовала кафедрой, а мамина сестра и бабушка по материнской линии заведовали. Маленькой я обожала надевать бабушкину шляпу и говорить, что иду заведовать кафедрой – дело было в шляпе, а остальное приложится, казалось мне тогда. Ах, не сохранилась коллекция шляп, но осталась мне и чудом пережила все переезды бабушки кукла на чайник в изящнейшей шляпке…
Но вернёмся от шляпок к нашим баранам: я вспоминаю папину бабушку, Руманову Симу Григорьевну, которая прошла всю войну военным врачом, майором медицинской службы, и заведовала лабораторным отделением эвакогоспиталя. Мой папа накануне Дня Победы нашёл в сети снимок приказа подразделения о её награждении. Я посчитала на пальцах – на странице дюжина ФИО и награждённых женщин больше, чем мужчин – и просто врачей, и начальников отделений. Эти женщины вынесли на своих плечах непомерную ношу, но… скорее всего, все, как и моя прабабушка, были людьми скромными, совершавшими подвиги достойно и незаметно.
Один раз я ходила с бабой Симой в смоленский Дом пионеров, на день празднования Победы. Я часто вспоминаю, что она сказала пионерам и мне, ещё дошкольнице. Она сказала, что после окончания войны нам известно, что она длилась четыре года, но во время войны они не знали, когда она закончится и закончится ли вообще. Фактически, она и её соратники воевали в вечной войне, не зная даты ее окончания. Я думаю, что такие вечные войны встречаются и в мирной – казалось бы – жизни, когда мы не знаем, закончатся ли страдания и муки.
Перебирая картинки, запечатлевшиеся в памяти, я сопоставляю хрупкую бабу Симу с орденом Красной Звезды на лацкане пиджачка и внушительную ширококостную супругу гордого американца.
Баба Сима выходит как на старом фотоснимке, чёрно-белом, но чуть-чуть с подрисовкой тёмно-вишнёвым цветом. Это снимок женщины, которая была одной среди многих и не считала себя ни первой, ни особенной.
Сцена с гордым супругом первой преподательницы-женщины на одной из кафедр университета американского города Н. вспоминается как полароидное фото с неестественно яркими цветами и отсутствием глубины или перспективы – как назвать, не знаю, но плоское, ненатуральное изображение из искусственного мира, где в заслугу женщине ставили преподавание в университете – дело хорошее, разумеется, но по сравнению с заведованием отделением военного госпиталя весьма непыльное и никоим образом мужской силы не требующее. Но вишь, «геройские рожи корчат»…
Я никогда, наверное, не забуду этого контраста – два мира, два детства – но точно могу сказать, что счастлива тем, что выросла в том мире и том детстве, в которых выросла.
Наталья ДУБСОН