За тех, кто в море!

«Я слушаю…»

Трубка  жалобно вздохнула.

«Да говорите же! – не на шутку разозлилась я.

До боли знакомый голос с хриплым надрывом сообщил:

«Жору  пираты захватили…»

Меня подбросило на кровати, словно кто-то хлестнул мокрым полотенцем  по  лицу.

«Жору? О, господи!… Светка, это ты? … Только не волнуйся, я сейчас приеду…»

Трубка благодарно всхлипнула, и тут же прозвучали гудки отбоя.

Я принялась лихорадочно шарить босыми ногами по полу в поисках тапок и одновременно трясти за плечо мирно сопящего супруга.

«Какой ужас! На Жору пираты напали…»

«Зачем? – вялым от сна голосом пробормотал мой муж.

Через несколько минут мы сидели на кухне и пили наспех сваренный кофе. Муж хмуро курил и пытался отговорить меня ехать в коттеджный поселок за полсотни километров от города только для того, чтобы успокоить подругу  Светку.

«Она же там совсем одна! – причитала я, давясь слезами.

«Она не одна! С ней  ее дети, две собаки, три кота. Ты сможешь прямо из этой  кухни договориться с сомалийскими пиратами? Не суетись! Дождемся утра…»

Потом муж куда-то звонил и сумел выяснить скудные подробности: на рассвете к Жориному сухогрузу приблизился катер с вооруженными до зубов  бандитами. Что случилось потом,  никто не знал.

Странно  все-таки устроена человеческая психика: в трагических  ситуациях вдруг  неожиданно всплывают в памяти какие-то смешные и нелепые истории из  жизни…

… В тот год муссон в Бомбее был особенно яростным. Казалось,  тропический ливень решил смыть огромный город в океан. Улицы превратились в бурные ручьи. Куда-то таинственным образом исчезли священные коровы, зато появились огромные угольно-черные крысы. Вода выгнала этих наглых грызунов из  подземных убежищ. Они шустро плавали в мутных потоках, ловко помогая себе хвостом. Местное население поголовно обулось в ветхозаветные галоши и раскрыло над головами гигантские черные зонты. К середине октября муссон ослаб, дожди  прекратились, но было пасмурно и очень сыро. Мы с мужем  засобирались в отпуск в Одессу. Однако срочные дела задержал моего работящего супруга на неопределенное время. А на меня неожиданно  навалилась абсолютно чуждая моему характеру черная меланхолия.  И тут  в бомбейский порт зашло судно, капитаном которого оказался наш старинный приятель Георгий Колотинский –  одноклассник  мужа и крестный отец нашего единственного сына. Пароход поставили под разгрузку, а капитан, которого муж со школьной скамьи привык звать запросто Жорой, с  удовольствием принял приглашение заехать к нам в гости на традиционную рюмку чая.

Жора явился щеголем в  эффектной тропической  форме капитана дальнего плавания: белоснежные бриджи, белоснежная форменная рубашка с черно-золотыми погончиками. На голове лихо заломленная фуражка с «крабом» – мечта всех мальчишек, родившихся в портовом городе. Что греха таить,  наш друг –  невероятно привлекательный мужик. Ласковый взгляд его выразительных карих глаз  разбил в свое время не одно девичье сердце. Жора всегда старательно  поддерживал свой имидж разгильдяя и балагура. Но близким друзьям известно, что капитан Колотинский – профессионал самой высокой пробы, надежный товарищ и  заботливый отец двух отличных пацанов.

Мы уютно расположились на веранде нашего дома и  первую рюмку, естественно, подняли за встречу. Скажу по секрету, я практически не пью: не нравится мне вкус и запах алкоголя. Когда ситуация позволяет – могу весь вечер просидеть с бокалом сухого вина или рюмкой коньяка. Поэтому  второй тост я рассеянно проигнорировала. Однако, наливая третью рюмку Жора, нахмурившись, заявил:

«Так не пойдет, дорогая. Третий тост у моряков пропускать не положено!»

«Третий тост  традиционный – «За тех, кто в море!»  – подсказал мой муж.

«Вот именно! – одобрительно кивнул капитан и добавил, – Со времен парусного флота моряки пили за это стоя…»

Гремя стульями, мужчины встали,  и Жора торжественно провозгласил:

«Да отвратит Судьба свой лик суровый от всех идущих в море кораблей!»

«Ты становишься сентиментальным,  – с улыбкой заметил мой муж,  – Не надоело болтаться по морям по волнам? На берегу для тебя работа всегда найдется… »

«Никогда не мечтал о карьере береговой крысы! – презрительно фыркнул капитан. –  Я с тоски подохну, перебирая в офисе пыльные бумажки. А насчёт берега, гм, ты забыл, что капитан – второй после Бога человек на судне? Мое слово – Закон с большой буквы. Имею юридическое право поженить влюбленную парочку, а могу вздернуть бунтовщиков на реях…»

Последнюю фразу Жора произнес с особым удовольствием, и немного помолчав,  добавил:

«Знаете, друзья, я ведь неисправимый романтик. Даже в мыслях не соглашусь расстаться с мостиком…»

За столом повисла неловкая пауза.

«Почему хозяйка этого дома такая грустная? –  озабоченно глядя на меня,  спросил Жора. Пришлось рассказать о пропавшем отпуске. Капитан оживился.

«Давай я устрою тебе маленькое морское путешествие. Кстати, ты ходила в рейс на сухогрузе?»

Я отрицательно покачала головой. Весь мой  опыт мореплавания ограничивался единственным рейсом в Ялту  с бабушкой на борту печально знаменитого «Адмирала Нахимова». Было мне тогда лет десять…

«Завтра мы снимаемся в Абу Даби, – деловито сообщил Жора, –  Переход займет всего-то трое суток. Подышишь в открытом океане свежим воздухом, позагораешь на палубе. Твою хандру как рукой снимет! Из Абу Даби каждые двадцать минут ходит автобус в Дюбай. Сможешь улететь в Одессу, а не захочешь,  вернешься назад в Бомбей. Кстати, у меня отличный кок…»

От такого неожиданного предложения я, признаться, растерялась. Видимо, увидев, как загорелись мои глаза, муж насмешливо прокомментировал:

«Я всегда подозревал, что эта женщина  в глубине души отчаянная авантюристка…»

«Какая из меня авантюристка!»

«Вот и соглашайся, –  промурлыкал Жора.

«А как быть с судовой ролью? – озабоченно спросил муж.

«Это моя забота! –  легкомысленно махнул рукой капитан.

Судовая роль в торговом мореплавании очень важный документ. В ней четко определен состав экипажа. Если человек не внесен в судовую роль, портовые власти не впустят его на судно и не выпустят на берег.

На следующее утро я с удивлением обнаружила, что в судовой роли  числюсь «представителем судовладельца». Добраться до отведенной мне каюты помог румяный юноша в щегольском  рабочем комбинезоне, как оказалось –  четвертый помощник Женя.  Подхватив мою дорожную сумку, Женя повел меня узким, скудно освещенным проходом. С галантностью истинного джентльмена помог вскарабкаться по невероятно крутому, похожему на  пожарную лестницу, трапу. Каюта, в которой мне предстояло прожить трое суток,  напоминала келью нищенствующего монаха. Кроме узкой койки в ней имелся крошечный  умывальник и откидной столик.  В приоткрытый иллюминатор  виднелся край залитого мазутом причала.

«Скоро отход, – любезно сообщил Женя, – Если хотите посмотреть, поднимайтесь на верхнюю палубу. Это налево по коридору и вверх по трапу…»

Румяный Женя вышел, прикрыв за собой дверь, а я растерянно села на койку и пригорюнилась. Скудность корабельного интерьера неприятно поразила меня. Память сохранила старорежимный шик «Адмирала Нахимова» –   пушистые ковры в просторных коридорах, блистающие хрустальные люстры, роскошный белый рояль в музыкальном салоне…

Неожиданно пол под ногами дрогнул и стал гулко вибрировать. Динамик на потолке  хрипло рявкнул:

«Внимание швартовой команде! По местам стоять!»

На пирсе трудолюбиво суетилась целая бригада индусов. Смотреть на них с верхней палубы, как с балкона четырехэтажного дома, было невероятно интересно. Вдруг узкая полоса воды между бортом нашего судна и  берегом стала медленно расширяться. Создавалась полная иллюзия, что не судно отходит от причала, а берег, с портовыми  кранами и пакгаузами начинает потихоньку уплывать вбок. Вибрация и гул усилились. Наш теплоход стал неторопливо двигаться  к выходу из порта. И вдруг что-то произошло:  гул двигателя резко прекратился, и наступила пугающая тишина. Человек я откровенно сухопутный, в мореходном деле совершенно дремучий,  поэтому смогла оценить серьезность ситуации лишь по матёрой хоровой ругани и дружному топоту, долетевшему снизу. Вдруг за моей спиной послышались неторопливые шаги, и  кто-то пропел ласковым баритоном:

«Мой костер в тумане светит…»

Голос принадлежал толстенькому человеку в белоснежной детской панамке.

«Простите, вы не знаете, что случилось? – робко спросила я.

«Триппер намотали! – спокойно ответил человек в панамке.

«Простите, что  намотали???»

Однако шустрый толстячок уже скрылся за ближайшей дверью, успев доверительно сообщить:

«Я уйду с толпой цыганок за кибиткой кочевой …»

Из-за угла появился абсолютно лысый загорелый до черноты пожилой дядька в тельняшке, который прежде  чем исчезнуть вслед за певуном в панамке, мрачно объяснил:

«Швартовый конец на винт намотали.… по морскому – триппер.  Беда!»

Тем временем наше судно, словно тушу огромного дохлого кита, стало медленно сносить течением прямо на идущий встречным курсом огромный контейнеровоз. Откуда ни возьмись, появились два юрких буксира. На носу у каждого висела внушительная гроздь старых автомобильных покрышек, что делало эти суденышки похожими на сердитых мопсов. Уткнувшись резиновыми носами в наш борт, буксиры дружно взревели двигателями, заволокли окружающее пространство вонючим дымом и предприняли отчаянную попытку удержать беспомощный теплоход, толкая его прочь от контейнеровоза.  В воздухе едко запахло горелым машинным маслом.  На  палубу одного из буксиров выскочил перепачканный мазутом индус. Он заметался в клубах желто-зеленого дыма, в отчаянии заламывая худые грязные руки. Обстановка накалялась. И тут  я увидела Жору. Он стоял на палубе мостика и что-то говорил в маленькую черную рацию. Слов слышно не было, но по спокойному лицу капитана, по его уверенной позе было совершенно ясно, что с нами ничего страшного случиться не может. Не может и точка!

Прошло еще несколько томительных минут, которые показались мне вечностью. Наконец палуба под ногами опять дрогнула, это вновь заработал главный двигатель. Совершив какой-то невероятный маневр, мы прошли  в такой пугающей близости от контейнеровоза, словно собрались брать его на абордаж.

«Что, старуха, сильно испугалась? – насмешливо спросил Жора, когда спустя некоторое время я заглянула в капитанскую каюту, – Виски пить будешь?»

Капитан  достал из холодильника бутылку. Я терпеть не могу виски, но в этот раз безропотно приняла из Жориных рук стакан с янтарной жидкостью.

«Скажи, кто этот странный человек в панамке, который  романсы поет?»

«Это наш кок Володя – эстет и философ. Говоришь, романс пел? Значит,  на обед пельмени будут… »

Не припоминаю, когда последний раз я ела такие вкусные пельмени! Еще были белоснежно крахмальные скатерти и свежие цветы на столе, и галантные мужчины, которые наперебой пытались ухаживать за мной. После обеда, мне расстелили кусок брезента на корме. Мерный шорох волн,  пахнущий водорослями легкий бриз и огромный острокрылый альбатрос, парящий над грот-мачтой,  принесли ощущение абсолютного счастья. Птица до заката сопровождала наше судно, а затем пропала, словно растворилась среди звезд густо темнеющего тропического неба.

«Через весь океан, сквозь любой ураган возвратятся домой корабли…» звучало под вечер с камбуза. Удивительно, но по песенному репертуару кока экипаж безошибочно угадал меню ужина. Праздник желудка завершился изумительно вкусным десертом, который молоденький буфетчик облил спиртом и зажег прямо на столе у капитана. А потом в кают-компании кок Володя и румяный четвертый помощник Женя пели под гитару Вертинского и Визбора. Загорелый лысый дядька,  который оказался старшим механиком,  рассказывал смешные матросские байки, а Жора демонстрировал ружья для пейнтбола, купленные им в Сингапуре для своих мальчишек.

Укладываясь в тот вечер спать,  я совершенно искренне позавидовала всем на свете морякам. Какая увлекательная жизнь! Экзотические  путешествия, романтика, еда, как в лучших ресторанах. Не нужно толкаться в переполненном транспорте, стоять в пробках, дышать выхлопными газами. Достаточно подняться по трапу, и вот оно –  твое рабочее место, куда расторопный буфетчик принесет кофе с горячими плюшками, а может и что-нибудь покрепче…

Ночью мне стало плохо. Противный липкий ком подкатывал к горлу, а затем  падал в область солнечного сплетения. В темноте каюты что-то громко скрипело, шуршало и постукивало. Койка, словно взбесившиеся качели то летела вниз, то взмывала вверх. С трудом нашарив выключатель, я зажгла свет и не на шутку перепугалась. Дорожная сумка как живая ползала по полу. Остаток ночи я провела в обнимку с умывальником, отдавая ему остатки ужина. На рассвете кое-как привела себя в порядок и нетвердой походкой побрела в кают-компанию.

«В бананово – лимонном  Сингапуре, когда под ветром ломится банан,  –

мурлыкал кок Володя. Бортовая качка никоим образом не повлияла на его поварской азарт. А вот мой измученный морской болезнью желудок отреагировал на  запах свежеиспеченных булочек мучительным спазмом. Усевшись в углу, я с тоской наблюдала, как взъерошенный, словно воробей буфетчик сосредоточенно двигался от столика к столику, выписывая вензеля и делая необыкновенно ловкие акробатические движения. В его руках дымилась кастрюлька овсяной каши. До сих пор меня беспокоит вопрос: как этот субтильный юноша умудрился не размазать серо-липкую массу по полу? Как румяный Женя, которому предназначалась эта чертова каша, изловчился  ее съесть? Ведь нужно было выбирать момент, чтобы благополучно донести ложку до рта. С трудом заставив себя выпить полстакана минеральной воды, я поплелась назад в каюту. Постоянная тошнота действовала на нервы. А  посещение гальюна (так по-морскому называется туалет!) походило на участие в ковбойском родео. Унитаз вел себя словно взбесившийся мустанг. Какая к черту депрессия, остаться бы к концу рейса живой!

В обед качка заметно усилилась. Спать, читать,  и просто лежать на койке было невозможно. Я решила прогуляться на мостик. Этот культпоход оказался серьезным испытанием для моей впечатлительной натуры.  Взору открылась почти апокалипсическая картина, по сравнению с которой «Девятый вал» Айвазовского  – наивная иллюстрация для детского журнала «Мурзилка». Громадные желто-серые волны неслись на наше судно, яростно перехлестывали через борт и заливали бурлящими  потоками палубу. Сухогруз то проваливался в пучину, то с трудом выкарабкивался из нее, чтобы через мгновение опять нырнуть в темную бездну. Линия горизонта была затянута грядой многослойных облаков. Вдруг самая темная туча засветилась изнутри короткой яркой вспышкой, окрасив полнеба в зловещий пепельно-розовый цвет…

Румяный Женя стоял, прислонившись спиной к переборке,  широко расставив ноги. В одной руке у него была открытая  банка тушенки, в другой  – ломоть хлеба и столовая ложка.

«В такой шторм камбуз не работает, – деловито сообщил Женя, с аппетитом уплетая содержимое банки. Стыдно признаться, но мне вдруг мучительно захотелось выпить. Хоть водки, хоть. … Впрочем, что нальют, то и выпью! Нетвердой походкой, спотыкаясь и охая, я побрела  к Жоре.

Капитан со старпомом безмятежно пили пиво и смотрели по телевизору футбол. Мне налили изрядную порцию коньяка.

«Старуха, ты спиваешься на глазах! – насмешливо прокомментировал Жора, наблюдая,  как я залпом опустошила стакан.  Старпом выразительно хмыкнул и сунул  бутылку в сетку, похожую на авоську, которая болталась в торце стола.

«Жора, почему ты меня  не предупредил, что будет шторм? Ты же говорил, что до Абу Даби плыть всего трое суток…»

«Запомни, –  суда по морям ходят, а в воде плавает…ну, то, что в проруби, – насмешливо поправил меня капитан. – Во-вторых, из-за неблагоприятных метеоусловий скорость судна значительно снижается, кроме того, невозможно точно следовать заданным курсом. В-третьих, считай, что тебе повезло: ты  наблюдаешь природное явление под названием муссон в океане!»

«Но муссон  уже закончился! – ужаснулась я.

Жора со старпомом  переглянулись…

И настал день третий, и разверзлись хляби небесные, и обрушился шторм в девять баллов. Говорят, что тот, кто не молился в шторм, не молился никогда! Отче наш, прости, если сможешь, и сжалься надо мной! Нет, не так!!! … Господи, ты создал эту Землю, и этот бескрайний океан, и гадов морских, и птиц небесных –  каждой твари по паре, и человека ты тоже создал из праха. Силюсь понять, Господи, для чего ты придумал весь этот ужас? Быть может, ты стремишься таким жестоким способом укротить человеческую гордыню, пытаешься умерить наши амбиции, желаешь показать нам, убогим и ничтожным, свое могущество, свою беспредельную власть над миром?

Память сохранила события последующих двух суток в виде скудных  эпизодов фильма ужасов. Находиться в каюте одной было страшно. Я выпросила разрешение посидеть на кожаном диванчике в углу капитанского мостика.

«Сейчас важно, чтобы не отказал главный двигатель, – тихо сказал мне кок Володя, который принес на мостик термос с горячим кофе.

Я почувствовала в  груди ледяную пустоту.

«Это опасно?»

Володя кивнул.

«Помните, как в бомбейском порту мы чуть не столкнулись с датчанином? При таком шторме волна перевернет неуправляемое судно за считанные минуты. Шансов спастись практически нет…»

Я испуганно огляделась. У штурвала, рядом с вахтенным матросом стоял капитан и старпом. Периодически в поле зрения попадал то серый от усталости четвертый помощник Женя, то еще кто-то из штурманов. При этом все были в белоснежных рубашках, в тщательно отутюженных брюках и начищенных ботинках. Как они выдерживают такое адское напряжение?     Наконец-то я поняла, почему со времен бородатых викингов  моряков провожают в море, словно на поле жестокой брани, а встречают со слезами радости на глазах. Этим мужикам после каждого рейса следует ордена вручать, или ставить бронзовый памятник на главной площади родного города!

… Я очнулась от странного ощущения, будто горячие сухие ладони ласково гладили мои щеки. Все пространство непривычно безлюдного капитанского мостика было залито ослепительно-радостным солнечным светом. И еще был знакомый с детства запах раскаленного на солнце песка…

«Где мы?»

«В Персидском заливе. Через два часа порт Абу Даби – голосом  кондуктора, объявляющего трамвайные остановки, ответил вахтенный матрос.

Благословенная Твердь явилась передо мною уходящей в бесконечность цепью медово-желтых песчаных холмов Аравийской пустыни. Лаконичность пейзажа подчеркивалась пастельной синевой безоблачных небес и плоской, как зеркало водной гладью, по которой наше судно скользило словно утюг …

«Ну, что, боевая подруга, пойдешь с нами в Карачи?»

В глазах капитана Колотинского плясали веселые чертики.

«Благодарю покорно, как-нибудь в другой раз!»

Мысленно я дала себе клятву, что ни за какие сокровища мира больше не соглашусь выйти в море! Никогда!!!

…Утром  позвонила Светка с хорошей новостью: Жора  сумел  отбиться от пиратов, его судно идет в порт Джидду. Подробности?  Обещал все рассказать сам. Пришлось ждать еще  неделю. И вот, наконец, долгожданная встреча. Поверьте, никто из нас не смог сдержать слез радости! А первый тост мы, конечно же, подняли за благополучное возвращение нашего капитана. Потом дружно пили за его мужественную супругу Светку.

«Давай рассказывай про пиратов! –  не выдержал кто-то из присутствующих.

«Да рассказывать особо нечего, – наливая всем по третьей рюмке, ответил Жора. – Когда подошли к Африканскому рогу, я приказал выставить круглосуточную вахту, чтобы следить вокруг судна. Пираты любят нападать перед рассветом, чтобы застать моряков врасплох. Но мои ребята вовремя их заметили. Я немедленно приказал всему экипажу укрыться в надстройке и задраить стальные двери, чтобы не допустить негодяев внутрь. Потом передал в эфир особый сигнал…»

«Постой, если все укрылись в надстройке, то кто же тогда… – не выдержал мой муж.

«Старпом швырнул с палубы зажженный фальшфейер. Неожиданный и яркий свет ослепил бандитов,  они как подкошенные,  рухнули на дно своего катера.… И тогда я дал команду включить пожарные насосы…»

Молчавшая до этого Светка вдруг тихо и жалобно заплакала: – Вы только представьте! У пиратов автоматы Калашникова, базуки, а он на них с пожарным шлангом!»

«Женщина! Ты забыла, что я капитан? Я отвечаю не только за груз и судно, но и за жизнь всего экипажа!»

«Кто-то откликнулся на ваш сигнал?»

«Конечно, минут через сорок на горизонте показался французский военный вертолет…»

«У меня созрел тост!»

Все удивленно уставились на меня.

«На правах боевой подруги хочу сказать, … – я медленно встала. –

… хочу сказать, что горжусь тобой, капитан Колотинский! Я горжусь твоей выдержкой и  преклоняюсь перед твоим профессионализмом. Но эту рюмку по традиции  я хочу выпить за тех,  кто сейчас в море! Чтобы никакие пираты, никакие бури и ураганы не помешали морякам вернуться домой …»

«За тех,  кто в море! – дружно откликнулись все присутствующие и тоже встали.

Галина КОРОТКОВА

Одесса