Соседи

Он в свои шестьдесят семь чувствовал себя стариком, развалиной. У Гриши были залысины и серая, неопрятная седина, а у Маши в курчавых черных волосах едва едва пробивались тонкие серебряные нити. У Гриши с годами появился пивной живот, а фигура жены по прежнему напоминала гитару, тяжелая работа каким то неведомым образом пощадила ее крепкие ноги и руки, только кожа ее, и в молодости смуглая, с годами запеклась на беспощадном южном солнце. Мария двигалась плавно, говорила громко и ругалась с соседями задорно, как в молодости.

Они купили свой домишко в маленьком городе у самой границы много лет назад и долго, почти целую жизнь, выплачивали за него ипотеку. Приходилось тяжело работать, растить троих детей, оплачивать этот домик, требующий постоянного ремонта, этот палисадник, в котором Гриша повесил качели сначала для детей, а потом и для внуков, эту быстро ветшающую веранду , на которой стоял обеденный стол и старый диван, этот вечно облупленный забор, отгораживающий их от соседей, такой же небогатой пары работяг с детьми, которые вечно шумели до поздней ночи и держали мелких гавкучих собак.

Жилось им в этом доме с палисадником счастливо, но тяжело. Работали оба на заводе. Платили там мало, требовали много. Хватало заработков на самое насущное, Гриша с Машей ни за границей не были, ни мебель не меняли до тех пор, пока не выучили и не пристроили детей. Когда все трое детей обзавелись семьями и работами, закончилась, наконец-то, ипотека.

Можно было начинать жить. И они зажили! Они купили кровать с электроподъёмником матраса. Они обновили кухонные шкафы. Они обзавелись новым столовым гарнитуром с дюжиной стульев, чтобы было посадить детей, их пары и внуков одновременно. В самую последнюю очередь Гриша вышвырнул в веранды старый потрескавшийся стол и ненавистный пыльный диван. Их сменил набор садовой мебели из ротанга – стол со стеклянной столешницей, удобные кресла и подвесной диванчик-качели.

– Мы тут будем завтракать каждое утро, – сказала Мария мужу, оглядывая их обновленную веранду. Просто будем вставать пораньше и завтракать до наступления жары.

-Да,, – ответил Гриша и заулыбался в седые усы, – мы же ранние пташки.

Целый год и еще месяц они действительно каждый день завтракали на веранде в самые ранние часы, по привычке просыпаясь ни свет ни заря. Зимой, когда лил дождь, пришлось, конечно, пропустить пару недель, но все остальное время они усаживались по утрам с чашками кофе и нехитрым набором из салата и бутербродов за новый стол, с наслаждением, не спеша ели, рассматривая через разросшиеся у забора бугенвилии, как просыпается улица. Они жили на углу в самом начале квартала, и вся жизнь соседей проходила на их глазах. Так они узнавали новости, здороваясь с проходящими. Так находили и темы для дневных разговоров.

Сначала один за другим выезжали с улицы автомобили – в большинстве соседи работали в других городах, и к семи утра разъезжались все добытчики. Чуть позже на работу пешком отправлялись те, кто смог найти возможность добыть пару копеек в их маленьком городке – в основном это были женщины в возрасте, подрабатывающие уборкой и уходом за стариками. Затем приходила очередь мамочек с колясками и школьников. Этих на улице было совсем немного, молодежь неохотно селилась в старой части маленького городка. Последней мимо калитки проходила соседка со своим визгливым песиком. Она, по меткому замечанию Марии, любила поваляться в кровати, и раньше восьми утра ее несчастный питомец на прогулку никогда не выходил.

По субботам ранний завтрак супруги ели в полном одиночестве, улица спала допоздна. Но отсутствие пищи для разговоров в субботу скрашивалось особым меню, которое подавала Мария. Она была отменной кулинаркой, и на субботнем столе с утра были и с полдюжины домашних салатов, и домашние пышные пирожки, и хала, блестящая медом на румяном боку, и творожная запеканка. А еще Мария пекла апельсиновый кекс, благоухающий, как весенний сад.

Утро было тихое, толстые желтоклювые майны сварливо перекликались, расхаживая по забору, где-то стрекотала поливалка, которую забыли отключить ночью. Григорий сидел на диванчике-качелях и смотрел, предвкушая сладость неторопливого субботнего завтрака, как из распахнутой двери выходит Мария с полным подносом в руках, почти такая же грациозная и стройная, как четыре десятка лет тому назад. Как робкие лучи еще не жаркого солнца скользят по ее смуглыми рукам, пока она расставляет тарелки и миски, как снимает с халы белую салфетку.

– Как там говорили мудрецы прошлого? Три вещи расширяют горизонты человека: красивый дом, красивые вещи и красивая женщина. Вот и я дожил, чтобы согласиться с ними – думал Гриша.

Полосатый уличный кот крался от калитки, посматривая на птиц, ветер позванивал керамическими колокольчиками, развешенными на ветках лимонного дерева, протянутым на их участок от соседей.

Внезапно откуда-то раздался рев нескольких моторов, на улицу с перекрестка влетели несколько мотоциклов, а вслед за ними белый тендер. Гриша встал, чтобы взглянуть на происходящее, Мария оставила кофейник и последовала за мужем к калитке. Мужчины, выскочившие из тендера и слезшие с мотоциклов, рассыпались по улице, что то гортанно выкрикивая. Потом раздался оглушительный звук, похожий на треск, в грудь Григория ударило мощно и горячо. Мария закричала, он успел обернуться на ее крик и последнее, что увидели его затуманенные чудовищной болью глаза, перед тем как свет навсегда померк, это как его прекрасная, его любимая, его ещё совсем не старая жена падает навзничь, раскинув руки, и как ее черные, блестящие, едва тронутые сединой волосы летят, как крылья, вокруг ее простреленной головы.

…Психолог сидел в сером икеевском кресле спиной к окну. За окном дождь поливал серые дома, тусклые силуэты деревьев трепал беззвучный ветер, ранние сумерки опускались на город. Психолог сидел и слушал, не вертя в руках карандаш, ничего не записывая, просто подавая реплики тогда, когда Дана замолкала. Дана не смотрела на психолога, Дана смотрела на хлещущие в стекло струи дождя, разбивающиеся об окно как о скалу, и разлетающиеся крошечными каплями, сбегающими неторопливо вниз, в темноту и неизвестность.

– Я на самом деле отлично держалась с самого начала, несмотря ни на что, – говорила Дана окну за спиной психолога, – сразу начала волонтерить. В основном в своем городе развозили еду, лекарства, корм для животных. Очень многие боялись из дому выходить, а некоторые и не могли. Обстрелы жуткие, у кого-то дети маленькие, у других – старики. А мы ездили. Не то чтобы не боялись, но без паники были. Я вообще не паникер на самом деле. Да и легче мне справляться с ситуацией, если в движении и могу пользу приносить. Вот и ездили мы, по двое- трое. За день так уставали, что еле-еле домой приползала. Тут хоть стреляй мне под ухом, спала как убитая

Дана запнулась, и опустила глаза.

– Очень уставали все, короче. И я уставала. Но держалась.

– И что же случилось? – спросил психолог, не пытаясь перехватить Данин взгляд, по-прежнему направленный в сумерки за его спиной.

– Спросили нас, кто хочет отвезти дюжину коробок гуманитарки в соседний городок, который сильно пострадал. А я и обрадовалась. Во-первых, наконец из своего города выехать, все-таки развеяться. Во-вторых, ехать далеко, потому что прямую дорогу тогда перекрыла армия, а значит можно будет ни о чем не думать довольно долго. Два часа туда, два обратно, вокруг поля, ничего лишнего. И руку тяну, я, я хочу поехать. Кроме меня никто не вызвался, я ещё подумала, как это странно.

– И что произошло в поездке? – спросил психолог

– Отлично доехали, – ответила Дана и немного поудобнее устроилась в таком же, как у хозяина кабинета безликом кресле. – Проехали не через южный въезд в город, а через северный, сразу в новый квартал. Конечно, по дороге видели и сгоревшие машины, и воронки от взрывов, и армейских джипов там было немеряно, но в самом городке все было тихо и мирно. Там виллы такие ухоженные, с пальмами, с фруктовыми деревьями, на перекрестках цветы высажены, белые и красные. А главное, погода была просто сказочная. Небо синее-пресинее, облака мелкие, белые, как пух, солнце из-за облаков ласковое, осеннее, сверкает. Пастораль. Тишина. Развезли все коробки по адресам.

– Как вас встречали? – спросил психолог, видя, что несмотря на спокойный тон, его клиентка напряглась, как перед прыжком

– Отлично! – Дана расслабилась и даже вроде бы улыбнулась. Улыбка давалась ей не слишком хорошо, губы привычно пошли уголками вверх, но глаза по-прежнему смотрели куда-то прямо и одновременно внутрь. – Отлично встречали. Поили кофе, предлагали еду, выпечку, даже с собой забрать предлагали. Там очень гостеприимные люди живут. Радушные. Любят кормить пришедших в дом. Мы, как могли, отказывались. Но кофе пили, чтобы не обижать, везде.

– И что же случилось? – подал реплику психолог, глядя на гаснущее подобие улыбки на лице сидящей перед ним женщины. В ней что-то неуловимо изменилось, потемнело, на лице, круглом и гладком, залегли тени, тонкие веки прикрыли до половины глаза, руки легли на колени, как будто она собиралась отвечать на экзамене. Но, возможно, это была игра света, уже почти угасшего в струях вечернего ливня.

– Ничего не случилось, ответила Дана и заговорила монотонным негромким голосом, как будто рассказывала свою историю в сотый раз, – ничего не случилось. Мы все развезли, вернулись в машину, и вместо того, чтобы выехать из города по той же дороге, по какой приехали, навигатор повел нас на южный выезд. Сначала мы просто ехали через квартал со старым облупленными пятиэтажеками, потом свернули на улицу, где по обоим сторонам дороги стояли маленькие дома с палисадниками. И все эти дома были, как решето, просто живого места нет. Стены в следах автоматных очередей, от осколков, от разлетевшихся вдребезги окон. Пустые дома на пустой улице и на воротах каждого по несколько таких печатных объявлений о похоронах, ну вы знаете.

-Знаю – кивнул психолог

– Вот я еду по этой улице, смотрю на эти раненные изъязвленные дома, на эти объявления, на свечи у калиток и понимаю, что улица не кончается. Я будто тянусь по ней, как резинка, начиная от первого дома, становлюсь все тоньше и тоньше, и вот-вот порвусь. Но в конце концов та улица закончилась, свернули на другую, точно такую же. И там ни одной живой души, никого, ни человека, ни животных. Только дома в черных дырах, окна без стекол кое-где и на воротах объявления. Та, вторая улица была красивая, из-за заборов кусты цветущие видны, жасмин, деревья красным цветут. Ветерок. Солнце. Небо ясное, облака плывут медленно, и я машину веду медленно, потому что дышать очень трудно, воздух как наждак, все внутри царапает. Самая длинная поездка в моей жизни была. Я репортажи по телевизору видела, конечно, но на самом деле это страшнее стократ. Как будто кошмар снится, только это не сон.

Дана помолчала, беспомощно глядя на свои руки, как будто они все ещё лежали на руле медленно плывущей по пустой расстрелянной улице машине и продолжила:

– Я, наверное, выглядела не очень. В машине воды не было, но в самом конце этой улицы оказался магазинчик, и в нем старичок- продавец, такой типичный восточный дедушка, в клетчатой рубашке, которая не застегивалась на круглом животике, в тренировочных брюках и в шлепанцах. Заросший седой щетиной, суетливый и добродушный. Продал нам воду, но было видно, что ему очень хочется поговорить. Он был абсолютно один в своем магазинчике, ведь на улицах никого не было.

Дальше Дана говорила уже громче и быстрее, словно хотела закончить рассказ поскорее.

– Он нам рассказал, что прожил на этой улице всю жизнь, что его дом вот он, дальше по дороге, что его в ту роковую субботу дочь с зятем забрали погостить. Потому и жив. А всех остальных убили. Всех его соседей.

Вытащил нас на залитый светом тротуар.

– Видите вот этот дом, где окно выбито? Туда террористы стреляли через окно, убили всех, кто сидел на кухне. А вот этот дом видите? Где кусты красным цветут? Вот там мои друзья жили, Гриша и Мария! Очень хорошая семья. Дружные такие. А как Маша готовила! Лучше даже моей покойной жены! Они на веранде завтракали, их первыми прямо во дворе убили. Убили, зашли к ним на веранду и съели завтрак, который Маша приготовила.

– И знаете, что совсем уж непостижимо, – сказала Дана после долгой паузы, когда темнота перелилась в комнату из-за окна и растеклась по углам, – самое непостижимое  – что одного из этих террористов опознали по видеосъёмкам с их же собственных видеокамер. Он в этом городке несколько раз подрабатывал на стройках. Той пожилой паре, Григорию и Марии, которая жила в начале улицы, ремонтировал веранду. Они его всегда угощали домашней выпечкой, говорят. И всегда давали сладости, для детей. По-соседски, как принято.

Шула Примак