Мишка Япончик, пушка и часы…

Поговорить «за жизнь» одесситы любили всегда. И до революции, и сразу после нее, и потом, уже в мое время, когда СССР казался незыблемым колоссом. В те спокойные годы «за жизнь в Одессе» рассуждали, то ли фланируя по аллее, ведущей к пляжу в Аркадии, то ли спускаясь в «Два Карла» – «винарку», названную так по причине своего расположения: на углу улиц Карла Маркса и Карла Либкнехта, то ли просто где придется. А уж в нашем знаменитом дворе дома №23 на Госпитальной разговоры еще иногда сводились и к родившемуся здесь Мойше Винницкому, или, как его знала вся Одесса, Мишке Япончику. И каких только историй я не наслушался о своем предшественнике-соседе. Их пересказывали друг другу мы, пацаны, обновляя каждый раз подробностями, подслушанными у взрослых. А некоторые особо запоминающиеся истории были даже подкреплены свидетельствами очевидцев, еще помнивших те далекие дни, когда Япончик здесь часто бывал.

Будь Мишка Япончик моим современником, ему, я уверен, была бы уготована блестящая политическая карьера. С его-то чутьем… С его способностью предвидеть… Ведь не случайно же на заре советской власти, в 1919 году, он чувствовал, куда дует ветер послереволюционных перемен, и предложил сотрудничество большевикам? Более того, сформировал полк из налетчиков и бандитов, с которым собирался выступить против петлюровцев и армии Деникина. Тогда-то и произошел казусный случай, не только не забытый в нашем дворе, но и обсуждаемый на Госпитальной уже не одним поколением.

Формировать полк Япончик собирался не с пустыми руками. Начальнику Особого отдела ВЧК 3-й Украинской армии Фомину, разговор с которым состоялся у того в кабинете, куда, кстати, Япончик заявился сам, он пообещал вооружить своих подопечных самостоятельно. И у него имелись такие возможности. Бандит в Одессе без оружия – это был нонсенс. За два года бесконечной смены власти в Одессе, с 1917-го по 1919-й, у подручных Япончика скопилось его достаточно. Была даже пушка! Да, полевая трехдюймовка, со снарядами, хранившаяся в бывшем стойле для коней, в нашем 23-м номере на Госпитальной, принадлежавшем до его кончины Меиру-Вольфу Винницкому, Мойшиному папаше. Для каких целей Япончик ее припас, сказать трудно, но пригодился же ему пулемет для самообороны во время еврейских погромов на Молдаванке. И тогда дело обошлось без жертв благодаря пулемету, вид которого мгновенно остудил ошалевшие от безнаказанности головы погромщиков.

Летом 1919 года приготовления закончились, и полк численностью под две тысячи человек собирался выступить к месту назначения. Его разношерстно одетые бойцы, конечно, не отличались военной выправкой, но представляли собой достаточно серьезную силу. Одесса их провожала с помпой. От оперного театра к вокзалу те шли в сопровождении сборного оркестра скрипачей, привыкших играть на еврейских свадьбах и похоронах. Звучали «Варшавянка» и «Беснуйтесь, тираны», в мелодии которых непонятным образом вплетался задорный фрейлехс «Семь сорок». Зевак собралось много по обе стороны улицы, и они громкими возгласами приветствовали вчерашних бандитов, собравшихся на ратные подвиги. Дамы промакивали батистовыми платочками повлажневшие от умиления глаза и махали вслед тем, кто еще совсем недавно наводил на город ужас своими дерзкими налетами. Одесса в едином порыве благословляла этих босяков, изгоев общества, забыв их маргинальный статус и прежние прегрешения, и видела в них теперь своих героев. Их предводитель, Мойша, ехал впереди колонны в красном открытом автомобиле с поднятым транспарантом, на кумаче которого красовалась надпись «54-й Советский полк». За автомобилем пара коней тянула ту самую пушку, и грозный вид этой процессии казался истинно народным шествием, вызывающим у одесситов неподдельный восторг и гордость за своих земляков.

И как раз накануне утром и произошел тот самый казус. Япончик непременно хотел провезти пушку по городу, и к началу шествия его полка орудие должны были доставить с Молдаванки в центр города. Привыкший все контролировать самостоятельно, он и на Госпитальную прикатил чуть свет, чтобы удостовериться в исполнении своего поручения. Однако его хлопцы пока не могли исполнить то, что должны были сделать уже час назад. Пушка не проходила в проем ворот, и оставалось загадкой, как ее раньше туда впихнули. Япончик стоял снаружи и нервно поглядывал на свои карманные часы – роскошный золотой «Брегет» с бриллиантами на крышке. Приобретенные в лучшем магазине Одессы, у Пуриса, они предательски отсчитывали и без того потерянное время. Люди Япончика крутились вокруг пушки, кряхтели, тщетно пытаясь вытолкать ее на улицу, но у них ничего не получалось.

– Может быть, вам еще и раввина Шустера сюда привести, чтобы он прочитал брахот? – Япончик начал терять терпение. Пушку элементарно заклинило между двух чугунных столбиков, вкопанных у ворот. Кстати, именно эти столбики никуда не делись и во времена моего детства. Да и сейчас они, наверное, там же, на своем месте. Предназначенные для защиты углов и стен арки двора от чересчур широких подвод, такие столбики были на Молдаванке повсеместно.

Но пушка ведь не подвода, однако и ее ширина оказалась критической. Столбики крепко держали орудие, словно не желая отпускать свой трофей из чрева двора, где та уже прижилась. А время неумолимо шло… И чем меньше его оставалось, тем больше нервничал Япончик. Он оставался внешне спокойным, но на его скулах уже играли желваки.

– Раввина здесь не будет, но я имею что сказать. И поверьте мне, клянусь камнями Иерусалимского храма, ваши уши будут счастливее, если эта мортира наконец окажется там, где она уже давно должна была быть.

Четверо его подручных, с пунцовыми от напряжения лицами, опять приложились к лафету и пыхтели так, будто тягали неподъемные мешки на причале в порту. Рубахи их взмокли от пота, несмотря на ранний час и относительную прохладу в это время суток в июле в Одессе.

Япончик какое-то время еще наблюдал за их безрезультатными стараниями, как вдруг, взглянув на часы, в бешенстве со всей силы шмякнул их о булыжную мостовую.

– Кругом одни по…оватые, – выругался он в сердцах и, перескочив через пушку, с ожесточением начал ее пихать наружу. Увидев обычно уравновешенного и сдержанного, а сейчас столь рассерженного Япончика, его люди тоже засуетились, и через несколько минут злосчастное орудие уже стояло на улице. Рядом с пушкой лежали разбитые часы, на циферблате которых уже навечно остановилось время.

Их подобрал семилетний тогда Йося, живший в том же дворе и вертевшийся здесь все утро. Привлеченный необычной возней с пушкой, этот смышленый мальчуган даже не подозревал, что часы, принадлежавшие Япончику, уже очень скоро станут для него предметом гордости. Ведь их хозяин – сам Мойша! И Йося собирался их сохранить, а потом Япончику отдать, когда тот сюда вернется. Но ему так и не довелось более увидеть своего кумира, которого вскоре застрелил командир отряда кавалеристов Урсулов на станции Вознесенск.

Разбитые часы Йося берег всю жизнь. Помятые от удара о булыжную мостовую, с пустыми гнездами от вылетевших бриллиантов и с мертвым механизмом, они стали для него памятным сокровищем. И я их видел. И тоже в семилетнем возрасте по прошествии более сорока лет в том самом дворе на Молдаванке.

Часы мне показал уже мой товарищ – тоже Йося, носивший имя деда, внук дяди Иосифа, нашего соседа. И я забожился, что ни одна живая душа не узнает о том, что он рассказал мне о семейной реликвии. А перед тем, как написать об этом и тем более что-то опубликовать, мне потребовалось разрешение Йоси. Потому и позвонил ему в Нью-Йорк за дозволением поведать важную для него историю. Да и для меня значимую тоже. Ведь тайны мальчишек священны, а их клятвы нерушимы, сколько бы лет ни прошло…

Виктор БЕРДНИК