Ужи и соколы

Что случилось с неунывающими бразильцами и бразильянками, которые, если судить по тому, что пишут в прессе, несмотря на все трудности жизни, заняты либо подготовкой к карнавалам, либо их проведением? Неужели они почувствовали себя несчастными?

Не будем тревожить тень того, кто написал, что все счастливые семьи похожи друг на друга, а каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Ему и так досталось от Ленина, сначала обозвавшего писателя зеркалом русской революции, а потом закончившего свой канонический текст словами о закаленных борцах, все менее способных впадать в исторический грех толстовщины. Заметим лишь, что толстовская сентенция многократно подвергалась сомнению даже по отношению к собственно семьям.

Если же иметь в виду общество, экономическими ячейками коего Энгельс называл семью, то придется признать, что здесь вообще трудно говорить о счастии и несчастии. Тем более, что общество, избравшее для себя долгий, трудный и противоречивый, судя по историческому опыту, путь развития, который можно условно назвать капиталистическим, кажется более успешным, нежели то, которое подпало под влияние деятелей, обещающих немедленное, здесь и сейчас, построение чуть ли не царства божия на Земле, где агнец-рабочий возляжет рядом со львом-капиталистом, и всем будет хорошо.

Ну, а счастье –о нем не скажешь лучше чем это сделал Илья Ильф: «В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет». Видимо, то, что называют счастьем – предмет рассуждения, скорее, психологии, мы же сегодня хотим поговорить об экономике. И здесь уместнее горворить о том, что характеризует общество, умудрившееся предоставить своим гражданам вещи, более или менее для этого необходимые. Ну, крышу над головой, пищу, лекарства, а также разумные способы получить все это, не нарушая общепринятые правила общежития.

Так что же, стран, к которым можно было бы применить определения «счастливая» или «несчастная», нет? Как ни странно, есть. Что можно сказать о Канаде, Австралии, Новой Зеландии? Эти государства не сотрясаются бурями классовых боев. Здесь нет мечтателей, грезящих о небе в алмазах. Никто отсюда не отправляется воевать, чтобы отдать гренадским крестьянам землю. Здесь живут. Просто живут.

Мои оппоненты из тех, кто родился примерно в одно со мной время, уже припоминают, что там писал Горький про ужа, свернувшегося в узел в сыром ущелье, и сокола, что пал с неба с разбитой грудью. Про буревестника, который гордо реет, и глупых гагар, коим недоступно наслажденье битвой жизни. И мнится  уже оппонентам, что мерная жизнь с ежедневной работой, без хождения в народ и бросания бомб в правительственных чиновников, что эта жизнь – для «ужей» и «гагар». И термин нужный припоминается, что-то вроде соглашательства, оппортунизма или тред-юнионизма.

Но вспомним старшего товарища Алексея Пешкова – Владимира Ульянова, который на дух не переносил мелкобуржуазной, как он выражался, революционности. От нее, от этой революционности, рукой подать до «детской болезни левизны». «Песни» о Соколе и Буревестинке, написанные талантливым пером, зовут к немедленному свершению чего-то великого, чтоб или всем, или никому, чтобы или все, или ничего. Как Каракозов. Или Гевара.

Наверное, Дилма Вана Русеф тоже что-то такое читала, а может быть, сказалось воспитание – ее отец был болгарским коммунистом. Во всяком случае, через несколько лет после переворота 1964 года, в ходе которого был свергнут президент Бразилии Гуларт, Русеф стала активным членом молодежной организации Социалистической партии Бразилии, а затем и ее военного, как говорится, крыла, которое называлось «Командой национального освобождения». В течение нескольких лет она состояла в подпольных вооруженных организациях, но, как уверяла позже, непосредственного участия в боевых действиях не принимала.

Тем не менее, Русеф отсидела два года в тюрьме, после чего занялась получением образования.

Долго ли, коротко ли, но со временем Дилма Русеф стала заниматься легальной политической работой. Сначала в Демократической рабочей партии, а с конца девяностых – в более радикальной Партии трудящихся. Советник кандидата в президенты, после победы кандидата – министр энергетики, глава президентской администрации, и, наконец претендент на высший пост от своей партии. В 2010 году Русеф стала президентом страны, а через четыре года была избрана на второй срок.

Что это? Биография политика или история успеха? Это жизненная история, которая еще не закончилась.

Сначала о том, что не упомянуто в кратких биографиях политика, или о чем говорится вскользь.

Первое. В 1977 году Русеф окончила университет с дипломом бакалавра по специальности «экономика». Впоследствии она утверждала, что получила диплом магистра. Несоответствие (мягко говоря) открылось в 2009 году, о чем стало известно из публикации в журнале «Пиауи». Русеф пришлось признать, что в документе «была ошибка».

Второе. С 2003 года по 2010 Русеф возглавляла совет директоров компании Petrobras. Той самой, вокруг которой в марте прошлого года разразился скандал. Вызвавший массовые демонстрации, с которых мы начали разговор.

Всего на сегодняшний день под следствием находятся 12 сенаторов и 22 члена палаты депутатов. Все они, за исключением одного, состоят в правящей коалиции нынешнего президента.

Что за скандал? Да как всегда. Ну, судите сами, если интересно. Две сингапурские и три бразильские судостроительные компании, в чьем капитале участвуют японские инвесторы, обвиняются в даче взяток. Все, так сказать, пятеро должны были выплачивать деньги группе лиц, в число которых входил казначей правящей партии Бразилии. Деньги делились следующим образом: две трети получаемых взяток отходили казначею, а одна треть представителям Petrobras и еще одной компании.

Русеф, несмотря на то, что она в то время стояла во главе компании, отрицает, что знала о существовании преступной схемы.

Грустно, не правда ли? История, старая как мир. Пламенная юность, героическая молодость и сомнительная во всех отношениях старость.

Может, и не стоило бы обо всем этом говорить и думать, но вот в чем штука: все, подчеркну – абсолютно все левые эксперименты в области управления государствами кончаются столь же грустно. Мы говорили сегодня о Бразилии. Но вот рядом – Аргентина. Президент Киршнер замешана в нехорошой истории с «крышеванием» «Хизбаллы». Киршнер – это прости, господи, «хустисиализм», аргентинская мутация левой идеологии. Ну и Венесула во главе с Мадуро, бледной копией Чавеса, с Мадуро, которому для претворения в жизнь еще одного латиноамериканского порождения левой идеи, «боливарианства», постоянно чего-то не хватает. В данный момент не хватает полномочий.

Да вот, изволите видеть: дело в обещании сделать все здесь и сейчас. Не работать ежечасно, ежедневно, ежегодно, а поднатужиться, поднапружиться, и – оп-ля, готово!

Что бы ни говорили о семьях, об обществах и странах, можно сказать, что счастливы те, чьи граждане свободны от неуемного желания мгновенного преображения жизни. И то сказать – за те годы, что иные и так, и этак экспериментировали над народами, за ненадобностью устраняя неудобные компоненты – миллионы несогласных людей, другие уже давно наладили себе и своим потомкам нормальную жизнь. И здесь даже ценят революционный романтизм Горького. В качестве литературного явления.

Сергей ВОСКОВСКИЙ