Занавеска

По мере того как пятно приобретало укрупняющиеся формы, Витькину конопатую физиономию всё больше заливала краска, отражающая осознание непоправимости содеянного и неизбежности наказания.

А ведь как хорошо всё начиналось сегодня! Витька наконец твёрдо решил начать новую жизнь. После того как он принёс очередную пару по русскому языку и тройку по арифметике, отец пригрозил ему, что запретит кататься на новеньком велосипеде целый месяц! Это было бы просто невозможно! Всё Витькино средоточье на домашнем задании имело только одну цель – как можно быстрее его закончить, схватить велосипед и пуститься во весь опор по кривым улочкам посёлка, лететь по лужам, разбрызгивая кругом грязь, с бешеной скоростью скатиться с горки, вцепившись в руль, и уже в самом низу прокричать победное «йо-йо-о-о-о!», ведь именно так должен был кричать вождь индейского племени Соколиный Глаз, одержавший победу над врагами!

Обычно смотреть Витькины велосипедные выкрутасы собиралась целая толпа малышей из соседних домов, и Витька, задрав свою рыжую вихрастую голову, с удовольствием наблюдал за прыгающей, как мелкий горох, малышнёй, которая к тому же в восторге хлопала в ладошки.

Лишиться этой радости на целый месяц было бы слишком. И потому Витька решил собрать весь свой намечающийся мужской характер в кулак и сделать домашнее задание от корки до корки. Как назло, самописка не хотела писать, и Витька начал трясти ею, чтобы чернила наконец добрались до подсохшего пера. Именно в этот момент Мишка закричал со двора: «Витька, иди сюда скорей!» И вот тут-то, соскочив со стула, чтобы посмотреть во двор, Витька добился желаемого результата: чернила дошли до пера и полетели дальше.

Кляксы в тетради были обычным делом, но клякса на белой занавескe была особенной. Казалось, что она дразнит остолбеневшего Витьку, принимая все эти разнообразные формы, и злорадно хихикает в ожидании последствий своего появления.

Мать ездила за занавеской в город, останавливалась у тёти Клавы, чтобы записаться в очередь с вечера, потом пройти проверку по номеркам с самого утра и отстоять в этой очереди целый день. Привезённые венгерские занавески закончились через пять человек после неё, и, когда она приехала домой и, радостно-возбуждённая, рассказывала отцу о своей удаче, Витька не мог не порадоваться вместе с ней.

Особое впечатление материнская покупка произвела на сестру Людмилу. Людмила была в том возрасте, когда соседские мальчишки перестают дразнить своих сверстниц, и в их глазах появляется совсем новый и пугающий их самих интерес. А потому Людмила начала обращать внимание на материальную сторону своей жизни. Ей захотелось стать красивой не только лицом и фигуркой – это-то ей досталось с лихвой от родителей, – а и одёжкой, и вот этими тряпочками дома. Хотелось, чтобы её расцветающая юность была окружена такими же свежестью и чистотой, какие она чувствовала внутри себя.

Это было непросто в доме, который достался родителям Вити и Людмилы по наследству от деда и бабки по отцу. Дом был деревянный, потемневший от времени и горя, вдоволь пришедшегося на его век, но всё ещё добротный и крепкий. Отец немало потрудился, чтобы привести его в божеский вид, и для Вити и Людмилы он был самым родным и любимым домом, потому что в нём они родились и выросли.

Мамина белоснежная занавеска вспыхнула в нём ярким пятном. Дом как будто осветился изнутри, загорелся торжествующим огнём и приобрёл неожиданный для самого себя праздничный вид. Возвращаясь из школы, Людмила начинала улыбаться, как только видела окно, занавешенное этой красивой и такой непривычной для их посёлка занавеской.

И вот теперь казалось, будто что-то оборвалось в Витькиной жизни и в жизни дома. Как будто жизнь разделилась на две половины: до и после.

Он не понимал, как можно поправить эту беду. Он был слишком мал, чтобы выразить в словах те чувства, которые охватили его. Но только ему казалось, что он разрушил счастье своих самых дорогих людей. Он знал, как тяжело трудилась мать. И он так любил улыбку своей сестры! Людмила всегда была рядом с ним, когда матери не было дома. Она была лучшей старшей сестрой на свете! Витька так гордился ею! И вот теперь…

Витька взял со стола ножницы и вырезал кляксу. Получилась большая и некрасивая дыра. Витька подумал, что она совсем не лучше, чем клякса. Тогда он залез в ящик с тряпками, которые мать держала для всяких мелких починок, и нашёл там лоскут от её старого цветного платья. Витька примерил на глазок размер дыры, вырезал кусок, который должен был её закрыть, взял канцелярский клей и намазал его на весь кусок. Он пришлёпнул кусок маминого платья на то место, где была дыра, и, к счастью, дыра оказалась закрытой.

Теперь белоснежная мамина занавеска имела тайну. Никто и никогда не смог бы объяснить, что означает эта рваная цветная аппликация на ровном белом поле с вышитым белыми же нитками рисунком, и не было ли это так и задумано на венгерской ткацкой фабрике.

Что было, когда вернулись домой Витькины родители и его сестра Людмила, останется такой же тайной, как и самое удивительное украшение на когда-то красиво-стандартной венгерской занавеске.

Елена ГАХ