Улетай, бабочка, улетай…
(из цикла «Сказки ночного аэропорта») Я очень люблю ночной аэропорт. Но не тот аэропорт, который доступен любопытному взгляду обычного пассажира, не тот аэропорт с его начищенными до блеска стойками регистрации, с его пахнущими стандартными освежителями воздуха туалетами и светящимися в любое время громадными информационными табло в залах вылета. Я люблю чрево аэропорта, его запутанные, как лабиринт, коридоры, его закутки и закоулки, его […]
(из цикла «Сказки ночного аэропорта»)
Я очень люблю ночной аэропорт. Но не тот аэропорт, который доступен любопытному взгляду обычного пассажира, не тот аэропорт с его начищенными до блеска стойками регистрации, с его пахнущими стандартными освежителями воздуха туалетами и светящимися в любое время громадными информационными табло в залах вылета.
Я люблю чрево аэропорта, его запутанные, как лабиринт, коридоры, его закутки и закоулки, его броуновское движение, в котором перемешиваются уборщицы и администраторы, грузчики и стюардессы.
Многие рядовые граждане считают, что ночью жизнь в аэропорту замирает. Они наивно полагают, что аэропорт только и ждет, чтобы распахнуть на следующее утро свои «гостеприимные» объятья толпам сотен мужчин в гавайках и женщин в парео, волочащих за собой чемоданы на колесиках и орущих чад, которые ежеминутно хотят то писать, то посмотреть на «большущий самолет».
Возможно, в чем-то они и правы, эти пассажиры. Ночная жизнь аэропорта – это процентов на тридцать подготовка к завтрашним рейсам, но подготовка эта приходится на ранние предрассветные часы. Именно в это время зевающие во весь рот техники спешат осматривать воздушные суда перед полетом, гудят на перроне заправщики, матюгаются грузчики, уронив на бетон чей-то неподъемный багаж, полусонные охранники ждут смену и курят за углом втихаря в рукав. Но все это будет только утром…
А сейчас, когда на часах лишь пять минут после полуночи, в аэропорту только начинается своя, тайная и причудливая жизнь. Ночью аэропорт напоминает гигантского дракона Смауга, выползшего из пещеры на свежий прохладный воздух. Смауг потягивается, шелестит чешуйками на длинном гибком теле, шумно втягивает опаленными адским огнем ноздрями ночной воздух, в общем, живет. А до этого он лишь существовал во мраке затхлой норы, затаившись от сторонних глаз и сберегая свои драконьи секреты.
Именно ночью в аэропорту внезапно вспыхивают и тут же гаснут короткие «фронтовые» любовные романы, именно ночью проворачиваются всевозможные мелкие гешефты, очень важные в глазах их участников, но совершенно ничтожные для наблюдателей со стороны, с Большой Земли, если хотите, именно ночью люди делятся между собой последними новостями и сплетнями, причем в сплетнях фигурируют порой очень и очень важные люди из «внешнего мира». Именно ночью вам расскажут, например, о том, что ел в VIP-зале Валерий Леонтьев или как вел себя на регистрации Борис Гребенщиков. Это может оказаться правдой, а может и нет, но слушатели хоть на минуту почувствуют себя частью столь недосягаемого гламурного мира.
Половина первого ночи. Уже прошли, грациозно виляя шикарными бедрами, бортпроводницы с последнего московского рейса, поделившись по доброте душевной с бедными охранниками спасшимися от зубов голодных пассажиров бутербродами и свежей российской прессой. За ними напоминающей церемонию процедуры кастинга в восточном гареме торжественной процессией проследовали уборщицы с большими синими мешками, пылесосами и тряпками. По торжественности процессии можно определить, удался дамам сегодняшний вечер или нет. Если идут, ежеминутно шушукаясь о чем-то, то все ОК, что-то раздобыли – от недопитых пассажирами пакетов с соком до забытого каким-нибудь раззявой мобильного телефона. Если идут со скорбными лицами, то все, жизнь не удалась, пусто, только мусор в пакетах.
Вот пробежали, как всегда, куда-то торопясь, перронные агенты в своих ярко-желтых жилетах. В простонародье их кличут «пастухами» за схожесть их работы с деятельностью гордых повелителей совхозных коров: им надо самолеты (читай, коров) встретить после вечернего прилета (читай, после выпаса), проверить и оформить все необходимые документы (читай, подоить), расставить по стоянкам (читай, развести по стойлам). Отсюда и прозвище – пастухи…
Ну, вроде, все… Все прошли. Есть время сварить кофе, усесться поудобнее и начать слушать очередную байку от старожила аэропорта, Михалыча. Да, да, не удивляйтесь! Ночь в аэропорту предназначена еще и для передачи из уст в уста традиционного аэропортовского фольклора – баек, легенд, страшилок и анекдотов. Лучше времени от часа ночи до пяти утра просто не придумаешь. Соберутся, скажем, молодой техник и два пожилых перронщика, и давай лясы точить. И так до самого утра, забыв о сне.
Но перейдем к истории под условным названием «Улетай, бабочка, улетай, или Сказ о том, как перронщик целый самолет напугал». Да, кстати, чуть не забыл. Объясняю – перронные рабочие (перронщики) – это своеобразные «барабашки» аэропорта, существа, которые находятся всегда в движении, все время что-то убирают на стоянках воздушных судов, подметают, красят и переносят. Они как муравьи: полезны и незаметны.
…Случилось это не так давно. Была весна, уже прошли обильные весенние ливни, после которых, как говорят в народе, и палка расцветет. По всему периметру аэропорта, в тех местах, которые не затронуты мощным бетонным покрытием взлетной полосы, бурно расцвела трава, выросла чуть ли не до пояса взрослого человека. Было принято решение – силами аэродромных рабочих траву уничтожить! Собрали спецгруппу из самых «интеллектуально одаренных», то есть из тех, кому другую работу лучше не поручать, выдали бензокосы и отправили приводить территорию родного аэропорта в надлежащий вид. Но бензокос на всех не хватило, и некоторые особо одаренные, кому такой технически сложный механизм и не доверишь, получили обычные деревенские косы.
Был среди них и герой нашего повествования – скромный перронный рабочий по кличке «Акын», или Сергуня (так его ласково называла жена, когда изредка дома видела трезвым). Он, волею судьбы, получил обычную косу.
Акыном этого субъекта прозвали по двум причинам. Во-первых, родом он был из самых глухих уголков Казахстана, где ухитрился, по его же словам, застрелить из ружья любимую овцу какого-то местного удельного князька, перепутав её в ночной темноте с волком. После чего, естественно, стал в родной стороне персоной нон грата и спешно ретировался в мирную и гостеприимную Беларусь. Ещё бы, это вам не Барановичи, это Кустанай, там до трех не считают, не все умеют, наверное. И во‑вторых, Сергуня был большим поклонником технологий Hi-Tech. Его хлебом не корми, но дай попользоваться какой-нибудь новинкой из мира гаджетов. Самой любимой игрушкой Сергуни в тот период был маленький MP3-плеер, купленный по случаю у какого-то полуголодного транзитного пассажира из Конго. Он его слушал дома, трезвый и пьяный, он его слушал в служебном автобусе по дороге на работу, он его слушал, подметая всяческий мусор на перроне, в перерывах между рейсами. Но он его не просто слушал – он ему занудно подпевал, разговаривал и даже спорил с ним. Именно за эти анимистические верования в силу маленькой черной коробочки, а также за заунывное пение и получил наш герой кличку «Акын» в честь народных певцов казахских степей, славящихся своим глубоким горловым пением. Он не обижался, все время улыбался, и продолжал петь, не обращая никакого внимания на злопыхателей. Ведь нрава Акын был не злобливого, но загадочного.
В тот день в аэропорту опять шел дождь. Он то усиливался, то затихал, теплый весенний дождь. Рейсы никто не отменял, все шло, как говорят, согласно расписанию. Всем аэродромщикам выдали новые, только что закупленные прорезиненные дождевики черного цвета с острым треугольником капюшона. Обратите внимание на эту деталь, она немаловажна для хода дальнейшего повествования.
Рабочих вывезли на перрон, началась работа. Дождь не утихал. Подошло время очередного вылета воздушного судна. История умалчивает о том, был ли это рейс в Москву или Милан, да это сейчас и не важно. Самолет аккуратно начинает выруливать на взлетно-посадочную полосу, все идет нормально, но тут…Тут охреневшие, простите за мой французский, пассажиры видят в иллюминаторы известную всем по гравюрам Гойи фигуру в черном плаще с острым капюшоном и с косой в руках. В общем, матушка Смерть в привычном для всех нас обличии.
Фигура поворачивается в сторону взлетающего самолета, делает паузу и…и начинает прощально махать пассажирам рукой, еще и медленно шевеля губами при этом. Этакое Memento mori, блин… Те, кто видел эту картинку со стороны, после рассказывали, что, увидев лица пассажиров, прильнувших к иллюминаторам, можно точно было понять значение словосочетания «побелеть как снег». А дальше…а дальше было следующее: пилот орал диспетчерам, сидящим на башне КДП (командно-диспетчерского пункта) примерно следующее: «Твою мать, уберите придурка, у меня пассажиры пытаются на ходу выпрыгивать!», на машине через весь перрон пронесся Сергунин начальник, силой забрал его с полосы; к счастью, с самолета никто из пассажиров не сошел, самолет улетел и даже долетел до пункта назначения. Но на вопрос: «Акын, ты зачем рукой махал, идиота кусок!» – Сергуня мечтательно ответил: «А я первую бабочку отгонял, чтобы косой не задеть…». «А шептал что?». Тут Сергуня сделал паузу и на чистейшем английском языке выдал: «Fly away, butterfly, fly away.. «. Да, непостижима ты, душа перронного рабочего-меломана…
Александр КАРАБЛИКОВ, Беларусь