Возражения Эдуарду Пашневу по поводу Нобелевской премии Бориса Пастернака

Статья Эдуарда Пашнева «Похороны Пастернака» («Кстати», № 1022) содержит ряд утверждений, которые кажутся мне спорными. Скажу лишь о тех из них, которые касаются Нобелевской премии Бориса Пастернака.

1.

Э. Пашнев пишет: «Маяковский застрелился, Есенин повесился, Мандельштам погиб в сталинском лагере. Пастернак получил Нобелевскую премию. Эта премия его убила».

Мне не вполне понятно, какую мысль хотел выразить автор, выстроив четырех поэтов в ряд по обстоятельствам их смерти. Что судьба всех этих талантливых русских поэтов была трагичной? Или все-таки здесь есть какое-то противопоставление Пастернака остальным троим? Вроде как его судьба была более благополучной. Впрочем, возможно Э. Пашнев хотел сказать, что судьба Пастернака могла бы быть благополучной, если бы его не убила Нобелевская премия? Однако, по моему мнению, Бориса Пастернака убила не Нобелевская премия. Его убила травля, организованная руководством СССР и Союзом писателей СССР, к которой, следуя дурной и зловещей советской традиции, активно подключились рядовые граждане.

2.

Если даже следовать логике Э. Пашнева, то скорее можно было бы сказать, что Пастернака убил роман «Доктор Живаго». Не написал бы роман, не передал бы его для публикации за границу, соответственно, и Нобелевской премии не получил бы; и жил бы себе припеваючи. Однако Пастернак писал этот роман 10 лет, считал его главным делом своей жизни и не допускал мысли, что он не будет опубликован. Роман, не содержавший прямой критики советского строя, был неприемлем для властей идеологически и стилистически.

Убедившись в невозможности опубликовать его в СССР, Пастернак передал его за границу. Публикация за рубежом – по советским канонам преступление. Так что травить его начали уже на этом этапе, еще до получения премии. И, тем не менее, Пастернак был счастлив и горд, получив сообщение о том, что ему присуждена Нобелевская премия. Это, конечно усилило травлю, сделало ее широкомасштабной и более яростной. Но даже через несколько дней после присуждения премии, уже получив вызов на заседание правления Союза писателей СССР, Пастернак заявлял, что ничто не заставит его отказаться от чести быть Нобелевским лауреатом. И лишь под реальной угрозой лишения гражданства и выдворения из страны и под нажимом семьи он сдался и написал, что отказывается от премии. Рискну предположить, что сознание того, что он выполнил свою миссию, опубликовал роман и получил Нобелевскую премию, облегчало его страдания, вызванные травлей.

3.

Как известно, подавляющее большинство участников травли не читало роман «Доктор Живаго». К этой категории граждан относится и знакомый Э. Пашнева, будущий поэт Володя Гордейчев. Не очень понятно, зачем этот Володя пришел на похороны Пастернака, поскольку чувствует себя там как в стане врага и мысленно обвиняет покойного поэта в том, что тот продался врагам Октября. Враги материализуются в образе иностранных репортеров с блицами и микрофонами.

Я не хочу с позиции сегодняшнего дня осуждать этого человека. Подобный образ мыслей и настрой в 1960 году действительно были типичны для многих советских граждан, хотя отнюдь не для всех. Однако склонность к метафорам приводит его к совсем уж бредовой идее о том, что могила поэта – это «фронтовой окоп»:

И с неожиданною силой

Я ощутил, что мы стоим

Не над гражданскою могилой

А над окопом фронтовым

И что не мог забыть про схватку

В гробу покоящийся тот,

Кто продал недругу взрывчатку,

Заложенную в переплет.

Не знаю, как автор этих строк относился к ним 20 или 30 лет спустя. Но вот Эдуард Пашнев поправляет его: «взрывчатку заложил в переплет не Пастернак, а Нобелевский комитет. Шведская Академия в очередной раз присудила не художественную, а политическую премию по литературе».

Опять виноват Нобелевский комитет. По-видимому, Э. Пашнев уверен, что творчество Пастернака само по себе не заслуживает Нобелевской премии, и что только политические, антисоветские мотивы стали причиной присуждения ему премии. А так как единственным русским писателем, получившим Нобелевскую премию до Пастернака, был Иван Бунин (известный  неприязнью к революции и советской власти), то слова «в очередной раз», видимо,означают, что и Бунин, по мнению Э. Пашнева, тоже получил политическую, а не художественную премию.

Я думаю иначе. На мой взгляд, формулировка Нобелевского комитета «За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа», является объективной и адекватной оценкой творчества Бориса Пастернака. Сведения о том, что спецслужбы и дипломатические ведомства некоторых западных стран проявляли заинтересованность в публикации романа «Доктор Живаго», усматривая в нем антисоветский потенциал, и способствовали его изданию и распространению, ничего не меняют в приведенной выше оценке. Борис Пастернак – выдающийся русский поэт и автор одного из самых значительных романов ХХ века. Он заслужил Нобелевскую премию. Бунин, по моему, тоже заслужил.

4.

Не сомневаюсь, что большинство членов Нобелевского комитета имели взгляды, весьма далекие от коммунистических, и не симпатизировали политическому строю СССР. Это не помешало им, однако, присудить в 1965 году премию Михаилу Шолохову. Как бы ни относиться к личности Шолохова и к версиям о том, что не он является  истинным автором «Тихого Дона», сомнений в том, что этот роман является выдающимся литературным произведением, по-моему, нет ни у кого.

Не хочу сказать, что Шведская Академия и Нобелевский комитет всегда были безупречны . В истории Нобелевских премий по литературе и по науке (не говоря уж о Нобелевских премиях мира), есть много такого, что вызывает недоуменные вопросы или возражения. Самые известные примеры: не получили премию Лев Толстой и Дмитрий Менделеев; Эйнштейн долго не получал премию и в конце концов получил, но не за теорию относительности, а за теорию фотоэффекта и т. д. Причины во всех случаях были разными. Однако премия,  присужденная Пастернаку (а также Бунину и Шолохову) у меня лично не вызывает дискомфорта. Кстати, в 1953 году Нобелевскую премию по литературе получил Уинстон Черчилль. Вот уж, казалось бы, бесспорный пример политической премии. Но тот, кому довелось прочесть книгу Черчилля «Вторая мировая война», вряд ли бросит камень в Нобелевский комитет за эту премию. Главный вопрос все-таки не в том, имеет ли премия политический подтекст, сопровождается ли политическим эффектом, а в том, заслужил ли лауреат присуждение ему этой высокой награды. 2

Виталий ШРАЙБЕР

Маунтин-Вью