Зависть

Задерживаться я не собирался. Переночевать – и ехать дальше. После 7 часов непрерывной езды захотелось принять душ. Зная, что надо сбросить холодную воду, чтобы добраться до теплой, я открыл все краны, ушел в комнату и включил телевизор. Минут через 20 вода не потеплела. Я принял душ. До бодрящего ему не хватало градусов десяти нагрева. Вместо чувства свежести пришло чувство голода.

Было около восьми вечера, и на главной улице кое-где мерцали рекламы. Ресторан был еще открыт. Поскольку место я не зарезервировал, просто сел там, где оно было. Оно было везде. Мой приход оставался незамеченным. Пару раз я робко произнес «хеллоу». Потом шумно подвигал стул. Официант подошел сразу после того, как я уронил меню. Два раза и с размаху.

– Добрый вечер. Вы уже выбрали, что заказать?

Я, обводя рукой совершенно пустой зал:

– А разве что-то еще осталось?

– Мы закрываемся через час, так что еще можете заказывать.

День был тяжелый, и я решил дать себе немного слабины.

– Ну, стакан каберне-совиньон для начала.

Официант, парень лет двадцати, отрицательно покачал головой.

– Нет? Ну ладно, какое-нибудь красное вино. Потом стейк и…

Официант снова покачал головой.

– Никакого красного? Не довезли еще? Ладно, ну, чего-нибудь крепче кефира под мясо. Да, мясное блюдо я бы…

Официант извиняюще улыбнулся:

– Извините, но алкоголя не отпускаем.

Я, почему-то считая, что это все типа розыгрыша одинокого посетителя:

– Разрешение от родителей нужно? У меня вот, водительские права…

– Нет. По нашей религии алкоголь – это грех. Мы принадлежим к церкви Иисуса Христа Святых последних дней. В городе вы алкоголь не найдете. Если с собой привезли, то пожалуйста. Менеджер не против.

Я сказал:

– А-а.

Потом попросил еще пять минут и углубился в меню. Почему-то я считал, что мормоны, а это и есть их церковь с таким длинным названием, только в одном штате. И который я уже проехал. Оказалось, что не в одном.

Когда официант принес мне рекомендованную им же форель местного улова и приготовления, я понял, что алкоголь действительно здесь ни к чему. Форель, запеченная на открытом огне с какими-то немыслимыми травами, специями и лимонным соком. Я сделал то, чего вообще никогда не делал: я заказал еще одно рыбное блюдо. Опять форель, но c другим гарниром. Было тепло, очень вкусно, тихо. С тоской я подумал о том, что утром я опять сяду в машину, чтобы доказать самому себе, что могу перeехать всю страну наискосок пару раз. И считать это отпуском. А вместо этого ходил бы два раза в день в этот ресторан, ел выловленную час назад форель…

– Извините, вы будете заказывать десерт? А то мы скоро закрываемся.

– Десерт? Как насчет форели с дикой земляникой? Да нет, спасибо. Это все.

Десять дней назад начался мой отпуск. Еще девять дней назад я понятия не имел, как его проведу. А уже на следующий день, ближе к вечеру, был почти в 300 милях севернее. Понимая, что мы живем не в пустыне и мелочи можно подхватить по дороге, я взял самое важное. Во-первых, восемь коробок с быстрорастворимой овсянкой, три коробки порошка какао и пачку изюма. Во-вторых, палатку, спальный мешок для минус 50 градусов, альпинистские кошки и портативную плитку. В-третьих, всякой одежды на всякий случай.

Когда-то я прочитал, что тяжелее всего перешагнуть порог. И потом будет легче. Порог я перешагнул без проблем, легко убедив жену, что мой отпуск предполагает её отдых от меня. После часа езды в общем направлении «север» я с такой же легкостью объяснил себе, куда я еду. Это звучало интригующе: «По дороге». И за восемь дней поездки я ни разу не пожалел о своем выборе. Я ехал, куда хотел, останавливался, где хотел. И смотрел на то, что было вокруг. Я чувствовал себя очень свободно и гармонично. Пока не заехал в этот городок. Здесь все было как-то так спокойно, упорядоченно и отстраненно. И при этом готовили так вкусно, что снова на дорогу не хотелось.

Но утром я бросил в кипящую воду два пакетика овсянки с черникой. Потом запил это, как всегда, коричневой сладкой жидкостью. И нежнейшая запеченная на открытом огне форель стала частью фольклора.

Дорога, слегка виляя, шла через лес. Моросил дождь. Усилился ветер. Встречных почти не было. Мужчина с рюкзаком возник на обочине как из воздуха. Он слегка махнул рукой и я притормозил.

– До следующего перекрестка не подбросишь?

– Перекрестка? Здесь?

Он рассмеялся:

– Грунтовка пересекает милях в 12. Подбросишь?

– Все по дороге. Рюкзак только на заднее брось.

Ему было лет 40–45. Обычный. А вот рюкзак был оформлен мастерски. На нем снаружи висело столько разного, и оно не гремело, не тарахтело и не болталось. Всё затянуто, подогнано, функционально. Серьезно все.

– Ну, садитесь. Поедем.

– Да, секунду.

Он достал из внутреннего кармана штормовки синие пластиковые бахилы, которые надевают врачи на обувь, легко надел их на свои грязные до щиколоток ботинки, снял штормовку, положил ее внутренней стороной на сиденье и только после этого сел. У каждого свой дорожный этикет. Одни молчат, другие изливают. У меня вопросов к нему не было. Вокруг леса, человек с рюкзаком, чего здесь необычного. Вот если бы он был с арфой… И какие могут быть вопросы у него ко мне? Машина в дождь на дороге. Но молчание было недолгим. Первым начал я (семь дней за рулем и полное отсутствие женской точки зрения):

– Живете там?

Он посмотрел на меня – и удивленно:

– Там? Где? На перекрестке? Да нет, я живу в палатке, Флорида.

Я на секунду оторвал взгляд от дороги:

– Живете в палатке во Флориде?

– Ну да.

Воцарилось молчание. Я чувствовал несуразность. Не мог понять, в чем. В принципе, нет ничего удивительного в том, что кто-то живет в палатке. Тем более во Флориде. Ну в палатке, ну и что? А то, через три минуты называя себя идиотом, что разговор на английском, и палатка по-английски – «тент». О господи. И, подтверждая в его глазах собственную глупость, еще и уточнил:

– В городе Палатка?

– Ну, какой там город, 10 тысяч жителей.

И опять, второй раз за два дня, я сказал:

– А-а.

Ибо больше нечего было добавить. Я увидел, что он бросил быстрый взгляд на заднее сиденье, где лежало все то, что я вывез из дому.

– В отпуске?

– Да.

Его следующий вопрос меня удивил:

– Куда глаза глядят?

– Ну-у, в общем, да. Ничего конкретного.

Он больше ничего не спрашивал. Минут через десять мы будем уже на этой развилке. Или перекрестке. Впереди замаячила просека, и вскоре я подъехал к развилке.

– Да, вот здесь. Спасибо.

Я посмотрел влево. Потом посмотрел вправо. Нигде не было видно ни малейшего следа человеческого обитания. Размытая дождями типичная лесная дорога. Ветер разогнал дождь. Мой попутчик снял бахилы, спрятал их в карман штормовки, вышел из машины и открыл заднюю дверь, чтобы достать свой рюкзак.

– Ну, а куда сейчас пойдете?

– Мили три-четыре, там будет небольшой поселок. Я на их почту отправил посылку с едой. Зайду заберу. А то только банка сардин осталась.

– Так у меня есть…

– Да нет, я же не бродяга. Я же в свое удовольствие.

Я видел, что он не торопится уходить.

– Так я же могу вас добросить туда за пару минут.

Он засмеялся:

– Я ж сказал: в свое удовольствие.

– Ну ладно, по чашке какао – и давай. В свое удовольствие.

Я поставил машину на обочине, быстро достал свою походную плитку. Полгаллона воды у меня еще оставалось. Через пару минут напиток какао был готов. Мы стояли, облокотившись на машину. Было ветрено, мокро. А я слушал человека, который решил с работы добраться домой пешком. Работал он плотником на самом северном в стране нефтяном месторождении. Севернее только Ледовитый океан. Работал три года, заработал хорошо. И решил вернуться домой, в город Палатка во Флориде, пешком. По его подсчетам, это займет несколько месяцев.

– Ну, я понял, что еду вы послали в разные городки по своему маршруту. Нo у вас же нет ружья. А если медведь? Да и вообще, тут почти половина пути через дикие места.

– Так и что? Спальник у меня есть. Накидка от дождя есть. Перцовый спрей есть. Стемнело, а я уже в спальник залез. Остатков еды у меня нет, так что медведю делать нечего. Eсли еще дня три не моешься, то даже мошкара нос воротит. А про интеллигентных зверей, – он весело рассмеялся, – типа волков вообще говорить не приходится.

– А люди?

– Это другое дело. С людьми никогда не знаешь. Улыбается, а из-за спальника может и прибить.

– М-да, с этим не поборешься. И давно в пути?

– Послезавтра три недели.

Наступило молчание. Какао было допито. Начал снова накрапывать дождь. Я начал укладывать плитку в багажник, когда он сказал:

– У вас акцент. Откуда сами?

Ответ на этот, осточертевший за годы, вопрос был автоматическим:

– Из Южной Калифорнии.

И, как всегда, такой ответ не удовлетворял никого.

– Да нет, из какой страны вы приехали?

– Из России.

– Из России русский. Значит, еврей.

Я рассмеялся.

– Извини. Я же без всякого…

– Да я смеюсь потому, что вы сказали почти так же, как говорили у нас в отделе кадров. Ну, это долго объяснять. А может, и невозможно. Ну, все, спасибо за компанию и счастливо добр…

Он, подтягивая лямки и ремешки рюкзака:

– А я вам завидую. Вам, евреям. Честно.

Я снял ногу с педали газа.

– Завидуете? Как интересно.

Я был готов выплеснуть на него все 3000 лет еврейской истории. Но он уже повернулся спиной к моей машине, и последнее, что я услыхал, было:

– Завидую, что у вас нет устроенности и покоя. Никогда и не будет. Поэтому вы и созидаете. Всегда. Ну, это долго объяснять. А может, и невозможно, – он рассмеялся. – Хорошего отпуска.

Я развернулся и, перед тем как выехать на главную дорогу, посмотрел в ту сторону, куда он пошел. Он шел по обочине и, словно чувствуя мой взгляд, приветственно поднял руку, и так шел, пока наползающий туман не скрыл его.

Alveg Spaug ©2018