Заклятье конформизмa – woke!
Один знакомый рассказал недавно удивительную историю. Он занимает достаточно высокую позицию в очень крупной компании. Приходит письмо от руководства, что тогда-то состоятся курсы по программе “DEI: Diversity, Equity, Inclusion” (Разнообразие, Cправедливость, Участие (всех людей, независимо от пола, расы и т.д. в чем бы то ни было)), которые сейчас проводятся фактически по всей Америке. Он читает программу этих курсов и видит, помимо общих обтекаемых фраз, что там требуется обсуждать его (и прочих) так называемую “white fragility” (уязвимость белых), его (и прочих) “white privilege” (привилегию белых), признать всеамериканский “systemic racism” (систематический расизм) и тому подобное.
То есть – критическая расовая теория (CRT, critical race theory) в действии в его родной компании, где он проработал больше четверти века. Он лично должен, в частности, “принять меры” к искоренению таких своих отвратительных черт, как “скрытый расизм“, принять на себя “вину белого человека” за страдания черных и других “цветных людей” (“people of color”), за их недостаточный уровень образования, богатства и прочих благ, которые им не доданы в расистских США.
Одно дело – читать про весь этот нонсенс в газетах и слушать по телевизору. Другое дело, когда ты лично должен под всем этим подписаться и тем самым “признать себя виновным”, хотя отродясь рабов не имел, черных не унижал и вообще персонаж с другого континента, которому есть что сказать насчет “еврейских привилегий” на своей исторической родине. Мой знакомый возмутился и написал письмо в отдел кадров, который рассылает подобные приглашения, что он ни в чем себя виновным не считает и не собирается участвовать в этом мероприятии. В ответ он получил строгое указание, что занятия обязательны для всех; он не может уклониться; приказ идет с самого что ни на есть верха. Он написал, что он все равно не пойдет, пусть увольняют, но тогда несколько проектов зависнут без его участия. На что ему пообещали “разобраться” (благо начальник отдела кадров – его многолетний знакомый). Через два-три дня пришел ответ, что ОК, он может не ходить, но не должен никому об этом говорить, так как еще были такие желающие, но на них надавили, и они смирились.
Читателям данного издания не надо объяснять, что вся изложенная ситуация с точностью до деталей воспроизводит то, что им так знакомо по жизни в незабвенной памяти Советском Союзе (а, может, и в современной России): строгий идеологический приказ сверху; сопротивление снизу (так я, помню, сопротивлялся подпискe на “Правду”); попытка додавить; исключение из правил “по блату” или из-за особого статуса данного человека; требование “неразглашения” в самом конце. Но не в этом мой пункт; о близости современных методов “обучения основам CRT” советским и маоистским приемам обучения диамату и истмату уже пишут американские издания. Поразительно другое.
Вы живете своей обычной жизнью, ходите на работу, возвращаетесь домой, играете с детьми, идете в кино, обсуждаете политику и т.д. Вы привыкли, что живете в стране равных возможностей, в которой любая дискриминация строго преследуется, о чем, кстати, висят соответствующие выписки из законов на панели в кухне, в столовой, в вашем оффисе. Вдруг, совершенно неожиданно, что-то вокруг меняется, со всех сторон начинают говорить какие-то несусветные вещи о вашей “вине”, о “долге перед ущемленными меньшинствами”, о репарациях за рабство, отмененное более чем полтораста лет назад и тому подобное. Вы проходите все фазы чувств которые полагается пройти при поступлении некоей плохой новости. в соответствии с так называемой “моделью печали” (grief model) предложенной в 1960-х Елизаветой Кублер-Росс (Kübler-Ross model) применительно к очень тяжелым новостям (о неизлечимой болезни и т.п.).
Модель не раз подвергалась критике с различных сторон; некоторые фазы могут в реальной жизни отсустствовать или идти не в том порядке какой изложен ниже. Но, с другой стороны, она выглядит очень правдоподобной далеко не только для тех ситуаций, для которых она была впервые предложена, но и для менее фатальных событий типа потери работы или денег, развода и пр. Похоже, примерно по такой же схеме идет восприятие плохих и неожиданных новостей политического типа, хотя строгих эмпирических доказательств у меня нет.
Я попробую описать возможный примерный ход рассуждений в двух ситуациях: в наше время в Америке и в 30-х годах прошлого века в Германии после прихода Гитлера к власти (выделено курсивом). В обоих случаях речь идет о “нейтральном индивидууме”, а не о стороннике то или иной концепции (“борца за социальную справедливость” в одном случае и убежденного нациста в другом).
- Отрицание. Да не может этого быть; в Америке нельзя говорить о том, что одна раса лучше или хуже другой; это настоящий расизм; это заявляют какие-то малочисленные ненормальные люди; это скоро пройдет.
Кто такой Гитлер, этот сумасшедший? Как он мог вообще победить? Что стало с Германией, куда она катится? Что теперь, мне слушать его истерические речи каждый день? Наверняка это все временное явление; он восстановит страну, как обещал (если сможет), и все вернется к обычному порядку.
- Озлобление. Да что ж такое? Это не проходит; это расширяется все больше и больше. Они что меня, за полного идиота считают? Они на полном серьезе такое пытаются вбить в голову взрослому человеку? А детям? О господи, они и в школах начинают внушать детям, что черные ущемлены белыми! Мой невинный ребенок десяти лет, оказывается, – врожденный расист! Я этого им так не оставлю!
Как это случилось? Как это он смог стать и Канцлером, и Президентом, это же запрещено конституцией! А еще и Фюрером?! Что за Фюрер такой? Что, уже нет демократии в Германии, за каких-то два года? Надо что-то делать. Но что? Они ведь реально запретили все партии, кроме своей собственной. На улицу, что ли выходить? Убьют или посадят, да и все.
- Депрессия. Это расширяется все больше и больше; я пробовал чего-то сказать в школе, но мне ответили, что действуют по рекомендованным методикам, что CRT одобрена правительством, да и профсоюзы учителей поддерживают такой поворот в сторону равенства. Вы что, против социальной справедливости? Если да – вы просто скрытый расист. Надо это из себя выкорчевывать. Вот, пройдите курс, он бесплатный. Да и вообще поглядите по сторонам – все уже давно со всем согласились, а то, что некоторые белые супрематисты выступают против и даже пытаются судить учителей или запретить CRT в школах – так их не перевоспитать. Но мы с ними боремся; правда на нашей стороне.
Кажется, ничего уже не поделать. Каждый день какие-то небывалые новости. Что за Нюрнбергские законы? Причем тут евреи? В них, что ли дело? Почему он так давит на эту тему? Шествия, факелы, культ фюрера, его портреты на каждом шагу, боже мой! А молодежь в восторге, его поддерживают почти все. Неужто в этом и заключается наша новая жизнь? На тысячу лет?!
- Переосмысление. Похоже, эта штука тут укрепилсаь навсегда. Ничего не помогает. Людей, кто выступают против, увольняют с работы или атакуют со всех сторон. Аргументы не действуют. Что же случилось? Почему вдруг такой поворот? Не только левые активисты, политики и медиа, но и молодежь в целом, и даже крупнейшие корпорации – все вдруг как с ума посходили. Может, в этом что-то есть, и я просто не догоняю? В конце концов, есть в Америке сильное неравенство, в том числе по расам и национальностям? Конечно, есть. Так, может, общество и достигло такого уровня, что старается с этим бороться? В конце концов, как еще проходят социальные повороты? Как еще исторически разные группы добивались признания своих прав? Вот именно так – публикациями, образованием детей, остракизмом диссидентов. И, главное – что я могу изменить? Если я буду продолжать дергаться – в конце конце концов либо уволят, либо разругаюсь со своими детьми, либо потеряю друзей, либо все вместе.
Конечно, что-то в этом режиме есть и положительное. Безработица резко упала, дороги строят, преступность очень низкая. Как они добились такого за короткое время? С евреями, кажется, палку перегибают, но, в конце концов, у них действительно было непомерное влияние на финансы и прессу, да и коммунистов среди них полно. Что-то надо было делать. Коммунистов вообще полностью прижали, и это хорошо. Уже нет голодных семей, люди чувствуют себя куда увереннее. Но не могу не видеть этот поток пропаганды, эту уверенность, что фюрер велик и все знает наперед – да быть такого не может.
- Принятие. Кажется, у меня уже нет никакого выбора. Выступать против всей этой теории и практики просто невозможно – на тебя смотрят как на недообразованного идиота. Придется согласиться. Конечно, у меня много вопросов и неясностей, я согласен далеко не со всем, но все же главную идею надо поддержать. Да уж и не такая она неверная. В конце концов, действительно, прошли целые века, когда белые угнетали всех прочих – ну так сейчас наступит время какой-то компенсации. Мои сомнения остаются, но лучше их держать при себе. Найдется время для их обсуждения, хотя сейчас любые дебаты фактически запрещены. Что ж, придется жить с сомнениями; у всего есть своя положительная сторона.
Режим абсолютно укрепился. Народ его поддерживает фактически единогласно, нельзя без опаски ни с кем слово поперек молвить. Таких как я, сомневающихся, наверно, еще есть немого, но я их просто не знаю. Что-то в этом есть. Может, в самом деле Германии повезло? Да, фюрер стал диктатором – но его диктатура ведет страну в правильном направлении. В конце концов, я прекрасно помню, какие дурацкие ошибки постоянно делались во время демократии – и, главное, чего они добились за 15 лет? Разрухи? Безработицы? Инфляции? Здесь же результаты налицо, за какие-то четыре года. В выигрыше буквально все (ну, кроме евреев; в конце концов, они же могут уехать, их никто не держит). Удивительное время. Посмотрим, что будет дальше.
Каждый человек проходит эти фазы самостоятельно, и в любой момент времени доля людей в той или иной фазе различна. Кто-то до конца остается, например, в стадии озлобления. В Германии, как известно, подавляющее большинство населения перешло в стадию принятия и одобрения еще до войны; подавляющее большинство населения было прямым “бенефициаром” гитлеровской политики, даже открытые “эксцессы” Кристальной ночи в 1938 году, после которой нельзя было сомневаться в истинных намерениях режима относительно евреев, не изменили этого положения. Что происходит с современной Америкой в этом отношении?
“Плохая новость” наших дней отличается от таковой в 30-годы в Германии в двух кардинальных аспектах:
– насаждение СРТ происходит не сверху через государственные структуры (хотя и с безусловной поддержкой президентской администрацией Байдена), а “сбоку”, через действия всевозможных активистов и одобряющих их частных и государственных организаций;
– генеральное направление атаки, парадоксальным образом, направлено не против национального меньшинства (что было бесконечное число раз в истории), а против большинства населения, которое все еще “белое”.
И то, и другое стало возможно только при исключительно сильном развитии институтов гражданского общества (партий, свободы слова и т.д.), часть которых, в своем стремлении к некоему абстрактному “безусловному благу”, готова самоубийственным образом ликвидировать фундаментальные основы общества, которое их же и породило, а именно примат прав личности над правами коллектова. Эти институты не были так развиты в Германии 80-85 лет тому назад.
Но объединяет два этих вроде бы не схожих процесса тоже два очень важных обстоятельства:
– оба порождены глубоко левыми социaлистическими взглядами на мир (популярная иллюзия о том, что нацизм – это “правое” направление мысли очень убедительно дезавуировано, например, в глубокой книге Д. Голдберга “Либеральный фашизм. Секретная история американских левых, от Муссолини до Политики Перемен”);
– оба подаются как неоспариваемaя, единственно верная концепция, отступление от которой наказывается (что, собственно есть перманентное свойство любыx левых течений).
Конечно, ставки диссидентов в обоих случаях очень разные: риск тюрьмы или жизни в первом случае и риск морального остракизма или, в редком случае, потери работы – в другом. Но и куда более низкие ставки более чем достаточны, как показывает опыт, для того, чтобы гигантское большинсво населения “не высовывалось”. Если на многотысячную компанию нашелся лишь один мой знакомый, который захотел и смог рискнуть и поставить свои моральные убеждения выше соображений безопасности и удобства, то это дает представление о типичном поведении “обычного человека”. Оно было, есть и будет исключительно конформистским.
Многие очень часто поражались, как это в такой “культурной и цивилизованной” стране, как Германия нацизм не просто возник, но и укрепился и приветствовался почти всеми. События последнего года в США и частично в Англии показывают с неопровержимой ясностью, как именно это происходит: вот так, на тысячах “презентаций”, уроках, демонстрациях солидарности совершенно новая, свалившаяся как снег на голову идеология не отвергается с ходу лишь потому, что она явным образом поддержана “начальством” (иначе не было бы самих этих презентаций), и, следовательно, обладает “авторитетом”. Любое несогласие опасно для несогласного. Этого достаточно. Мораль и внутреннее возмущение первыми приносятся в жертву. Человек скореее будет возмущаться дома или с близкими друзьями, но не публично. Так что нечего удивляться, тому, что случилось в 1917 году в России, в 1921 году в Италии, в 1933 году в Германии – внутренний механизм “принятия” был тот же самый тогда и теперь.
Точно так же были и группы людей, категорично отрицающих новую навязываемую идеологию – белое движение в России, антифашисты в Италии, анти-нацисты и коммунисты в Германии, консерваторы сейчас в Америке – но не о них речь. Трагедия в том, что все эти люди, в конечном счете, если не победили политически (про США еще не ясно), вступили в тот же мрачный цикл “соглашательсва”, описанный выше. Среди тысяч сотрудников компании моего знакомого было наверняка множество республиканцев – но что они, отказались от прослушивания курсов? Нет.
Классические опыты С. Аша показывают, что огромное число людей даже при отсуствии любой угрозы их состоянию (т.е. при нулевых ставках) склонны принимать сторону большинства по самым нейтральным вопросам типа “какова длина отрезка”, вопреки самому очевидному. Не менее классические опыты C. Мильграма и их более поздние вариации говорят, что человек будет причинять другому боль, вплоть до невыносимой, просто-напросто из почтения к авторитету человека в белом халате (экспериминтатору), который к тому же фиктивен (т.е. ставки снова равны нулю). Что же говорить о ситуациях, когда ставки выше нуля? Это то, что мы и видим сейчас в грандиозном эксперименте на примере миллионов и миллионов людей – практически безусловное подчинение.
Представим на минуту, что в туманных высокообразованных мозгах творцов всей это вакханалии с расовым неравенством случилось небольшие замыкание и вместо “вины белых” они начнут говорит о “вине евреев“. Ну вот просто начут так говорить – это ровно так же бесмысленно, как и первое, но звучит куда более приемлемо, убедительно и, главное, более знакомо. “Аргументов” на этот счет существует несчетное количество; можно резко выйти за пределы чисто американских разборок черных с белыми и вплыть в мировой океан вечной еврейской вины, про которую написано не жалких 10-20 книжек за последние 20-30 лет, а целые библиотеки на всех языках мира.
Неужели что-то фундаментально изменится и те миллионы, которые сейчас молча проглатывают нонсенс про белых, перестанут проглатывать его же про евреев? Не вижу ни малейших причин для перемен, тем более что евреи – те же белые, только “немножко другие”. Дилемма человека из подполья “Свету ли провалиться или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить“, разрешится в очередной раз в пользу чая. Беда лишь в том, что недолго такому герою чай пить; свет действительно провалится, но вмeсте с ним.
То, что на индивидуальном уровне выглядит как немедленная утрата моральных ориентиров под даже минимальным давлением извне, на уровне общества объясняется многими достаточно сложными процессами. Почему, в самом деле, какие-то почти никем не читанные и часто абсолютно антиконституционные рассуждения Дерека Белла и Кимберли Гриншоу (Kimberlé Crenshaw) о расовых преимуществах черных, логически абсурдные книги Ибрама Кенди и Робин ДиАнджело об “антирасизме” и “хрупкости белых”, фальшивые тексты Николь Ханны-Джонс (Nikole Hannah-Jones) о псевдоистории Америки за какие то считанные месяцы со дня смерти Д. Флойда стали мейнстримом и сейчас превратились в набор клише, которые под имени DEI вдалбливаются в головы миллионов людей? Конечно, в этом есть колоссальная политическая компонента, массированная атака со стороны левой идеологии, о чем уже говорилось. Но это не все. Этого не могло бы случиться, если бы не поддерживалось в полной мере корпоративной Америкой.
Наиболее глубоко проблема проанализирована в книге 2021-го года Вивека Рамасвами (Vivek Ramaswamy) о “воук-индустриальном комплексе” “Woke, Inc.: Афера социальной справедливости в корпоративной Америке: взгляд изнутри” (woke означает “просыпаться, не дремать” – термин, использующейся в настоящее время для обозначения всей этой новой культуры, примерный синоним выражению “борьба за социальную расовую и гендерную справедливость”, часто с ироническим оттенком).
Необычный статус автора, который “предал свой класс” мультимиллионеров и оставил позицию руководителя огромной фирмы, лишь бы написать книгу без всяких оглядок, делает ее очень ценным свидетельством. Главная идея такая. Многие корпорации Америки давно превратились в “держателей социальных ставок” (stakeholders), т.е. от них ждут не только умножения доходов своих акционеров (shareholders), что в принципе должно быть главной задачей менеджеров, но и “решения социальных проблем”, которые, опять же по классической логике, должны решаться обществом, а не корпорациями, в соответствии с демократическими процедурами и приоритетами.
Любые социальные проблемы, если их решать всерьез, а не на словах, есть прямой убыток для компании (я вспоминаю, как на меня давили, чтобы я обеспечил работу местной котельной, когда я был директором купленного американцами цементного завода в Казахстане). Но имидж есть имидж, компании должны его поддерживать. Поэтому когда вдруг на них свалилась такая дивная возможность как DEI и CRT, они немeдленно это приняли как свое родное.
Реальные принципы DEI, как они понимаются ее адептами, предполагают такие безумные для бизнеса (да и для всех) вещи, как пропорциональное народонаселению представительство “цветных” (в первую очередь, черных) среди любых категорий (богатых, инженеров, физиков, лириков, руководителей, лауреатов, кинозвезд и т.д.). На меньшее они не согласны и объявляют меньшее скрытым/открытым расизмом. Понятно, что воплощение подобных идей в жизнь означает полную замену принципа меритократии на принцип справедливости (equity) и приведет, соответственно, к разрушению любого бизнеса. Но зачем же делать это реально? Куда проще и дешевле кричать об этих принципах на каждом углу, ничего по сути не делая (я об этом вскользь упоминал в другой статье), кроме как нанимая “консультантов по расовому вопросу” и проводя “обучение” (тоже ставшая крупной статья расходов, но несравнивамая с потерями от реального “equity”, если оно материализуется). Именно этим корпорации и занимаются, что блестяще показано в книге.
Тогда компания будет одновременно и зарабатывать деньги (привлекая клиентов, сочувствующих “воукизму”), и находиться в авангарде борьбы за социальную справедливость. Ясно, что никакий реальных проблем все это не решит (например, не уменьшит преступность в черных районах), но корпорации получат совершенно незаслуженную моральную легитимность. Поэтому автор категорически призывает их заниматься своим прямым делом – зарабатывать деньги, а общество – своим, то есть решать социальные проблемы через демократические институты, и не смешивать два этих ремесла. Я с этим абсолютно согласен.
Моральные проповеди производят особенно отталкивающее впечатление, когда исходят из уст тех, кто так далек от этой самой морали, как только возможно. В 1997 году, в восьмую годовщину событий на площади Тяньаньмэнь, когда сотни людей были убиты и ранены, датский скульптор Енс Гэлшут (Jens Galschiøt) подарил свою скульптуру “Столп позора” (Pillar of Shame) Университету Гонконга, где она и стояла вплоть до самого недавнего времени.
Затем, как известно, Гонконг “воссоединился” с Китаем. А в Китае очень не любят воспоминаний о злополучных событиях 1989 года на площади, которая была и есть центр Поднебесной, и Университету было приказано от скульптуры избавиться. Но Университет имеет с давних пор свое юридическое представительство в лице американской фирмы Mayer Brown, расположенной в Чикаго. Эта фирма, в лучших традициях “нейтральной юриспруденции”, выпускает предписание: «Нас попросили предоставить конкретную услугу по недвижимости для нашего постоянного клиента, Университета Гонконга. Наша роль как внешнего консультанта – помочь нашим клиентам понять и соблюдать действующее законодательство. Наша юридическая консультация не предназначена для комментариев текущих или исторических событий» (мой перевод из статьи). Это примерно как “предоставлять услугу” какой-то компании и до, и после прихода нацистов к власти – а какая, в самом деле, разница, если платят (многие американские фирмы так и делали, даже после начала войны)? И называть при этом демонтаж политически значимой скульптуры “услугой по недвижимости“. Я абсолютно уверен, что если тот гипотетический сценарий насчет замены “белых” на “евреев” победит – эта же фирма (или ей подобные) так же невозмутимо заявят об “услугах по недвижимости” насчет разрушения, например, мемориала в Майями, выполненного в схожей стилистичской манере.
Но причем здесь борьба за “социальную справедливость”? Как причем? Мы боремся! “Разнообразие и инклюзивность всегда были моральными императивами нашей компании, и в сегодняшнем многокультурном мире они также имеют решающее значение для нашей способности предоставлять клиентам уровень обслуживания, которого они заслуживают и которого они требуют” – из заявления главы Mayer Brown. У фирмы твердые моральные императивы, прямо по Канту, если еще не понятно.
После дела Симпсона и многих других подобных кто бы сомневался, что юридическое поведение и мораль фактически никогда не спят в одной постели и красивых деток точно не производят. Понятно, что фирма юридически права, зaявляя об “интересах клиента” и забывая подчеркнуть, что изменение политического статуса клиента выворачивает всю ее деятельность наизнанку, приводя ее в конфликт с принципами американской демократии.
Но зачем при этом еще и напяливать маску высокоморального поведения, декларируя якобы глубокую социальную заинтереованность “в справедливости”? В этом и есть ценность DEI: она предоствляет защитный наряд, идеально пошитый для покрытия любых действий того, кто его носит. Двоемыслие, как неизбежное следствие такого поведения, гарантировано.
“Хорошо информированный цинизм – это лишь еще одна форма конформизма“, заметил как-то Макс Хоркхаймер, основатель первой Франкфуртской “критической теории“, из которой растут корни и нынешней расовой. Он прав. То, что мы видим вокруг – процентов на 20, скорее всего, “настоящий конформизм”, а на 80 – хорошо информированный цинизм. В бизнесе это, наверно, все сто процентов. Но от этого почему-то никак не легче.
В бизнесе, как и везде, есть греющие душу исключения – Илан Маск, высмеивающий “woketopia”, и другие. Мне лично особенно печально наблюдать эту моральную “гибкость” не столько в корпорациях, сколько в науке. Практически все ведущие американские ассоциации ученых – экономическая, социoлогическая, психологическая и другие – заявили, как по приказу, о своей “глубокой приверженности” принципам DEI примерно в одно время: очнулись от летаргического сна после прикосновения волшебной палочки ангелоподобнoго Флойда. Это настолько напоминает поведение соответствующих “самостоятельных” организаций типа Союза советских писателей или Академии наук СССР, что остается поражаться, как вирус конформизма, без всякого Центрального Комитета партии, быстро распространился даже в самые, по идее, независимые умы общества.
Как могли, например, психологи, которые исписали тонны книг о феномене конформизма, подчинения, авторитете и т.д. так быстро пасть жертвой бесмысленного учения? Как могли статистики, прекрасно осознающие роль Р. Фишера в своей науке, мгновенно предать его имя меньше, чем за чечевичную похлебку? Как мог Бостонский Университет передать пустующее после смерти Визеля четыре года кресло Andrew W. Mellon Professorship Ибраму Кенди, “вклад” которого в науку заключается в том, что если он видит где-то диспропорцию между между черными и белыми, то ее единственной причиной объявляет расизм?
Почему TED, где обычно выступают блестящие ученые и инноваторы, дает трибуну для пропаганды “теории пересекаемости” (intersectionality), в которой утверждается, что пересечение разных характеристик (раса, пол, сексуальная ориентация) порождают куда более замысловатую схему “угнетения” и “дискриминации”, нежели каждая из них сама по себе (“новизна” теории с позиций статистики, которая всегда занимается именно многими храктеристиками, вообще смехотворна). Такая теория легко проверяема статистически, но в докладе этот вопрос даже не ставится, что выводит его за рамки любой науки и вводит в ранг пропаганды.
У меня, честно говоря, нет ясного ответа на эти вопросы, кроме разве что самого печального и неутешительного: человеческую природу изменить невозможно. Самый действенный инструмент эволюции – слепо придерживаться поведения своей группы, не выделяться, не думать, не рисковать – спасший несчетное количество жизней со дня появления человека, продолжает свою пагубную работу и сейчас. Ни тысячи лет тоталитарных режимов, ни 200-300 лет демократии в нескольких странах не изменили стадной сущности человека, не заставили его (за исключением горстки диссидентов) бесстрашно следовать собственным суждениям, а не мнению толпы или власти, особенно когда такое действие связано c риском, даже самым небольшим. Все лучшее в истории сделано вопреки конформизу масс, усилиями героических одиночек. Конформизм оберегает общество от эксцессов – и постoянно принуждает его гибнуть или загнивать.
Всем он хорош, вот только с совестью находится в конфликте. Если она имеется.
Игорь Мандель