Сумасшедшие в городе
«Ты в курсе, что вчера умерла Бабетта? – спросил меня старинный приятель, с которым я случайно столкнулась в городском архиве.
Бабетта… Бабетта? Ах, да! Худенькая дама неопределенно-пожилого возраста, которая регулярно появлялась на городских улицах недалеко от железнодорожного вокзала. В серой озабоченной толпе ее неординарная внешность привлекала всеобщее внимание. Представьте себе ярко и небрежно накрашенное лицо, огромную копну рыжих, усердно начесанных, похожих на паклю волос. Были это ее собственные волосы, или парик, сказать трудно. Но именно благодаря этой прическе горожане придумали ей кличку Бабетта.
На все вопросы странная дама отвечала с застенчивой улыбкой:
«Я – сказочная принцесса!»
Кроткая, по-детски трогательная, она потихоньку жила в своем особом и странном мире. На какие средства существовала, имела ли заботливых родственников? История умалчивает. Одно можно сказать с уверенностью – Бабетта была тихим и безобидным, как божья коровка, существом. О таких говорят – «не от мира сего»…
Ох, уж эти городские сумасшедшие, грустные клоуны! Они всегда были неотъемлемой частью моего любимого города, усердно добавляя в его незабываемый южный колорит свой живой, порой смешной, порой трагический, но всегда немного таинственный и непостижимый для непосвященных смысл…
Отчетливо помню обстоятельства моей первой встречи с подобным персонажем. Итак, раннее воскресное утро вначале лета. Мне лет восемь. Мы с бабушкой идем на пляж по сонной и еще пустой улице. Нужно успеть искупаться в море и вернуться домой до наступления полуденной жары. И вдруг я вижу, что нам навстречу торопливо движется странная личность, чей своеобразный внешний вид вызывает и недоумение, и жуткое любопытство. Солидный полноватый мужчина в импортной шелковой пижаме (невероятная по тем временам роскошь!), с потертым кожаным портфелем в руках и…босиком. Поравнявшись с нами, человек церемонно раскланивается и делает рукой жест, словно приподнимает несуществующую шляпу.
«Простите, великодушно, мадам, – говорит незнакомец приятным баритоном, – не подскажите, а трамваи уже ходят?»
Бабушка почему-то совершенно не удивляется, а наоборот кивает головой и ласково отвечает:
«Ходят, голубчик, конечно же, ходят…»
«Бабуля, кто это? Откуда ты его знаешь? – моему удивлению нет предела.
«Тс-с-с! – бабушка как-то странно улыбается и провожает человека в пижаме сочувственным взглядом.
Чуть позже мне рассказывают полную драматизма историю незаурядного студента мединститута, единственного сына очень уважаемых в городе людей. Ему прочили блестящее будущее. Он был Сталинским стипендиатом и ярко выраженным перфекционистом, с утра и до ночи учился, писал научные статьи, делал переводы с трех европейских языков. В день решающего госэкзамена юноша вышел из дома, но в институт не пошел, а спустился к морю. До самого вечера он ловил вместе с мальчишками бычков с пирса, плавал в теплой, как парное молоко, воде и собирал на пляже ракушки. Дома, глядя на рыдающую мать, смущенно бормотал, что не понимает, чего от него хотят…
Другого известного безумца горожане окрестили Архимедом. Этот лохматый очкарик на протяжении многих лет регулярно приходил в городскую публичную библиотеку. Обложившись со всех сторон справочниками и энциклопедиями, он лихорадочно писал что-то на листиках, вырванных из блокнота. Говорят, что бедняга пытался доказать теорему Ферма. На этой почве у него безнадежно поехала крыша. Кто-то смог украдкой рассмотреть его записи – это оказались бессмысленные каракули.
Самым легендарным из всех городских сумасшедших был, конечно же, знаменитый дурачок по кличке «Мишка режет кабана». Щуплый мужичок с балалайкой в потрепанном засаленном ватнике. На его плешивой голове красовался дырявый картуз с красной бумажной розой. Мишка развлекал прохожих недалеко от Привоза. Он лихо прыгал на одной ноге, вертелся волчком, кривлялся и при этом пел, аккомпанируя себе на балалайке. Мишка устраивал дня прохожих настоящее театральное представление, которое неизменно начиналось песенкой:
«Мишка режет кабана,
Мишка задается.
Мишка песенки поет,
И всегда смеется…»
Говорят, что песня была очень длинной и «жалостливой». Увы, кроме этих четырех строчек, никто из горожан остальные куплеты не запомнил. Мишкин репертуар был довольно обширным. Иногда он исполнял на «бис» популярные по тем временам шлягеры, вроде «Гоп со смыком» или «Семь сорок». Одесситы убогого жалели, но подавали мало – жалкие копеечки, краюхи хлеба или серые ломтики соленой молдавской брынзы. В послевоенном городе было скудно и голодно. За Мишкой по пятам ходила небольшая стайка пацанов, которые его дразнили и даже кидались камнями. Но однажды произошла очень странная история, о которой несколько лет назад поведал мне один из ее непосредственных участников.
В тот день, закончив «выступление», Мишка собрал милостыню в холщевую торбу, взял балалайку и уже собрался уходить, когда мальчишки начали бросать в него камни и оскорблять. Всегда добродушный Мишка в этот раз рассвирепел. С громким воплем он погнался за своими обидчиками. Но малолетние оболтусы кинулись врассыпную. Тут самый маленький из них неожиданно споткнулся и упал. Его ухо оказалось мгновенно стиснутым в грязных Мишкиных пальцах. Пацан испуганно заревел. Дурачок ловко поднял его за шиворот и что-то тихо сказал. Затем произошло нечто неожиданное. Мишка открыл свою торбу, вытащил большое яблоко, отдал его все еще рыдающему мальчугану и, не оглядываясь, пошел прочь. Дружки кинулись к товарищу.
«Что он тебе сказал?»
«Он сказал, чтобы я попросил вас больше его не дразнить. И еще… он сказал, что каждый зарабатывает деньги, как умеет. Он тоже хочет кушать…»
Был ли Мишка, действительно, психически больным человеком, или талантливым актером, этого мы уже не узнаем никогда.
Где-то в конце 90-х на улицах города, в районе железнодорожного вокзала появилась опрятная старушка с внешностью сельской учительницы по имени Сима. Она встречала поезда из России и бодрым голосом выкрикивала в толпу пламенный лозунг: «Россияне! Будьте бдительны! Америка заметает следы!!!» Одесситы тут же окрестили Симу Бабка-Америка. Состояла Сима, по ее же словам, в некой тайной организации под названием «Совесть». Женщина агитировала за здоровый образ жизни и давала прохожим советы. Нельзя, к примеру, принимать горячую ванну – это провоцирует рак. Нельзя есть свежие лимоны, следует бросить их в угол комнаты и, когда они начнут гнить, можно смело их употреблять в пищу, потому что вся химия из них вышла.
Но самым известным городским сумасшедшим, который умудрился войти в историю мировой психиатрии, был, конечно же, одессит Сергей Панкеев – любимый пациент Зигмунда Фрейда и герой его знаменитой книги «Из истории одного детского невроза». Для соблюдения врачебной тайны Фрейд называл Панкеева «человек-волк».
В центре Одессы сохранился прелестный двухэтажный особняк, некогда принадлежавший одному из самых богатых землевладельцев юга Российской Империи – Константину Панкееву, отцу Сергея. У семейства имелось обширное имение в селе Васильевка всего в 30-ти километрах от Одессы. Двухэтажный барский дом построен по проекту архитектора Франца Боффо, автором знаменитой Потемкинской лестницы.
Именно в селе Васильевка маленький Сережа увидел страшный сон. Прямо напротив окон его спальни на ореховом дереве сидели белые волки. Звери смотрели на перепуганного ребенка и, по его же словам, «посылали сообщения глазами». У Сережи начались истерические припадки. Он стал отчаянно бояться, что звери его съедят. С этого момента даже картинка волка в обычной детской книжке провоцировала у Сережи приступ паники. После безуспешных попыток вылечить сына у местных эскулапов родители повезли его в Вену. Доктор Фрейд сумел частично помочь несчастному, используя свой метод психоанализа и толкования снов. На долгие годы Сергей Панкеев становится постоянным пациентов доктора. А Фрейд, после многолетних исследований, вводит в психоанализ понятие Эдипова комплекса.
Кстати, бабушка Зигмунда Фрейда была одесситкой, а ее дочь Амалия в 19 лет познакомилась с торговцем шерстью и тканями Якобом Фрейдом, вышла за него замуж и уехала с мужем Вену. В этом браке у супругов родилось восемь детей. Зигмунд был любимчиком матери. В связи с этим один остроумный одессит предложил поставить в городе памятник…Эдипову комплексу. Представьте себе фигуру женщины (мать Фрейда), а на ее руках маленький бородатый младенец-старик (Зигмунд).
Почти двести лет назад Александр Пушкин написал пронзительные строки:
«Не дай мне Бог сойти с ума…»
Действительно, не дай Бог! Видимо, не зря говорят, если Господь хочет наказать человека, он лишает его разума.
Однако православные всегда благосклонно относились к убогим и юродивым. На Руси таких людей жалели, не позволяли обижать. Шуты и юродивые – особая каста. Им было дозволено «истину царям с улыбкой говорить». В конфликтной ситуации толпа брала «божьего человека» под защиту. Достаточно вспомнить царя Ивана, прозванного в народе Грозным, который чтил и смиренно выслушивал Василия Блаженного. По легенде в феврале 1570 года юродивый Никола Салос спас жителей Пскова от резни, которую собирались устроить опричники. Никола вышел навстречу войску, во главе которого ехал сам царь и обвинил того в кровожадности. Видимо для пущей убедительности, убогий швырнул в сторону государя кусок сырого мяса. На дворе был Великий Пост. Это произвело невероятное впечатление на всех. Безропотно склонив голову перед юродивым, царь пощадил псковитян.
Порой на ум приходит крамольная мысль – действительно ли бестолковы и глупы все эти так называемые городские сумасшедшие? Быть может, отнимая у этих людей разум, Бог взамен многим из них дарует способность видеть истинную природу вещей и явлений, скрытую от нас, простых смертных. Утверждать, что подобные личности больше не появляются на наших просторах тоже не стоит!
В подтверждение этой гипотезы хочу рассказать историю, которая случилась вначале восьмидесятых годов прошлого столетия с моим дальним родственником. Назовем его условно Иваном Петровичем. Подвергать сомнению рассказ дяди Вани у меня нет оснований. Человеком он был серьезным, имел научную степень и занимал по тем временам солидную должность.
Итак, одним прекрасным летним утром Иван Петрович отправился на Привоз за свежими фруктами. На улице он случайно столкнулся со своим бывшим однокашником Федором – многолетним руководителем племенного совхоза на западе области. Вид у Федора был настолько удрученный, что дядя Ваня не на шутку перепугался.
«Феденька! Что случилось? На тебе лица нет!»
Чуть не плача, Федор рассказал моему родственнику душераздирающую историю.
Только что закончилось совещание в Обкоме партии, где объявили, что область с треском провалила план по сдаче мяса. Для тех, кто не в курсе, попытаюсь кратко объяснить – план в СССР был законом. Невыполнение плана – это нарушение закона. Для нерадивых руководителей были предусмотрены всевозможные кары, вплоть до исключения из партии и снятия с работы. Заведующий сельхоз отделом – взбалмошный и недалекий партийный функционер почувствовал, что под ним пошатнулось мягкое кресло, срочно собрал руководителей колхозов и потребовал сдать на мясокомбинат все, что на их фермах мычит, блеет и хрюкает.
«А ты тут причем? – удивился Иван Петрович. – У тебя же племенное хозяйство, ты выращиваешь элитных буренок. Они должны улучшать местную породу крупного рогатого скота, а не быть сырьем для колбасного фарша!»
«Ваня, там не с кем разговаривать! – махнул рукой Федор. – Я этому негодяю час объяснял, что у меня очередь на три года вперед расписана. Когда с Урала или Сибири за моими бычками и телочками приезжают, мы с зоотехниками, словно сыновей и дочек женим и замуж выдаем…»
«Пошли в редакцию местной газеты, все расскажем…»
«Поздно! – всхлипнул Федор. – В понедельник утром под моими воротами будут стоять грузовики с мясокомбината…»
«Давай я хоть до электрички тебя провожу, – предложил дядя Ваня, с беспокойством глядя на друга. Они медленно побрели в сторону вокзала.
Путь их лежал мимо старой церкви, где на паперти сидели обычные попрошайки – парочка неопрятных старух и неизменная цыганка с младенцем, похожим на восковую куклу. Федор замедлил шаг и, глядя в приоткрытые двери храма, пробормотал:
«Ей богу, хоть в петлю лезь…»
«Да что ты такое говоришь, Федя! – ужаснулся Иван Петрович.
Тут взгляд дяди Вани упал на чахлого мужичка, который сидел на нижней ступеньке храма. Всклокоченная седая борода, впалые щеки, грязные в болячках ноги и трясущаяся голова вызвали у Ивана чувство острой жалости. Нищий глуповато ухмылялся беззубым ртом и монотонно скулил:
«Подайте Христа ради, на пропитание,… копеечку,… полтинничек…»
Иван машинально полез в карман, но его опередил Федор, который протянул нищему мятую трехрублевку – большие по тем временам деньги.
Продолжая скулить, попрошайка спрятал деньги, внимательно посмотрел на Федора и вдруг выдал странную фразу:
«Если хочешь сохранить, укради!»
«Что вы сказали? – опешил Федор.
«Укради! …Укради! … Укради! – продолжал бубнить нищий, у которого начался приступ жуткой дрожи.
«Пошли отсюда, – Иван Петрович почти силой потащил друга на вокзал.
Они стояли на платформе в ожидании электрички, когда Иван Петрович неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу.
«Федя! А ведь это идея! Ты должен организовать кражу!»
«Ты с ума сошел? Ты хочешь, чтобы я … постой, а куда я их спрячу?»
«Я поеду с тобой! – решительно заявил дядя Ваня, не слушая слабые протесты Федора. – Все вопросы будем решать на месте…»
Это было похоже на подготовку партизанского рейда по тылам врага. Участников операции Федор отбирал лично. Ребятам выдали сухой паек и строго настрого запретили распространяться о целях командировки. Зоотехник тщательно осмотрел верховых лошадей, дал последние наставления. Все необходимое погрузили на большую крепкую телегу, и под покровом ночи маленький отряд выскользнул из села.
Древние римляне утверждали – «Смелым помогает судьба!». На следующий день рано утром случился обильный дождь, который, словно по заказу, смыл все следы. Поэтому, когда в понедельник в совхоз прибыли мясники на грузовиках, они обнаружили настежь распахнутые двери пустого коровника, внутри которого на ворохе свежего сена спал вусмерть пьяный сторож. Приехавшие милиционеры беспомощно развели руками.
А ребята гнали стадо на северо-запад в молдавский колхоз, который имел самые большие в стране фруктовые сады. Его директор – кум Федора согласился временно приютить элитных телят. Еще через неделю разразился страшный скандал. По распоряжению того самого чиновника едва не пустили на колбасу двух орловских рысаков-чемпионов.
Закончив писать этот рассказ, я решила съездить в Васильевку и своими глазами увидеть имение, где вырос Сергей Панкеев.
Увы, от богатого и красивого дома остались жалкие руины, в чем мои читатели могут убедиться сами. Полагаю, что если бы доктор Фрейд увидел, во что превратилось родное гнездо его пациента, он наверняка впал бы в депрессию. А может быть, придумал название особому психическому расстройству, которое поражает тех, кто не умеет хранить память о предках и своей истории.
Фото автора
Галина КОРОТКОВА
