Век мой, зверь мой. Подводя итоги

ХХ век был драматичным. Трагедий в нем хватило бы на несколько. Главной принято считать Холокост, который превратился в объект массовой культуры: тему романов, фильмов, монументального искусства, архитектуры многочисленных мемориалов и музеев.

27 января отмечался Международный день памяти Холокоста (MHD). Это событие широко почтили любители мертвых евреев. Видно, факт массового убийства евреев значим для них. Заявления сделали ярый антисемит, друг и покровитель всех врагов евреев, лидер английских лейбористов Джереми Корбин, поддерживающая БДС американская конгрессвумен-мусульманка Ильхан Омар, антиизраильская феминистка Линда Сарсур. Сейчас, когда ХХ век завершен, уместно определить место Холокоста в контексте общей истории века.

Осип Мандельштам выразил ощущение катастрофы наступившего времени в стихотворении 1922 года «Век»:

 

Век мой, зверь мой, кто сумеет

Заглянуть в твои зрачки

И своею кровью склеит

Двух столетий позвонки?

И еще набухнут почки,

Брызнет зелени побег,

Но разбит твой позвоночник,

Мой прекрасный жалкий век!

 

Со временем, в 1931 году, поэт усилил образ своего века:

 

Мне на плечи кидается

век-волкодав…

 

А тремя годами позже, в Париже,

Марина Цветаева записала:

 

Век мой – яд мой, век мой –

вред мой,

Век мой – враг мой, век мой – ад.

 

Фактически ХХ век начался с первыми залпами Мировой войны, 28 июля 1914 года. 27 февраля 1917 года рухнула империя Романовых. Вскоре царствующие дома посыпались в Европе как карточные домики. Закончилась Belle epoch.

Ад пришел в Россию с Гражданской войной, уничтожившей в стране аристократию, вымывшей из нее большую часть интеллигенции. Ужас этой войны описал Исаак Бабель в рассказах «Конармии». Среди них – «Письмо», один из самых жутких в мировой литературе.

Мальчик пишет матери из Конармии, как его отец-белогвардеец убивал своего старшего сына-конармейца: «И папаша начали Федю резать, говоря – шкура, красная собака, сукин сын и разно, и резали до темноты, пока брат Федор Тимофеич не кончился». А потом отец попадает в руки к другому сыну, красному герою. Тот допытывается:

«– Хорошо вам, папаша, в моих руках?

– Нет, – сказали папаша, – худо мне.

Тогда Сенька спросил:

– А Феде, когда вы его резали, хорошо было в ваших руках?

– Нет, – сказали папаша, – худо было Феде.

Тогда Сенька спросил:

– А думали вы, папаша, что и вам худо будет?

– Нет, – сказали папаша, – не думал я, что мне худо будет.

Тогда Сенька поворотился к народу и сказал:

– А я так думаю, что если попадусь я к вашим, то не будет мне пощады. А теперь, папаша, мы будем вас кончать».

Оценка сокращения населения страны в Гражданскую войну колеблется от 11 до 15 млн чел., а демографические потери – от 20 до 25 млн. От 2 до 5 млн эмигрировали.

Может ли случиться бОльшая национальная катастрофа, чем эта? Может! Ею стала коллективизация. Бабель решил живописать и ее и для этого отправился в украинское село Великая Старица. В его письмах сохранилось: «Одно из самых резких воспоминаний за всю жизнь – до сей минуты просыпаюсь в липком поту»… «Повидал я в Гражданскую потасовку много унижений, топтаний и изничтожений человека как такового, но все это было физическое унижение, топтание и изничтожение. Здесь же, под Киевом, добротного, мудрого и крепкого человека превращают в бездомную, шелудивую и паскудную собаку, которую все чураются, как чумную. Даже не собаку, а нечто не млекопитающееся…» Написанная Бабелем книга, как и ее автор, была режимом уничтожена.

Известный биолог и философ А.А. Любищев сообщил: «На Украине в 1940 и 1941 гг. почти не было детей, поступавших в первый класс сельских школ: дети соответствующих возрастов были нацело «съедены» коллективизацией… около 2 млн детей погибло в результате коллективизации. Общее число погибших от коллективизации, по разным источникам, определяется в 8–10 млн человек. Большинство из них погибло тихой, голодной смертью». Сообщалось об обыденности случаев людоедства. Это ли последний круг ада? Еще нет.

В ходе чисток конца 30-х годов советские власти уничтожили офицерский корпус своей армии – расстреляли около 40 тыс. человек. Потом, вступив в союз с гитлеровской Германией и начав ВМВ, СССР напал вместе с союзником на Польшу. За Катынский расстрел СССР убил 21 857 захваченных им поляков – офицеров и интеллигентов. Вскоре СССР и Германия сцепились между собой.

Особое место в истории начавшейся войны занимает «подвиг блокадного Ленинграда». Читаем у братьев Стругацких, детьми познавших этот «подвиг»: «Вот в Ленинграде… был холод, жуткий, свирепый, и замерзающие кричали в обледенелых подъездах – все тише и тише, долго, по многу часов… Он засыпал, слушая, как кто-то кричит, просыпался все под этот же безнадежный крик, и нельзя сказать, что это было страшно, скорее тошно, и когда утром, закутанный до глаз, он спускался за водой по лестнице, залитой замерзшим дерьмом, держа за руку мать, которая волочила санки с привязанным ведром, этот, который кричал, лежал внизу возле клетки лифта, наверное, там же, где упал вчера, наверняка там же – сам он встать не мог, ползти тоже, а выйти к нему так никто и не вышел… Я бы там обязательно сошел с ума. Меня спасло, что я был маленький. Маленькие просто умирали…

А город, между прочим, так и не сдали, подумал он. Те, кто остался, понемножку вымирали. Складывали их штабелями в дровяных сараях… Кто-то просто тихо умирал; кто-то совершал героические поступки, потом тоже умирал; кто-то до последнего вкалывал на заводе, а когда приходило время, тоже умирал… Кто-то охотился с топором в переулках, ел человечину, пытался даже торговать человечиной, но тоже все равно умирал… Не было в этом городе ничего более обыкновенного, чем смерть. А власть оставалась, и пока оставалась власть, город стоял.

Интересно все-таки, было им нас жалко? Или они о нас просто не думали? Просто выполняли приказ, а в приказе было про город и ничего не было про нас».

Ну что вы хотите – блокада. Однако недавно историк Марк Солонин обратил внимание, что блокады-то и не было. Власти контролировали 60 км берега Ладожского озера, по которому можно было по ночам доставлять в город еду.

Ее и доставляли. Но не всем. Солонин приводит отрывок из дневника инструктора отдела кадров Ленинградского горкома ВКП(б) Н. Рябковского, отдохнувшего в стационаре горкома: «Питание словно в мирное время в хорошем доме отдыха. Мясное: баранина, ветчина, куры, гуси, колбаса. Рыбное: лещ, салака, корюшка жареная, отварная, заливная. Икра, балык, сыр, пирожки. И так далее. И 50 грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину. Такой отдых в условиях длительной блокады города возможен лишь у большевиков, лишь у советской власти».

Перед окружением из Ленинграда вывезли сотни тонн продовольствия. Полагали, что немцы захватят город, а по директиве Сталина, на оккупированной территории не должно было оставаться ни грамма еды, ни литра бензина. Граждане страны, правда, оставались…

В Ленинграде, да и в Москве тоже, были подготовлены ко взрывам десятки объектов, как взорвали до того в оставленном Киеве Крещатик и прилегающие к нему улицы, Успенский собор. Кремль и Зимний дворец не должны были достаться врагу.

По приказу Верховного главнокомандующего сжигались деревни по ходу наступления немецкой армии. На поприще сжигания крестьянских домов геройствовала Зоя Космодемьянская. Дома сжигались, люди оставались. Помянутые, например, в стихе «Сороковые» Давида Самойлова, на мой вкус, лучшем о войне:

 

И погорельцы, погорельцы,

Кочуют с запада к востоку…

 

Хотя шансов выжить в суровую зиму 1941-го у погорельцев, потерявших дом и все имущество, было немного. Об этом – в другом классическом стихотворении, Михаила Исаковского:

 

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда ж теперь идти солдату,

Кому нести печаль свою?

Пошел солдат в глубоком горе

На перекресток двух дорог,

Нашел солдат в широком поле

Травой заросший бугорок.

 

Даже человеческой могилы погорельцы не удостоились. Так, бугорок. А кто выжил, на всю жизнь получил клеймо в анкете: находился на оккупированной территории.

Со своими военнослужащими советский режим тоже не церемонился: за годы войны – почти миллион осужденных, из них более ста тысяч расстрелянных. Утверждение Дмитрия Быкова, что Великая Отечественная явилась продолжением Гражданской, вызвало бурное негодование в России. Однако, как мы видим, такое утверждение обоснованно.

Но и эта национальная катастрофа, унесшая десятки миллионов жизней (точнее не известно), зовущаяся Великой Победой, не явилась дном советского ада. 12 января 1948 года убийством Соломона Михоэлса режим Сталина начал новый круг Холокоста.

Вскоре последовали: кампания «борьбы с космополитизмом», включавшая изгнание евреев с заметных должностей и из культуры; расстрел почти всего Советского еврейского антифашистского комитета; расстрел писателей и поэтов-идишистов. Наконец, 9 января 1953 года началось «дело врачей-отравителей», которое должно было завершиться в середине марта публичными казнями «отравителей» на центральных площадях главных городов страны и массовыми погромами. В Москве и области организовать избиение евреев Сталин поручил региональному шефу партии Хрущеву.

После погромов партия собиралась сослать выживших «на просторы Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера», как предлагалось в письме в «Правду» с подписями знатных евреев. По плану в дороге от народного гнева должна была погибнуть половина ссылаемых.

К счастью, 5 марта Сталин умер, а «сброд тонкошеих вождей», «услугами» которых он «играл», на столь масштабные злодеяния уже способен не был. Так, расстрелять демонстрацию рабочих в Новочеркасске, засадить в психушки несогласных, не более того.

Сравнивать влияние на народы страданий, перенесенных ими в катаклизмах ХХ века, можно, очевидно, сопоставив последующие судьбы этих народов.

Социолог Дэвид Голдман недавно заметил: «Вина за Холокост легла на немецкие чувства таким грузом, что ненависть Германии к самой себе может оказаться летальной». Происходит значительная эмиграция из Германии молодежи, падение деторождения, самоубийственное приглашение в страну миллионов переселенцев-мусульман.

Великобритания, в годы ВМВ топившая корабли с еврейскими беженцами, пытавшимися достичь берегов Палестины, и вешавшая еврейских борцов за независимый Израиль, еще недавно была империей, «над которой никогда не заходило солнце». Сейчас в ненастный день солнце над ее остатком может не взойти вовсе. В крупнейших английских городах, включая Лондон, правят мэры-мусульмане, заседают шариатские суды. По свидетельству прессы, мусульмане насилуют тысячи английских девочек.

Россия переживает ныне свое лучшее время за сто лет. Но редок среди россиян потомок аристократа, значительного интеллигента, дельного крестьянина, непродажного священника, даровитого военного. Куда обычнее потомки вертухаев и палачей. Такая негативная селекция, вкупе с демографическим упадком, не рисует радужной перспективы.

Иная картина у евреев. Потеряв в Холокосте треть народа, мы после этого воссоздали Израиль, сверхъестественно выиграли войны против многократно превосходящих врагов, взрастили современную экономику, совершаем удивительные прорывы в технологиях, в сельском хозяйстве, в медицине. Динамична духовная жизнь. Единственный из цивилизованных народов, мы растем демографически.

Если западная цивилизация имеет будущность, надежды на нее связаны с влиянием на мир Израиля. Сейчас судьбоносна для Америки борьба между ее антиизраильской Демократической партией и произраильскими республиканцами Трампа.

Еврейский народ – явный победитель контекста жестокого ХХ века. Миру, помимо лицемерных слез по евреям, есть кого оплакивать. Колокол звонит не по нам.

 

Книги Бориса Гулько:

«Путешествие с пересадками. Три книги воспоминаний».

397 страниц, включая фотографии. Очерки о чемпионах мира от Ботвинника до Каспарова и других великих шахматистах.

26 долларов, включая пересылку по США и Канаде.

«Мир еврея». Избранные эссе с начала тысячелетия до 2012 года. 269 страниц. 20 долларов, включая пересылку по США и Канаде.

Заказать книги можно у автора: gmgulko@gmail.com

Книги продаются также на Amazon и Amazon Europe.

Борис ГУЛЬКО