Телевизор

Прадеду денег не давали из-за его склонности к долгим загулам и беспричинным потасовкам. Пенсия деда вот уже больше года как складывалась в тайник. Её копили на покупку «КВНа». Сергей же решал свои финансовые проблемы, как мог. Моя мама – его внучка – как-то застала его у входа в дом-музей Льва Толстого, где он, утверждая что является обнищавшим незаконнорождённым потомком писателя, собирал дань с доверчивых туристов. Однажды домой позвонили из милиции и сказали, что прадед арестован за попрошайничество у здания Бородинской панорамы, где он пытался убедить прохожих в том, что он участник войны 1812 года. Приблизительно раз в месяц прадеда приходилось забирать из отделения, но семья крепилась и продолжала копить его пенсию на покупку телевизора. Вся моя родня безудержно тянулась к культуре.

И вот однажды чудо свершилось. На тумбочку в углу комнаты водрузили сверкающее полиролью и огромной выпуклой линзой чудо техники. Решено было шикарно отметить покупку, женщины приготовили ужин, для прадеда, в виде исключения, на стол поставили чекушку. Вечером Сергей появился дома. В руках у него был посох, а на ногах не было ботинок. На вопрос, куда делась обувь, дед, наполнив комнату парами портвейна, сухо ответил: «Другу отдал, нужда у его». Был он к тому времени почти совсем слепой, видел не столько людей и предметы, сколько их размытые очертания. «Ну что ж, – чтобы как-то сгладить неловкость, весело воскликнул один из прадедовых зятьёв, – не беда, давайте всё равно отметим покупку! У нас теперь всё, как у людей!» Деду накатили, зять стал рассказывать ему на ухо, что именно куплено на его пенсию, и как теперь весело домочадцы, благодаря ему, заживут. Сергей благосклонно кивал, а потом каким-то подозрительно заискивающим тоном спросил у зятя: «Ну и где эта ваша телевизя стоить?» Зять гордо указал в сторону тумбочки. Дедова посоха хватило ровно, чтобы дотянуться до «КВНа». Через мгновение на полу лежали осколки линзы и кинескопа, а «ветеран наполеоновских войн» всё молотил и молотил дрыном по полированному ящику, будто перед ним стоял не бездушный прибор, а Бонапарт собственной персоной. Безнадёжно опоздав, на прадеда навалились все. Он же разбрасывал нападающих, как котят, и кричал: «В дырку, знача, смотреть! А живому человеку – милостыню проси!»

К ночи он затих. Его возлюбленная жена Мария без устали крестила его, спящего на полу в коридоре и тихонько плакала: «Ох, дикий он у меня! Всю жисть мне сгубил!» Зять так расстроился, что пропал недели на две, дочери, кроме самой младшей Машки, решили с отцом не разговаривать, пока тот не попросит прощения.

А я вот теперь его понимаю, моего буйного предка. Покажите вы мне только, только же намекните, где, в каком углу стоит то бездушное и бесстыдное, что так легко делает из нашей жизни чучело? И где тот мой друг, которому я без разговоров отдал бы последние ботинки лишь за то, что он мне верит и смотрит в мою душу, пока другие пытаются что-то разглядеть в чужой и далёкой пустоте.

Cергей ПРОТАСОВ