Тель-Авив

Тель-Авив

Я не люблю Тель-Авив. Это мое личное, понимаю, что это полная глупость. Что есть на свете огромное количество людей, которые готовы платить сумасшедшие деньги в этом городе. За все. Чтобы жить там, чтобы пить там кофе, чтобы тусоваться вечером на бульварах и приезжать на велике или самокате на тель-авивский пляж.

Share This Article

Это интересно, модно и важно. Им. Центр жизни. Быть в центре вечного круговорота в городе, который никогда не спит. Не понимая этого, принимаю с уважением. Или без него, но для них это, я уверен, никакого значения не имеет. Им нравится, более того, они обожают эту атмосферу.

Я стараюсь туда не попадать. Пробки, суета и ритм жизни не располагают меня к гармонии.

Ну а если заносит меня судьба, стараюсь побыстрее оттуда убраться.

В один из вечеров назначена мне была встреча с одним из моих зарубежных коллег.

Кафе на Дизенгоф. Хуже места для деловой встречи не придумаешь даже специально. Парковки рядом нет, из любого места добираться черт знает сколько времени, пробиваясь через вечные, безумные пробки этого города.

Приехав заранее и потратив кучу времени, чтобы пристроить машину, я уселся в этом баре. Там было двое чужих. Один, выпив пива, вскоре ушел. Все остальные знали друг друга, я в этом убедился через короткое время. Мест не было, пришлось сесть за бар. Бармен, перкрывая галдеж публики, спросил меня, как и принято у нас, без лишних экивоков:

– Что тебе, братишка?

Я сказал: «Кофе двойной», и он, параллельно ведя беседу с одной из посетительниц, умело делал мне эспрессо.

Я рассеяно разглядывал посетителей в зеркало, сидя к ним спиной, и от нечего делать рисовал себе их портреты.

Вот парочка девиц, лесбиянки. Та явно ведущая, ишь, как вторая гладит ей руку, рассказывая что-то при этом. Несколько одиночек, уткнувшись в свои компьютеры, пишут какую-то работу. Судя по возрасту, университетскую. Два мужика почтенного уже возраста пьют пиво. Вот пришел третий, такой же. Явно ветераны какого-то подразделения, служили вместе. Или коллеги бывшие… Какая мне разница, собственно?

Несколько парочек, тихо беседующих между собой. Романтическое свидание, точно.

Незаметно их оглядывая, я почувствовал, что мне что-то мешает. Знаете, бывает так. Ощущение непонимания момента. Вроде все как обычно, но что-то не так. Что я заметил, но не понял…

Бармен ловко поставил передо мной кофе, положил салфетку и рядом, не спрашивая, стакан холодной воды.

Чисто автоматически наблюдая за ним, я оцепенел. У него не было руки. Ну как не было…

Там, где у человека рука, у него был протез. Причем он уходил вверх, под майку с короткими рукавами.

Заметив мой взгляд, он улыбнулся и подмигнул мне.

– Все в порядке? Десерт хочешь?

– Нет, нет, спасибо, – растерянно ответил я.

Стало неловко, и я пытался все время сфокусировать свой взгляд на чем-то другом, кроме этого чертова протеза. А куда смотреть? Он прямо передо мной.

Наконец бар заполнился окончательно, мест больше не было. Бармен, обслужив всех, присел на высокий табурет, принял позу леопарда в засаде. Вот он сидит и всегда готов к прыжку.

Вытащил телефон и начал там что-то писать.

Я очень аккуратно, не желая его обидеть, наблюдал за этим.

Вдруг он опустил телефон и, глядя мне прямо в глаза, сказал:

– Ты ведь здесь впервые? Остальных я вижу почти каждый вечер. Знаю, что ты хочешь спросить, почему, зачем и как?

– Ну не то чтобы… в принципе, да, хотелось бы понять и услышать, – растерянно проблеял я.

– Все просто. Руку мне оторвало в армии. Граната «Хезболлы». Служил я в Маглане. Прошел спецкурс. Хотел военную карьеру строить. Слышал про нас?

– Конечно слышал.

– Ну вот, – продолжал он, протирая бокалы и развешивая их. – Потом больница, курс лечения и протезирование, психиатр, психолог. Посттравма, сам понимаешь. Дали пенсию. Начал привыкать к новой жизни. А потом очень уж плохо мне стало. Один, мне всего 27, профессии нет как таковой. Ну, я и решил попробовать. Это сначала было трудно. А теперь сам видишь. Они меня лечат.

– Кто? –  огляделся я на жест протеза.

– Они. Вы. Вот вы приходите, сидите тут почти до утра. Болтаете между собой. Общаетесь со мной. И работы полно, сам видишь. Мне нравится. Правда нравится. Я спать стал нормально. Прихожу под утро и сплю как убитый. В университет открытый поступил.

– А как же ты работаешь с инвалидностью такой? Это же незаконно?

– А я отказался от выплат. Меня даже в новостях показывали два раза. Не верили. Как можно отказаться от денег, что платит министерство обороны? Я так и сказал: «По-другому мне не выздороветь никогда».

Я ошарашенно продолжал слушать.

Дверь в баре отворилась, и в него зашла, вернее даже не зашла, а впорхнула девушка. Подбежав к стойке, она через нее чмокнула нашего бармена и через секунду встала рядом с ним.

– Познакомься, это Алин, моя девушка. Мы живем тут рядом и работаем вместе тоже.

– Он тебе уже показывал «Однорукого бандита»? – спросила меня она.

– Нет, мы просто разговаривали.

– Ну покажи. Покажи, он же не знает этот фокус.

Она встала напротив него, и бар, видимо, зная, что будет, развернулся в нашу сторону.

Он поднял обе руки, и Алин, набрав полный рот шампанского, вдруг, взяв его протез, резко дернула его вниз. Как в игровом автомате. «Однорукий бандит», – подумалось мне. Точно.

А потом вдруг прижалась к нему, и они слились в поцелуе. Он пил ее шампанское. Из нее.

Все, кто был в этот момент в баре, восторженно взвыли и зааплодировали. Свист, рев и крики «браво» звучали несколько минут. Они комически раскланялись и обнялись еще раз.

– Это было шоу специально для тебя, остальные его уже видели и не раз, – сказала она и, широко улыбаясь, посмотрела на меня. Красивая молодая девчонка. Смотрела на меня. Один глаз ее был вставным. Сразу это было нельзя заметить, но, всмотревшись, я понял. Он не двигается.

И он, поняв это, наклонившись ко мне, тихо сказал, перекрывая шум и гам в баре:

– Она была связисткой. Не в нашем отряде. Осколок. Просто повезло, что осталась жива. Она крутая. Ну вот так… мы встретились совсем случайно. Здесь.

Я смотрел на эту пару и понимал, что я за всю свою жизнь и за тот период, что мне остался, никогда не проживу то, что прожили они за свою молодую короткую жизнь. Какой ужас, думал я. И как же здорово, что они вместе. Улыбаются, радуются и не унывают. Брать с них пример? Да как же брать, если во мне нет и сотой доли той жизнерадостной энергии и любви к жизни, что есть у них?

Любой другой бы на их месте…

Она позвонила в колокол, висящий на стойке.

– А сейчас вот этот господин хочет всех вас угостить, – громко завопила она, указывая на меня.

И бар взорвался аплодисментами. Я, широко улыбаясь, закивал. Она, да нет, они оба поделились со мной праздником.

Никакой встречи в этот вечер у меня не состоялось. Партнер, что летел через Израиль, неожиданно опоздал на рейс. Я не расстроился. Вообще.

Я сидел там до последнего посетителя и просто наблюдал за ними. Любовь летала над стойкой. Настоящая любовь. Она была во всем. В их взглядах, шутках, в том, как они, перемещаясь за этим баром, прижимались друг к другу. Передавали друг другу что-то из рук в руки. Любовь и секс были в их смехе, улыбках, и она мягкой волной покрывала этот небольшой бар.

Я не очень люблю Тель-Авив. Видимо, потому, что попросту не знаю его. Жаль.

Лев КЛОЦ

Share This Article

Независимая журналистика – один из гарантов вашей свободы.
Поддержите независимое издание - газету «Кстати».
Чек можно прислать на Kstati по адресу 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121 или оплатить через PayPal.
Благодарим вас.

Independent journalism protects your freedom. Support independent journalism by supporting Kstati. Checks can be sent to: 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121.
Or, you can donate via Paypal.
Please consider clicking the button below and making a recurring donation.
Thank you.

Translate »