Виктор-Виктория
Моя работа связана с компьютером, поэтому я стараюсь хоть раз в день пойти прогулятьcя и размять затекший организм. Обычно я ношу с собой собачьи лакомства, ибо люблю собак (дома у меня кошки) и завожу знакомства со всеми собачками и собачниками в нашем поселке.
Вчера я увидала незнакомую парочку детей, выгуливающих прелестного свежепостриженного щенка Шитцу. Я с радостью устремилась в их направлении. Щенятинка (это оказалась девочка) радостно повизгивала, принимая у меня собачьи конфетки, и облизывала мои пальцы. Я радовалась и отвечала на ее восторг счастливым сюсюканьем – не заметила, как это из меня выскочило по-русски, типа “Oй, ты моя лапочка, какая красотуленька, солнышко” и тому подобная слюнявая дребедень, которая из меня лезет, когда я имею дело с животинками.
Дети страшно обрадовались, услышав мою русскую речь. Оказалось, мы земляки. В минуту я выяснила больше информации, чем мне было нужно. Они из Москвы, 3 года здесь, мама вышла за американца по брачному объявлению и теперь с ними совсем не занимается, они с новым папой вечно куда-то ездят — то на острова, то в Европу (вернее, раньше ездили, до вируса) или пропадают в спальне, “и мы знаем, чем они там занимаются!” гордо объявил старший ребенок лет 15-ти. Новый папа постоянно на работе, а мама сидит на компьютере или на телефоне или ездит по магазинам. Зато они все-все нам покупают, включая вот эту собачку, только теперь нам надо с ней гулять и какашки подбирать. Вот,” заключил с некоторой обидой ребенок, показывая полиэтиленовый пакетик с собачьим “добром”.
Младшему, Марку, было лет 7 или 8. Старшему, или старшей, я затруднилась с определением пола, на вид было лет 15. Звали Вик. Льняные волосы, не очень короткие, стрижка стильная, не мальчишеская, но и не девичья — девочки ведь не любят короткие волосы — небесно голубые глаза, мягкие прелестные девчачьи черты. Я все-таки обнаглела и в лоб спросила, мальчик он или она девочка. А что мне терять? Они всегда могут обидеться, и мы распростимся. Ребенок сначала смутился, а потом начал изливать, как и сначала, вполне откровенно этой дружелюбной тетке-землячке, годящейся ему почти в бабушки, которой, очевидно, у него не было. А жаль.
“Понимаете, я сначала была Викой. Потом учительница в классе сказала, что я могу быть, кем захочу. Ну я подумала и решила, что можно попробовать быть мальчиком, тем более, что меня мальчишки вечно обижали, подсмеивались, называли дурой, спихивали с велика, а как начали расти эти самые (она ткнула себя в грудь), вообще стало невозможно. Тем более, что у нас в школе есть еще один такой, который был девчонкой. Вот я и подумала… значит… вырасту — куплю пистолет или там, автомат и буду всех убивать!” И она (я решила в уме остановиться на женском гендерном выборе) продемонстрировала, как именно она будет всех убивать, схватив двумя руками воображаемую базуку и громко гаркнув “Ба-ба-ба-бах!!! Я вырасту, стану сильной, я буду большой, сильный и всех поубиваю!”
Эти дикие речи ну никак не вязались с личиком юной принцессы, хоть и коротко остриженной и ряженой в типичные для подростка юнисекс шмотки — драный свитер с висящими нитками, драные джинсы с дырками на коленях — все это конечно чистое и модное, такое сейчас продают, как бы уже ношеное и вынутое из мешка с мусором, сникерсы дорогого бренда, все как у всех детей ее возраста.
Она продолжала:”Я буду ездить на скоростных машинах и скакать на лошадях как ковбои в кино…” взгляд подростка затуманился, она размечталась. “В общем, я рассказала маме. Мама сказала, что она ОК с этим решением. Мне показалось, что она не очень-то меня и слышала, она говорила по Скайпу с подругой в это время. Но, наверное, слышала, потому что мы поехали в Нордстром, и она на папину кредитку купила мне все новые прикиды на боев. Классные! Ей понравилось! Она вообще любит ходить по магазинам и покупать все, что ей нравится! Особенно когда не она за это платит.” Неглупый ребенок хихикнул, и совсем она уже не ребенок, что это я все ребенок да ребенок!
“Наш новый папа тоже сказал, что это “kewl”, сейчас все так делают.”
Младший брат Марк тем временем гулял собачку шитцу на пару шагов впереди от нас, а мы тащились сзади, негромко разговаривая, чтобы он не слышал, темы-то пошли не для детских ушей.
Вика-Виктор замолчала на пару минут. “Только у меня уже сильно растут эти самые”, она опять смущенно ткнула себя в совершенно невидимые мне пока грудки, “И идет кровь. Это ужасно!” вдруг шепотом вскрикнула она, если можно шепотом кричать. Ее лицо внезапно исказилось в ужасе. “Это значит, что мне должны будут делать операцию! И резать все это! И пришивать все другое! И гормоны принимать, чтобы росли волосы на лице! А я так боюсь! Боюсь я! Может я уже и не так хочу быть мальчиком! Может я уже и передумала совсем! Может я, наоборот, опять хочу быть девочкой! Да, они тупые, девчонки, но все равно, классно быть девчонкой, и носить классные шмотки, как мама, когда она идет аут в ресторан, и краситься, и одевать классные шузы, и вообще…”
Виктория уже почти рыдала…
Я положила руку на плечо бедной девочки — ДЕВОЧКИ, черт возьми!!! Во мне пылала страшная ярость, которую я не имела права выпускать наружу.
“Вика, ” – сказала я как можно мягче, потому что не знала, может, еще соседи что подумают — это же общество полит-корректных сумасшедших. — “Может быть, ты можешь сказать своей маме, что ты передумала? Что ты не хочешь быть мальчиком?”
“Нет! – взвизгнула Вика. “Нет, нет, нет! Она уже назначила визит к хирургу и потратила столько денег! И вообще, она не любит со мной разговаривать! Она говорит, что я ее отвлекаю всякими глупостями, она же купила мне столько разных гаджетов. И даже не это ужасно. Меня же в школе засмеют! Надо мной и так уже смеются — я ведь и так чужая, я ненормальная, я столько времени привыкала, язык учила, я ничего не знала и не понимала… меня обзовут лузером! Нет, нет, нет!!!”
Что же делать, в отчаянии думала я? Это совершенно не мое дело. Я не имею никакого права — мало того, я сделаю хуже и Вике, и на себя накличу бесчисленные проблемы. Я была зла до белого каления — на эту никчемную мать, на кошмарную учительницу, на всю эту адскую систему обучения, которая учит непонятно чему, на это общество, калечущую юные души… И на себя, не имеющую ни малейшей возможности бороться с эти ЗЛОМ, глотающим наш мир, да еще и облизывающимся в самоудовлетворении от чувства своей правоты.
Это ЗЛО страшнее любого вируса.
Алла Аксельрод