Цыганка Аза

В том году я пребывал в состоянии какой-то неуверенности и душевного неравновесия. Не могу сказать, что оно владело мною целиком и все время, но иногда  оно меня посещало и угнетало. Связано это было с обстоятельствами личной жизни, а точнее, с неопределенностью в отношениях с любимой девушкой и поисками выхода из довольно сложной для меня обстановки. Оставлю выяснение подробностей моим историкам и расскажу о том, что так или иначе пустяковым эпизодом вплелось в этот непростой пасьянс.

Во время очередного приезда в мартовскую Москву, где жила моя девушка, я доехал до Киевского вокзала и по подземному переходу направлялся к кассам вокзала, чтобы купить билет на поезд Москва — Киев. В переходе ко мне пристала цыганка и по обыкновению стала клянчить нищенские копейки. Не останавливаясь, я продолжал идти, гоня ее от себя: отстань, мол, не до тебя. Она не отставала, продолжала идти со мной рядом и говорила мне обо мне. Переход был длинен, и у нее хватило времени рассказать все, чем полны были мои неспокойные думы. Причем с такими подробностями и так фотографически верно, что никак не могло быть угадано кем-то посторонним даже с привлечением самой изощренной фантазии. Все, что она говорила, семеня и не отрываясь, было чистой правдой и происходило в моей жизни реально. Как она могла это знать? Мой шаг непроизвольно замедлился.

— Хочешь, погадаю тебе? Расскажу, чем все это закончится, —  заглядывая в глаза, спросила цыганка.

Кто ж не хочет? Мне не терпелось узнать, что у меня впереди. Я согласился. Чем рискую?

Кивнув утвердительно головой в знак согласия, я проследовал за ней. Мы вышли из подземного перехода и прошли за ларек среди нескольких других ларьков-домиков, стоящих на противоположной стороне площади напротив центрального входа в здание Киевского вокзала.

— Есть деньги? — спросила она.

Я утвердительно кивнул. А в это время к ней сзади пристроилась другая цыганка, но я не придал этому значения. Какая мне разница? Моя судьба на кону! События разворачивались со скоростью моего желания поскорее покончить с этим.

— Покажи мне деньги, — попросила она.

— Это еще зачем? — спросил я.

— Ты хочешь, чтобы гадание сбылось?

Мне было уже все равно, лишь бы узнать, как все сложится дальше. Я ступил на эту тропу, и надо было пройти ее до конца. Достал кошелек. Показал ей, не выпуская из рук. Она увидела несколько бумажных купюр и попросила достать их из кошелька. Я это сделал.

— А теперь положи деньги мне на ладонь, — попросила она заговорщицки, глядя прямо в глаза. — Будем гадать на деньгах для верности.

В мыслях пронеслось: куда она от меня денется? Что она может с ними сделать? Да я возьму ее, переверну вверх ногами и вытрясу из нее все, что она у меня взяла!

Я положил деньги в ее раскрытую ладонь. Она зажала деньги в кулак, что-то пошептала и попросила плюнуть ей в закрытый кулак. Я плюнул. Слегка так. Раскрывает она кулак, а там… Денег моих нет. Как корова языком.

Как это? Ведь я, пребывая в состоянии полной ясности ума, неотрывно и не моргая следил за ее рукой с зажатыми деньгами. Фокусник Эмиль  Кио  может отдыхать. Я задергался: где, мол, мои кровные? А она мне и говорит:

— Завтра, в 16:00, посмотрись в зеркало и произнеси то, что я тебе сейчас скажу, только запомни хорошенько, ничего не упусти. Деньги к тебе вернутся, а с ними и то, что я загадала.

И начинает мне декламировать витиеватую фразу, которую я не запомнил из-за ее велеречивости.

— Ты… Это… Того… Деньги отдай! — заикаюсь я от волнения, мысленно примериваясь к тому, что планировал с ней сотворить в случае обмана.

А то, что это обман, мне уже стало ясно. К тому же это были все мои наличные без остатка. В чужом городе. А мне еще надо ехать в Киев!

— Ты тут не очень! — заволновалась она (уж больно, видимо, у меня был грозный вид). — Будешь волноваться — не исполнится желание.

Я продолжаю настаивать. Она уже матом объясняет, что настойчивость приведет к тому, что у меня может отвалиться мое мужское достоинство и все то, с чем мне не хотелось бы расставаться в тот момент.

А сама бочком-бочком — и пытается скрыться. Я ее – под белы рученьки. Выходим так с ней из-за киоска и попадаем прямо в объятия милицейского патруля — старшего лейтенанта и с ним еще двоих дружинников в штатском, привлеченных, видимо, шумом нашей взволнованной беседы. От столь грозного представительства, конечно, скрыться невозможно. Это все даже более чем серьезно. И их мне посылает Бог. Кто имеет по этому поводу другое мнение, прошу выслушать меня до конца.

Милицейский чин был строг и категоричен. Кратко узнав от меня суть происшедшего, он обратился к цыганке со словами:

— Аза, я же тебя предупреждал, чтобы ты не занималась своими грязными делишками на моей территории. Почему же ты продолжаешь это делать?

Та стала оправдываться, ссылаясь на трудную жизнь. Последним и решающим аргументом защиты явилось задирание ею просторной юбки с показом живота, размер которого, по ее мнению, мог стать решающим аргументом в деле ее освобождения из рук правосудия. Однако «старшой» был неумолим:

— Вот я расскажу твоему пахану, что ты тут передо мной задираешь подол. Я посмотрю, как он этому обрадуется.

Когда она резко задрала юбку, на землю выпала пятирублевая бумажка. Милиционер спросил меня, не мои ли это деньги. Я ответил уклончиво: не мог с полной уверенностью сказать.

Разговор между ними продолжается. Я стою чуть поодаль и все это слушаю. Вдруг кто-то дергает меня за рукав сзади. Оборачиваюсь. Это та, вторая цыганка, которая, если помните, пристроилась к Азе. Она, спрятавшись за мной, протягивает тайком мои смятые деньги и шепчет:

— Это твои башли. Только освободи Азу. Не дай пропасть голубке!

Каким образом мои деньги из зажатого кулачка Азы перекочевали к ее подельнице, надо было спросить у того же фокусника Кио.

Радуясь неожиданному возвращению своей пропажи, обещаю подельнице сделать все от меня зависящее и показываю «старшому» деньги. На него это не произвело такого впечатления, как на меня. Он только хмыкнул и вежливо, но настоятельно пригласил нас с Азой пройти в линейное отделение милиции, находившееся тут же, в здании вокзала. Пока шел, я подумал: каким же непонятным образом Аза передала подруге мои пятьдесят рублей для общака, заныкав тут же под юбкой пятерку для себя?

И еще подумал, что в милицию сейчас идти мне не с руки. И вот почему. В Москве я находился нелегально. Официально по документам я в настоящее время пребывал в командировке совсем в другой стороне, а в Москву вырвался, как вы догадались, по делам сердечным. Выкроил время и уехал на пару деньков без ущерба для работы. Жил я, благодаря содействию хороших людей, в интуристовской гостинице «Бухарест» с видом на Кремль. Было бы неудобно рассекречиваться. Кто знает, чем все это могло закончиться? Спешу успокоить: до рассекречивания дело не дошло.

В опорном пункте милиции царила деловая обстановка. Азу сразу посадили за барьер для арестованных, а я как потерпевший сел рядом с дежурным. Сначала проверили мои документы. Пожурили, попеняли, но не строго, за то, что поддался на цыганские разводы. Скорее посочувствовали. Моя роскошная ондатровая шапка, весь мой остальной нехилый прикид, проживание в центральной интуристовской гостинице столицы, недоступной рядовым гражданам, подсказывали милиционерам, что я не совсем тот субъект, за которого себя выдаю. А посему — их хата с краю. Но это лишь мои фантазии… Опять речь зашла о той пятерке, которая вывалилась из-под бесстыже задранной юбки. В конце концов милиционер посчитал ее моей и вернул.

Аза, не зная, что я уже был настроен не давать против нее обвинительных показаний, потому что получил свои деньги обратно от ее ассистентки по иллюзиону под названием «Дураков надо учить!», стреляла  очередями своих обвинений по мне. Мол, якобы, я сам вовлек ее и спровоцировал на неблаговидный поступок. Я опускаю всю выразительность ее вдохновенной речи.

А тем временем «дело Азы» приобретало криминальный характер и судорожно дышало статьей  Уголовного кодекса «мошенничество».

Меня, свидетеля обвинения, и ее, обвиняемую, посадили в обычную патрульную машину и повезли в райотдел милиции. Я сел рядом с водителем, а она расположилась на заднем сиденье рядом с сопровождающим милиционером. Перегородки между нами не было, и я был в зоне ее досягаемости, чем она и воспользовалась, пытаясь меня колотить по голове и по спине, вырываясь из объятий сопровождающего. Поездочка была еще та!

Она делала все, чтобы поколебать мое утвердившееся нежелание усугубить ее дело. Ее поведение и, как бы это выразиться помягче, неэтичное обхождение подталкивали меня к тому, чтобы фортуна для нее легла не на орла, где просматривалось ее помилование, а на решку, где Азу ждало наказание. В конце концов, я получил свои деньги, и это было то главное, что двигало мною. И пусть даже ее свобода выкупалась моими же деньгами. Какая разница? Я не жаждал ничьей крови. Была бы она чуточку менее агрессивна и более понятлива, быть бы ей вольной птахой. А так… Дорога дальняя, казенный дом…

В отделении я заполнил соответствующий протокол, изложив то, что случилось. Что ее ждало? Мне это неведомо. А придумывать не хочу. Тем более гадать. После того, что произошло? Нет. Только не гадать! Да, главное забыл: вопреки ее прогнозам, к моему удовлетворению, ничего у меня не отвалилось. Вот и верь им после этого…

Александр КАШЛЕР

Сан-Франциско