«Теневая блокировка» и другие приемы цензуры «Твиттера»
Соцсеть «Твиттер» опубликовала второй и третий транши разоблачений методов, которыми пользовались ее цензоры при старом режиме, закончившемся в октябре, когда она перешла в руки мультимиллиардера Илона Маска.
Первая часть разоблачений была написана независимым журналистом Мэттом Таибби и посвящалась тому, как твиттер блокировал публикацию материалов о ноутбуке Хантера Байдена, содержавшем компромат, который вполне мог повлиять на исход президентских выборов 2020 года.
Второй транш, тоже опубликованный в самом твиттере под заглавием «Досье твиттера», вышел из-под пера другой независимой журналистки, беглянки из «Нью-Йорк таймс» Бари Вайсс и посвящался тому, как левые сотрудники этой соцсети тайно блокировали аккаунты пользователей, с которыми коллектив твиттера был не согласен. Я не исключаю, что иногда блокировались и либеральные аккаунты, но их Вайсс пока либо не обнаружила, либо пропустила.
Позже вышла и третья серия этой саги о цензуре соцсетей, написанная тем же Таибби и посвященная небывалому изгнанию из твиттера аккаунта президента США, имевшего более 90 млн подписчиков. Сегодня я ограничусь второй серией саги.
Как пишет Вайсс, «новое исследование в рамках “досье твиттера” показывает, что бригада сотрудников “Твиттера” составляла черные списки, не позволяла нежелательным твитам приобрести популярность и активно ограничивала доступ к целым аккаунтам или даже к набиравшим популярность темам – и все это втайне, не информируя пользователей».
Опираясь на внутреннюю переписку твиттера, слитую ей новым хозяином соцсети, Вайсс идентифицировала различные приемы, к которым обращались его цензоры, блокируя знаковых пользователей соцсети. Например, Джей Бхаттачарья, видный профессор медицины в Стэнфордском университете, был занесен в trend blacklist. Это значило, что его твиты не появлялись в разделе твиттера для популярных (trending) тем. Бхаттачарья, который не имел понятия о том, что его твиты тайно замалчивают, провинился перед либеральными цензорами тем, что выступал против различных ковидных ограничений.
Другой жертвой цензоров твиттера был экс-сотрудник Секретной службы Дэн Бонджино, витийствующий на «Фоксе» и зачисленный в список search blacklist, в связи с чем он не появлялся в поисковике. Третьей – консервативный деятель Чарли Керк, которого занесли в категорию do not amplify, «не распространять».
По словам Керка, это значило, что объем трафика на его сайте вдруг резко сокращался чуть ли не до нуля. О причинах такого спада твиттер ему не сообщал.
Все эти приемы относятся к категории shadow banning, то есть скрытая, или тайная, блокировка, о которой ее жертв не информировали. Как замечает сайт «Ризон», годами правые активисты и левые нонконформисты жаловались, что распространяемость их твитов внезапно сократилась без всяких очевидных причин. Притом руководящие сотрудники «Твиттера» на голубом глазу утверждали, что «теневой блокировкой мы не занимаемся».
Невзгоды «Дождя»
Когда латвийские власти на днях отозвали лицензию у либерального российского телеканала «Дождь», они по крайней мере объяснили, почему пошли на такую меру, вызвавшую протест со стороны массы русских журналистов, медийных организаций и общественных деятелей, которые работают сейчас за границей. «Твиттер» же действовал тихой сапой.
Другие страны прифронтовой Балтии проявили аналогичную солидарность и тоже забанили «Дождь». Сперва – Литва, а потом – и Эстония, на которую всего за день до этого возлагал надежды главред «Дождя» Тихон Дзядко. У меня нет ни малейшей симпатии ни к Дзядко, с которым мы вместе работали на RTVI в Нью-Йорке и который вел себя со мной крайне надменно, ни к его жене Екатерине Котрикадзе, которая несколько лет была там моей начальницей, а потом уволила. Я не задавал глупых вопросов, за что, но подозреваю, что левачка Котрикадзе выгнала меня за неполиткорректные взгляды. Имела право.
На своем веку я писал для десятков изданий. Выгоняли меня редко, но многие из них, от «Столицы» и «Сегодня» до «Нового русского слова», закрывались («Слово», впрочем, в этом году воскресло в Сети) или, как филадельфийская «Чайка» или израильские «Вести», переставали платить, так что я знаю, как тяжело придется сейчас коллективу «Дождя», и от души ему сочувствую. Но, насколько я понимаю, закрывший их латвийский регулятор не мог поступить иначе в свете трех нарушений, уже допущенных «Дождем», который, получив в Латвии лицензию, считался латвийским СМИ и был обязан подчиняться латвийским законам и правилам.
Поэтому когда он опубликовал на своем сайте карту, на которой Крым был раскрашен российским цветом, или назвал армию РФ «нашей армией», он нарушил эти правила и был за это оштрафован. После того как сотрудник «Дождя» Алексей Коростелев заявил в эфире 1 декабря: «Мы надеемся, что многим [российским] военнослужащим в том числе мы смогли помочь, например, с оснащением и просто с элементарными удобствами на фронте», – латвийская сигуранца затеяла расследование, а регулятор отозвал у канала лицензию.
Руководство «Дождя» заявило, что Коростелев «оговорился», но потом все же сочло за благо его уволить. Я живу на Западе скоро уже полвека, и его заявление сильно резануло мне слух. Это была не «оговорка». Могу себе представить, как это восприняли на Украине. Как восприняли его в прифронтовой Балтии, мы уже видели. Латвия, между прочим, помогает Украине больше в пересчете на душу населения, чем любая из 52 помогающих ей стран.
«Нетвердая походка хороших русских журналистов естественна и легко объяснима: это и РФ-происхождение, и привычка к своей, российской аудитории», – пишет в «Новой газете. Европа» журналист Артемий Троицкий.
«И вот от этого смещения фокуса точно необходимо избавляться, – продолжает он, – невозможно быть де-факто и де-юре на Западе и «де-менто» – на прокисшей вконец родине, пусть и «нашей»… [М]илым сантиментам тут не место: в огне брода нет! И “наши мальчики” – это никак не бандиты из ЧВК и даже не отмороженные мобики».
Позволю себе еще одну длинную цитату из Троицкого, который проживает в Эстонии, то есть третьей стране Балтии, отказавшей «Дождю» в приюте: «Есть одна типичная детская (будем надеяться) болезнь русских журналистов (и не только) на свежеприобретенной воле – самомнение и высокомерие. Самый первый скандал с тем же “Дождем” случился еще летом, когда журналистка канала Екатерина Котрикадзе прочла нотацию мэру Риги о нежелательности сноса советских памятников. Латыши напряглись очень сильно…»
Я всегда считал Котрикадзе дурочкой (приятной, однако, в общении), но такого номера даже от нее не ожидал.
«Мне кажется, – пишет Троицкий, – очень нетрудно понять и проникнуться мыслью, что после 24 февраля русские (любой ориентации) – это не те люди, которым стоит учить европейцев свободе, демократии и правам человека. А московские понты не то что не впечатляют, а, напротив, вызывают стойкую иронию и презрение. Были, может, и любимчиками, а стали изгоями. И не Европа с Америкой в том виноваты. Такова новая парадигма, и в ней надо адаптироваться. Или “петлять в родную землянку», как пел Башлачев».
Я посмотрел в гугле и доношу, что Александр Башлачев – это советский поэт, бард и рок-музыкант, умерший в 1988 году в возрасте 27 лет, в котором автор этих строк покинул СССР.
Цитировать легче, чем писать самому, поэтому я продолжу в том же духе и процитирую другого русского эстонца, Яна Левченко, который написал прекрасную статью на тему несчастий «Дождя».
«Конечно, решение латвийской стороны можно счесть излишне жестоким, – пишет Левченко, не учитывая того, что рижский регулятор то есть Национальный совет Латвии по электронным СМИ, насколько мне известно, не мог бы поступить иначе, даже если бы пожелал. – Конечно, “Дождь” следовало бы оберегать как союзника, делая скидку на его столичные, если не сказать имперские оговорки, медленно и примирительно способствуя его адаптации… И тем не менее точка в этом деле еще не поставлена. ”Дождь” не пропадет и переберется в ”столичную” Европу. Называя ее ”настоящей” и ставя Латвии в пример. Заслужила ли Латвия эту потерю?»
Левченко, со своей стороны, цитирует французского специалиста по русской и советской интеллектуальной истории Андре Филлера, который написал у себя в фейсбуке: «Ошибка “Дождя” – это, увы, привычка воспринимать постсоветское пространство как ”русский мир”, только антипутинский. Но, так же как и путинский, живущий в стране приюта. Не пускать бегущей строки на латышском. Оценивать, без году неделя в стране, какие памятники сносить в Риге, а какие нет. Показать в эфире – действительно по ошибке – карту РФ с Крымом, … открыть электронную почту для мобиков и т. п.».
По словам французского профессора, «Дождю», если переберется в другую «страну приюта», следует извлечь урок и сознавать, что «иное другое государство – это не отель all inclusive, а место со своими законами, правилами и фобиями, которое требует элементарного уважения».
Возможно, «Дождь» начал свою заграничную эпопею с Балтии, соблазнившись на большую русскую диаспору с ее привычными меню, тогда как ему надо было сразу валить в «столичную», «настоящую» Европу, где царит привычное молодым москвичам левацкое мировоззрение, а не строгости и консервативный национализм прифронтовых государств, хлебнувших советского лиха и с ужасом ждущих ночами свиста летящих «Калибров». Надеюсь, ему еще не поздно возродиться в той Европе.
Владимир КОЗЛОВСКИЙ