Жена

Короче говоря, он – нет, но вот его жена, Надежда Андреевна, была мне очень и очень симпатична.

Дело в том, что после окончания гродненского пединститута (ныне – университета) я попала в педагогический коллектив, где работала Надежда Андреевна. Она была очень приятной, умной женщиной. Красивая спокойной, уверенной красотой, она держалась скромно, но с большим достоинством. Я сначала даже не знала, что она жена уже в какой-то мере известного писателя Василя Быкова. К тому же она оставалась на своей фамилии. Но почему-то она со мной подружилась. Нет, Надежда Андреевна меня не опекала, не наставляла. Да и преподавала она русский язык и литературу, а я – математику.

Однажды мы с Н.А. пришли в школу в платьях одинакового фасона и очень удивились, глядя друг на друга. Оказалось, сшила нам эти платья одна и та же портниха, имевшая ограниченный круг заказчиков, и попасть к ней можно было только по протекции. Будучи из плеяды старых мастеров, она шила великолепно и обычно никогда не повторялась. Но именно этот случай сблизил нас с Н.А., хотя она и была гораздо старше меня (лет на 8–10), дама с положением, мать двоих детей.

Я же – новоиспеченная учительница, подающая надежды, имеющая годовалого сына. Моего мужа после окончания вуза с красным дипломом отправили служить рядовым Советской армии на Дальний Восток. В душе он уже мнил себя на литературной ниве и писал изумительные стихи.

Но, конечно, наши отношения с Н.А. определял не фасон платья, просто она стала для меня примером поведения в обществе коллег. Дело в том, что нас учили «незыблемым истинам»: нельзя делать замечания коллегам в присутствии учеников и их родителей, педагогический коллектив – это единое целое, и мы должны выступать единым фронтом. (Как на войне!) Но против кого? Против каких таких врагов мы, учителя, должны сплачивать свои ряды?

Как-то на большой перемене в учительскую зашла мама одного из наших учеников. А школа была особая, в ней собрали детей из неблагополучных семей. Сын этой мамы был достаточно неудобным для учителей. И тут все предметники наперебой стали объяснять этой несчастной матери-одиночке, какой плохой у нее сын: и то не так, и то не этак. А она стоит, ничего не понимает, да и сама по виду не шибко грамотная. Вдруг голос Надежды Андреевны: «Да прекратите это безобразие! Что вы, не можете найти никаких хороших слов для мамы? Неужели в нём нет ничего хорошего, за что вы могли бы его похвалить?!» И это при сыне, которому лет 12–13.

Конечно, учителем быть непросто, да еще в такой школе, когда нервы не раз напрягаются до предела. Но упреками, которыми ребенок сыт по горло, ничего не добьешься. Надо держать себя в руках, обнадежить родителей, помочь им советом – именно потому что ты профессионал. Такой урок я усвоила после этой сцены.

Надежда Андреевна иногда делилась со мною, рассказывая о своей личной жизни. Я узнала от нее, что она окончила литфак пединститута. Причем это был действительно литературный факультет, практику она проходила в редакции областной газеты. К сожалению, места там не нашлось, и после выпуска ее направили учительницей русского языка и литературы в вечернюю школу № 9 г. Гродно. Это было не совсем то, о чём мечталось. Но оказалось, что работать в вечерней школе интересно. Учиться пришли серьезные люди, прошедшие войну, они старались наверстать упущенное, получить образование и быть нужными в мирной жизни. Верили, что будут востребованными.

Среди других появился и парень, демобилизованный лейтенант, Василий Быков. Он работал художником-оформителем. Быков был по-своему странным молодым человеком. Не слишком общительный, не слишком располагающий к себе, да и не желающий никого располагать. Но очень хотел стать писателем. Причем знаменитым писателем. Он писал неплохие сочинения на заданную тему, стремясь самостоятельно оценивать события, изложенные в литературных произведениях, и защищал свои убеждения, выраженные в ученических работах.

Н. А. обратила внимание на непохожесть молодого человека в восприятии учебного материала. Как-то он поделилися с ней, что пишет рассказы. Она попросила показать их. Ей хотелось заглянуть внутрь его интересов. После нескольких настоятельных просьб он принес исписанную тетрадь и отдал ее на суд учительницы. Она прочла рассказы и убедилась, что пишет ученик довольно интересно, но совершенно безграмотно. Не владеет мастерством литературного изложения, но, наверное, если будет упорно работать над собой, может, что-то и получится. Об этом она прямо сказала В. Быкову, но добавила, что готова ему помочь. Он согласился, и началась индивидуальная работа не только над грамотностью, стилем и так далее, но и над формированием культурного человека.

Василий Быков вырос в небольшой бедной деревне на Витебщине, на севере Белоруссии. От цивилизации деревенька эта отстояла далеко. Но была там начальная школа, в которой Василь стал учиться всем наукам, в том числе рисованию. Как раз это получалось у него неплохо, рисунки выходили похожими на оригинал, и это его увлекло. После окончания семилетки в соседней деревне поступил в художественное училище в Витебске. Он еще не успел понять, что к чему в городской жизни, как срочно пришлось отказаться от учебы. Не было у родителей денег оплачивать его учебу, а стипендии отменили. Учебники, жильё, еда – всё стоило денег. А где их взять?

Правда, и в деревне делать было нечего. Поступил в ФЗО. Надеялся всё же выбиться в люди. Разразившаяся война застала Быкова на практике в Киеве. После ряда мытарств попал в военное училище, осенью 1943-го окончил его в звании младшего лейтенанта и до конца войны защищал родину.

После войны В. Быков некоторое время оставался в армии. В нормальных, мирных условиях ему почти не довелось жить, не было навыков гражданской жизни. В то же время он был талантлив, и талант этот не был испорчен цивилизацией. Это поняла его учительница Надежда Андреевна Кулагина. Она полюбила его таким, каким он был. Он же впервые увидел рядом с собой умную, красивую, надежную, образованную женщину, которая поверила в него, и тоже полюбил ее. Он предложил ей выйти за него замуж, она предложение приняла. И семья состоялась. Н.А. знала, что ей предстоит большая, трудная работа, что ее избранник – человек творчества, что это не просто замужество, а жизнь, отданная таланту, отданная другому человеку. Но она не боялась. Она в него верила.

Когда мы познакомились с Надеждой Андреевной, у них уже было двое сыновей: Сергей и Вася. Детки, еще маленькие, нуждались во внимании и семейном уюте. Сережа, первенец, как выяснилось, родился на Курилах, в очень сложных бытовых условиях. Н.А. там же работала в школе – учителей на краю света не хватало. К тому же терзала необходимость проклятого непрерывного трудового стажа. А потом – Сахалин. Вот таким жутким оказалось «свадебное путешествие», которое растянулось на годы. Произошло это потому, что Быкова опять призвали из запаса в армию и отправили туда, куда Макар телят не гонял.

А в тех местах уже пропала охота писать. Так хотелось вернуться в родную Белоруссию, в свой, уже родной, город Гродно. Но только через шесть лет мечты осуществились. Появилась своя маленькая квартирка. Василь Быков получил работу в газете «Гродненская правда», опять возникло желание писать. Надежда Андреевна все бытовые заботы взяла на себя: Вася пишет! И действительно, появились в газетах и журналах рассказы, а потом повести – «Журавлиный крик», «Третья ракета». Н.А. продолжала быть первым читателем и первым критиком его произведений, хотя писал он на белорусском языке. И – преподавала в школе, растила сыновей, вела дом и оставалась милой, приветливой женщиной.

В это время в журнале «Юность» уже печатался Василий Аксенов, были на слуху Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко. Нам, жившим далеко от столицы, они были гораздо более интересны, чем наши местные писатели, чем В. Быков, писавший на свою любимую тему – о войне. С Надеждой Андреевной мы нередко обсуждали произведения этих талантливых молодых прозаиков и поэтов, она всё читала, была в курсе новинок, имела свое мнение. О творчестве Быкова говорить с ней было неудобно, хотя всё, что печаталось им, мы, конечно, прочитывали.

Как-то она поделилась, что едет с мужем и детьми в Ждановичи, под Минском, в дом отдыха творческих работников. Там можно было и отдохнуть всей семьей, и одновременно имелись условия для писательского труда. В конце лета мы встретились с Н.А., и, конечно, мой первый вопрос:

– Как отдохнули?

– Да что сказать? Вася там работать не смог. Забрал старшего, Сережу, и уехал на Витебщину, к матери в деревню. Вот там ему работалось.

– Ну а вы?

– А что мы? Остались с младшим, с Васей. Отдыхали хорошо, но всё же… Да что поделаешь? Ему не работалось…

Потом мы стали видеться с Н.А. реже. Я уже перешла в другую школу. А Надежде Андреевне пришлось оставить учительство. Фактически она выполняла обязанности секретаря при муже – большой объем чисто технической работы, переписка. Как жене широко известного писателя, ей приходилось встречать и провожать различных литературных и прочих деятелей, в том числе и приезжавших из-за рубежа, принимать гостей у себя дома. Ради сохранения стажа она оформилась в редакции газеты корректором и брала рукописи на дом.

Однажды Н. А. рассказала, что Быков завел собаку, шотландскую овчарку – колли, которую каждый вечер после работы выгуливает. Действительно, как-то зимним вечером, будучи в том районе, где жил писатель, я видела его с любимой колли, в обществе с писателем Алексеем Карпюком. Идиллия! Такой породы в то время, кажется, ни у кого не было в нашем городе. Очень красивая собака, ухоженная, причесанная.

Спросила у Н. А.:

– Кто занимается вашей красавицей?

В ответ:

– Кормлю, убираю, расчесываю я, а всё равно обожает Васю. Ждет не дождется, когда придет с работы и пойдет с ней гулять. Знаете, редкая любовь!

Мы с Надеждой Андреевной были на «вы», так сложилось. Когда встречались, она охотно делилась со мной многим, что входило в круг наших общих интересов. Я не могла быть с ней на короткой ноге. Меня сдерживала разница и в возрасте, и в общественном положении. Я не была обуреваема корыстными целями, просто при встречах нам было интересно друг с другом. У меня никогда не возникало желания познакомиться с писателем Василем Быковым, бывать у них дома. Читала его вещи, но как человек он меня не привлекал. Почему? Не знаю. Что-то было в нём такое, что меня не притягивало.

Время шло, я узнала от знакомых, что семья Быковых получила новую квартиру в престижном обкомовском доме, который называли в народе «Дворянское гнездо». Встретила Надежду Андреевну. Она вся была в хлопотах: такая шикарная квартира, ее надо обставить. Очень хотелось иметь в гостиной хрустальную люстру, а на полу постелить красивый ковер. У Васи будет удобный кабинет, можно разложить всё необходимое для работы, поставить полки с книгами. Я смотрела на нее, слушала, чем она озабочена, но для меня это было так далеко, что я толком не могла осознать ее волнения. А у нее к тому же еще одна радость: младший Вася поступил в мединститут.

Не к месту вспомнила я ее рассказ о промерзших, в инее, стенах их офицерской квартиры на Курилах, в которую привезли из роддома первенца, Сережу. И тогда тоже была радость: сын! Правда, напоминать ей об этом у меня не хватило мужества. Пусть будет счастлива – ведь заслужила.

И вдруг по городу пополз слух: Василь Быков сошелся с литконсультантшей из областной газеты и уехал с ней в Минск. Не может быть! Может быть… Всё может быть. Оказалось, он ходил к секретарю обкома партии и попросил для себя новую квартиру. Объяснил это тем, что полюбил другую женщину, уходит из семьи, и ему нужно жилье. Секретарь обкома возмутился: только что ему, беспартийному писателю, из уважения к его творческому труду дали в обкомовском доме шикарную квартиру на семью из трех человек (старший сын уже учился в военном училище), в городе дефицит жилплощади, так ему нужна еще одна! Тогда писатель, знавший, что город им гордится, поставил ультиматум: не дадите квартиру – уеду из Гродно. На что последовал ответ: уезжай!

Быков съездил в Минск, договорился со всеми, с кем надо было, и вскоре ему дали хорошую квартиру по улице Танковой.

Еще через некоторое время встретила Надежду Андреевну. Она себя плохо чувствовала, завязано горло, рот закрыт шарфом. Говорить было нельзя, да и не о чем. Я обо всём знала, и она это понимала. Мы молча раскланялись и разошлись.

Следующий раз увиделись зимой возле Дворца пионеров. Я шла в бассейн, а она только что вышла оттуда. Как раз накануне прошла передача из нашей столицы о писателе Василе Быкове, его о чём-то спрашивали, он что-то отвечал. Я случайно включила телевизор и невольно стала слушать и всматриваться в лицо человека, которого уже считали гордостью белорусской литературы. Что я хотела увидеть? На содержание разговора внимания не обращала. Но мне интересно было, глядя на неподвижное лицо писателя, думать: жалеет или не жалеет о случившемся?

Я сказала Н.А., что вчера видела Василя Быкова в телепередаче. Она сразу встрепепенулась:

– Правда, похудел? Ведь у него больной желудок, а она обеды не готовит. В основном питаются консервами из спецмагазина. Сын Сережа служит в Минске и заходит к нему. Говорит, пока мебели нет, живут, как на вокзале. А ему так нельзя.

– Надежда Андреевна, а вы-то как? Пришли в себя?

– Знаете, я никак не могу к этому привыкнуть и понять. Все в редакции знали, только я ничего не подозревала. Он говорил, что она его иногда консультирует. Я приходила в редакцию, брала работу на дом. Затем приносила, встречалась с людьми… Все знали… Мне так стыдно, что всё было за моей спиной. Ну влюбился, ну с кем не бывает?! Почему же мне об этом не сказать открыто? А так, за спиной… выставил меня на посмешище… И дети… У нее тоже сын, он, по-видимому, уже взрослый. Кто отец? Не знаю и знать не хочу! Только передали мне ее слова, Васе сказанные: «Наконец-то дети у тебя выросли, младший поступил в институт, можешь жить для себя! Никаких обязательств у тебя перед семьей нет!» И она сумела убедить в этом Василя.

Помолчав, добавила:

– Что-то я болеть начала, всё время воспаление легких. Врачи советуют закаляться. Вот стала ходить в бассейн.

И возвращаясь к главному:

– Сережа к нему заходит, а вот Вася простить не может. Он, Вася, как раз женился, так отец на свадьбу денег дал, но приехать отказался. Так и женился без отца. И собака бедная.

– А что с ней?

– Знаете, я болею, ухаживать за ней нету сил. Васина сестра, она работает в столовой, забрала ее к себе. Ей легче ее кормить. Да только загубят они ее. Три раза в год заставляют щениться. Щенков продают, делают деньги. Собака замучена. Я к ней сначала ходила проведывать, каждый раз сердце разрывалось от жалости. Так они попросили не приходить, чтобы собаку не травмировать.

К нам подошел сосед Н.А., предложил отвезти ее домой. Мы попрощались. Надо сказать, что Надежду Андреевну очень уважали все, кто ее знал.

Этот разговор был последним. Через две недели наши общие знакомые сообщили мне, что Н.А. увезли в республиканский онкологический центр в Боровлянах на обследование. А потом я узнала, что у нее рак легких, хотя она об этом не догадывалась, считая свою болезнь хроническим воспалением. Она ненадолго вернулась, ходила на прогулки с закутанным ртом, общения не получалось.

А затем – опять Боровляны. Она умирала. Но еще была жива и так хотела напоследок повидать своего Василя! Он знал, что дни ее сочтены. Ему передали ее просьбу – благо, Боровляны под Минском, и возле нее были оба их сына. Он не откликнулся, не приехал. А она ждала до последнего, она не представляла себе, что он не захочет проститься. Ведь, кроме этого, ей от него ничего не было нужно.

Весть о том, что умерла Надежда Андреевна, сразу распространилась по городу. Стали известны день и время похорон. Была ранняя весна. Хоронили из дому, из «Дворянского гнезда». Собралось много народа, масса цветов. Пришли коллеги – прежние и нынешние, литераторы, обкомовские работники, бывшие ученики.

Гроб стоял в гостиной, под хрустальной люстрой, на полу лежал ковер. У изголовья – портрет красивой, без косметики, женщины. Умное лицо, приятная улыбка. Приехали родные, сидел старый человек, ее отец. Рядом – сыновья, невестки, внук. Похороны задерживались, мы ждали Василя Быкова. Обещал прилететь из Минска. Ждали до последнего рейса. Не прилетел. Думали – приедет на машине. Позвонили и получили ответ: приехать не сможет, что-то почки заболели…

*   *   *

В 2003-м на белорусском, в 2005-м на русском вышли мемуары Василя Быкова «Долгая дорога домой». 440 страниц воспоминаний, от рождения до триумфа. Имя Надежды Кулагиной впервые упоминается там на 146-й странице, когда автор пишет уже о прибытии на Курилы, куда его направили служить. И появляется оно в таком пассаже: «Прибыл я туда не один – с женой, Надеждой Андреевной, недавней выпускницей Гродненского пединститута, которая вынуждена была отправиться со мной в неведомые дальние края». Далее – о трудностях тамошней жизни, о рождении сына, о своих переводах по службе и возвращении в Гродно в 1956-м. В этом коротком тексте несколько раз встречается словосочетание «жена с сыном». А на странице 183 – одно предложение о рождении второго сына. И – всё. И больше ни слова о женщине, делившей с ним кров, невзгоды и радости на протяжении 30 лет, о женщине, в союзе с которой написаны лучшие его вещи.

Мертвым не больно…

Лилия ЗЫБЕЛЬ