Хроники ностальгии
Цикл стихов Марк Шехтман родился в Таджикистане в 1948 году. Закончив физико-математический, а затем филологический факультеты, он до 1990 года преподавал теорию и историю литературы на кафедрах универстета и пединститута. В сфере его научных интересов – связь философии с мифом и фантастикой. Марк Шехтман выпустил несколько сборников лирики и стихотворных пьес. Подборки его стихов печатались […]
Цикл стихов
Марк Шехтман родился в Таджикистане в 1948 году. Закончив физико-математический, а затем филологический факультеты, он до 1990 года преподавал теорию и историю литературы на кафедрах универстета и пединститута. В сфере его научных интересов – связь философии с мифом и фантастикой.
Марк Шехтман выпустил несколько сборников лирики и стихотворных пьес. Подборки его стихов печатались в различных альманахах и журналах. Критики отмечают поэтическую культуру стихотворений М.Шехтмана, их сложную образность, метафоричность и следование классическим традициям.
С 1990 года живёт в Израиле.
ПРОЩАНИЕ С РОДИНОЙ
На кухне, как в добрые годы,
Я с другом-поэтом сижу.
Прощаюсь. Другие народы,
К которым сейчас ухожу,
Незримо присутствуют рядом,
Но сумрачен мой небосклон,
И я ностальгическим ядом
Уже опоён, опоён…
Да-да, мы, конечно, напишем!
Не спрашивай только, о чём…
Нам – гордым, всезнающим, нищим –
Так важно касаться плечом
Друг друга пред дальней дорогой,
Навек набираясь тепла,
Чтоб им отогреться немного
В ознобе чужого угла.
Просторным он будет ли, тесным? –
Останется угол чужим.
Ведь родина больше, чем место,
В котором родился и жил,
И больше войны и тирана,
И больше сумы и тюрьмы.
Её как надежду и рану
Уносим ушедшие мы.
Нам выпало редкое счастье:
В годину разрух и разлук
Узнать всю безмерность участья
Любимых друзей и подруг.
И сколько б ни вышло нам, Боже,
Дорог в небеса и на дно,
А всё же, а всё же, а всё же
Забыть ничего не дано.
И пусть это чёрное лето
На шее как узел тугой,
Нам проще, чем прочим, – поэты
Все истины носят с собой.
ВОРОН
Разрушились царства, распались границы,
Брат вышел на брата и сын на отца,
И ворон, зловещая чёрная птица,
Вещал неизбежность войны и конца.
Метались старухи на чёрных перронах,
Несли одичавшие их поезда,
И плакали дети в товарных вагонах,
И ворон, ликуя, кричал: «Никогда!»
Луна багровела на небе вечернем,
Косая звездёнка плясала над ней,
Как пьяная б… в придорожной харчевне,
Забывшая стыд до скончания дней.
Нас предали подло, спокойно, умело,
Нас гнали, как с пастбищ чужие стада, –
И мы уходили в иные пределы,
И ворон над нами кричал: «Никогда!»
Чужие ночлежки. Чужие столицы.
Чужое безвестье пути своего.
– Когда ж возвращаться? – спросил я у птицы,
И прежде ответа я понял его.
И вспомнил я то, что с проклятием схоже:
«Оставь упованья, входящий сюда!»
Но, может быть, может быть, Господи! Может!..
Не может. И ворон кричал: «Никогда!»
Тебя отыскал я. Пространство распалось.
Вдали замаячили дом и причал,
И вдруг померещилось, вдруг показалось…
Но после надежд мне осталась печаль.
Опять засыпаю. Всё пусто и голо –
И стены, и стёкла, и ночь, и года.
Приснился мне город, цветной и весёлый,
И сгинул. И ворон кричал: «Никогда!»
* * *
А знаете, как выживают поэты
В священнейшем городе нашей планеты,
Как грузят шкафы и как это не сладко
На сером исходе шестого десятка?
Как за день устав, будто волк от погони,
Считают монеты на жёсткой ладони
И поздний обед свой несут издалече
В ночлежную вольницу рас и наречий?
А если однажды им денег хватает,
То в Лод или Хайфу билет покупают,
Где друг благоденствует, ибо снять мог он
Отдельную комнату, правда, без окон.
Под сводом подвала грустя и хмелея,
Два русских поэта, два старых еврея
Читают стихи, выпивают помалу,
И русское слово гудит по подвалу.
В подвале оно благозвучно едва ли,
И в мудрости многой есть много печали.
В подвале оно будто заперто в клетку,
Но помнит, как птица, родимую ветку.
Тяжёлыми лицами в руки уткнутся:
Ещё не забыть и уже не вернуться
Отсюда, где пальмы, где небо лучится
И где им покой, как и прежде, не снится…
НЕМНОГО ЖЕСТОКИЙ РОМАНС
В даль, где в розовой и фиолетовой мгле
Зажигает зарницы гроза,
Сквозь нерусскую водку в литом хрустале
Ты глядишь, чуть сужая глаза.
Средиземное море. Декабрьский вид.
Мокрый пирс и чужой небосвод.
И лохматая пальма под ветром гудит,
Как приросший к земле вертолёт.
И плывёт ресторанчик подстать кораблю,
Исполняя привычную роль, –
В никудa… И зaзря я в бокалe топлю
Ностальгии фантомную боль.
Протянуло меня мировым сквозняком,
Оттого-то я вовсе не пьян,
А потом позовут не грустить ни о ком
Пара скрипок, рояль и баян.
Сумасшедший вальсок закружит нас с тобой
Меж земных и небесных огней!
…Ни страны, ни друзей тех, ни юности той,
А болит всё сильней и сильней.
Марк ШЕХТМАН