Заводские будни

Тогда завод произвел на меня гнетущее впечатление. 1996 год – пик лихих 90-х. Работы почти никакой, зарплату не платят по полгода, цеха унылые. Начальник завода выясняет у меня, может ли он перейти на военно-морскую кафедру нашего вуза. Завод расположен на окраине Калининграда, и все рабочие живут в поселке, имея подсобное хозяйство, что их и выручает.

За прошедшие четверть века положение в корне изменилось, поэтому мне хочется вернуться во времена моей молодости. 1960 год, хрущевский закон о сокращении вооруженных сил на 1,2 млн человек. Покинув корабль, я переезжаю из Находки в Калининград и ищу работу. Два месяца поисков, пожалуй, самые тяжкие в моей жизни. Предлагают пойти учеником слесаря (зарплата меньше, чем из ФЗУ). Случайно узнал, что на заводе ВМФ ликвидируют офицерские должности ИТР (инженеры и начальники цехов, отделов и КБ) и замещают их вольнонаемными. На весь завод оставили только 5 офицеров во главе с начальником (полковник) и главным инженером (подполковник). Меня с радостью взяли инженером 1-го цеха. Орудийные системы и как из них стрелять я знал, но их ремонт, управление бригадами, составление нарядов, начисление зарплаты пришлось осваивать на практике, причем за малейшую ошибку рабочие спуску не дадут. Поэтому каждые последние 3–5 дней месяца мы с начальником цеха сидели допоздна, выверяя всю документацию; он делал это на счетах, а я – на логарифмической линейке (арифмометры были только в бухгалтерии и плановом отделе). Начальник завода, однажды увидев нас за этим занятием, поставил меня в пример за прогресс в вычислениях. Однако, когда у двух рабочих из одной бригады и одного и того же разряда оказалась разница в три копейки, потерпевший устроил мне разнос, а мои оправдания о погрешностях вычислений на линейке он послал достаточно далеко.

Мое крещение прошло весьма необычно. В первые же дни мне поручили руководить небольшой бригадой по экспериментальному ремонту одной установки. Процедура заключалась в использовании спиртового раствора ортофосфорной кислоты. На складе получили две литровые бутылки спирта и бутылочку кислоты. По завершении операции осталась одна нераспечатанная бутылка спирта. Я спросил у бригады, что с этим делать, мне ответили: сдать на склад. Там кладовщица категорически отказалась принять бутылку, хотя я доказывал, что это та самая, которую утром она выдала. В конце концов она потребовала, чтобы была виза главного инженера. Пришлось идти к нему. Он выслушал меня внимательно и поставил свою визу. Торжествуя победу, я сдал бутылку и вернулся в цех. Рабочим сказал, что сделал все как надо. Конец рабочего дня. Мы с частью ИТР сели в служебный автобус и отправились по домам. Утром следующего дня, войдя в автобус, ощутил повышенное внимание к своей персоне, что продолжилось на территории завода и в цеху. Бригада подошла ко мне с извинением, т. к. вчера они подумали, что я забрал бутылку себе, не поделившись с ними. Еще несколько дней пришлось быть белой вороной.

Подобных происшествий на заводе не случалось ни до, ни после. Хотя нечто подобное произошло через месяц, когда главный инженер поручил мне отвезти канистру спирта в бригаду ракетных катеров в Балтийск. Тогда это была совершенно секретная часть, но почти у всех нас был допуск по форме номер один. Прибыв туда, сдавая канистру, предложил проверить плотность содержимого, а вместо проверки у меня спросили, не хочу ли выпить. Вежливо отказавшись, откланялся и прибыл на завод, забыв взять расписку, но ее никто не требовал.

Завод располагался на территории бывшего оптического цейсовского завода на берегу морского канала Калининград – Балтийск. Две трети помещений с оборудованием находилось под землей. Отступая, немцы затопили все подземные сооружения;  попытки откачать не увенчались успехом.

Вместе с сокращением офицерского состава охрана завода была передана от армейской части военизированной охране (ВОХР). Туда набрали женщин поселка. Их вымуштровали так, как солдатам и не снилось, а нам тем более. Так, в самом начале их службы один рабочий нашего цеха ночью решил накормить жену домашним обедом, а она стояла на вышке с винтовкой. Он начал карабкаться к ней по лестнице. Она, как и положено, крикнула: «Стой, кто идет?» Он посмеялся и продолжал карабкаться. Она повторила, а затем выстрелила в воздух. Он с перепугу свалился, облившись горячим супом, и пообещал ей все, на что был способен. Утром в цеху его, конечно, поздравили с таким крещением.

Были и трагические происшествия. Однажды в нашем цеху сорвалась огромная сжатая пружина и, пролетев по цеху, снесла голову рабочему. Комиссия хотела отдать под суд главного инженера, но затем нашли причину в усталости металла.

Часто бригады работали на выезде: на кораблях, объектах береговой обороны Балтийского флота и др. В апреле 1961-го мне поручили организовать работу двух наших бригад  в Балтийске на крейсере «Свердлов» по его консервации. С радостью встретили известие о полете Гагарина, но на душе было тяжело, т. к. понимали, что флот ждет печальное будущее. Хрущев заявлял, что надводные крупные корабли – это мишени для ракет. Последний линкор «Октябрьская революция» я видел на рейде Кронштадта, когда был на практике после первого курса ВВМУ в 1955 году. В следующем году его не стало (пустили на иголки), а кто отдал приказ, так и не нашли.

Командир артиллерийской боевой части крейсера, капитан 2-го ранга интересовался жизнью бывшего офицера на гражданке. Очевидно, в ожидании недалекого своего будущего. В ответ рассказал о походе крейсера в Англию на коронацию королевы Елизаветы II. Не буду повторять теперь хорошо известные факты об отличной швартовке корабля, о подарках, которые командир крейсера преподнес королеве от имени советского правительства, о нарушении протокола, когда королева первый вальс танцевала с ним, а возмущенный Черчилль покинул зал, о том, как сестра королевы, принцесса Анна, приглашала командира на двухнедельный тур по Англии, беря на себя обязанности гида, а он отказался, ссылаясь на положения корабельного устава.

Но были события, не нашедшие отражения в отечественных СМИ. Англичане считают моряка настоящим, если он обладает не только качествами хорошей морской практики, но еще и является знатным выпивохой. Как там проходила оценка второй части, мой собеседник рассказывал с особым удовольствием. На второй день две трети офицерского состава корабля отправились на экскурсию к могиле Карла Маркса. Почти сразу же поступило приглашение от адмиралтейства на прием этих офицеров сразу по окончании экскурсии. Мобильников тогда не было, а протоколом предусматривалось точное соблюдение времени и количества приглашенных.

Офицеры, прибыв на корабль, успели только сменить кители на тужурки и проглотить по кусочку сливочного масла. Прием был на ногах. Каждому вручили по бокалу виски и бутерброду (величиной со спичечный коробок). Прозвучал первый тост за королеву (надо пить до дна). Выпили, закусили бутербродом. Снова наполнили бокалы, но бутербродов не дали. Глянули на английских офицеров, а те откусили по маленькому кусочку и держат их в руках. Так что следующие тосты закусывали воздухом. По цепочке передали: если с кем-то неладно, пусть двое более крепких возьмут его под руки. Прием закончился. Наши стройными рядами твердым шагом вышли из адмиралтейства, на автобусе прибыли на корабль, так же твердо поднялись по трапу (вездесущие журналисты дежурили на пирсе с фото- и кинокамерами) и только в каютах смогли расслабиться. На следующий день пригласили на корабль английских офицеров. В кают-компании рассадили их, чтобы каждый был между двумя нашими. Понятно, как шло угощение, потом по трапу они сползали под вспышками камер. Утром во всех газетах были эти фото и признания, что победа осталась за русскими моряками.

После окончания работ на крейсере предполагалось, что он будет продан в Индонезию, во главе которой тогда был наш друг Сукарно. Хотели создать там военно-морскую базу, а наш завод собирался открыть свой филиал. Уже группа ИТР и высококвалифицированных рабочих готовила соответствующие документы. В это время я уже был замначальника цеха и там мог бы стать начальником цеха, но предпочел перейти на работу в институт. Затем Сукарно свергли, и все планы рухнули.

По производственной необходимости (микродвигатели, сельсины и некоторые другие элементы для моих разработок получал с завода) и чисто по-человечески я несколько лет поддерживал хорошие отношения с заводом, но с переходом к преподавательской деятельности эти отношения постепенно увяли.

Через несколько лет уже в другом вузе завлабораторией ЭВМ моей кафедры ушел работать на этот завод замом начальника завода по снабжению; спустя какое-то время он вернулся и стал проректором по АХЧ института.

И все же тогда положение завода было значительно лучше, чем в лихие 90-е.  Несколько крейсеров продали по цене металлолома в Индию, Китай и еще куда-то, где из них сделали увеселительные заведения, а для завода резко сократился фронт работ.

Леонид МИХЛИН

Сан-Хосе