Страшнее кошки зверя нет

Я  был студентом Ленинградского университета и работал в университетской фотолаборатории. Заведовал лабораторией жизнерадостный алкоголик Бронислав Степанович Сукач. Увеличитель «Беларусь», который преобразовывался в репродукционную установку, был под его контролем, и, если я или другой лаборант, Валя Барановский, хотели сделать микрофильм какой-нибудь книги или рукописи, нужно было обращаться к Брониславу. Впрочем, я не помню случая, когда бы он отказал.

В общем, мы пересняли «Живаго», и я там же, в университетской лаборатории, напечатал несколько экземпляров для себя и для друзей.

На титульной странице этого издания было указано какое-то, по-моему, французское издательство. Разумеется, я не знал, что настоящим издателем двухтомника было ЦРУ. Не думаю, что меня бы смутило, если бы тогда, в 1967 году, я узнал об этом, но моего начальника Бронислава Степановича смутило бы наверняка. Это была не простая аббревиатура, а такое страшное слово – ЦРУ!*

В конце прошлого года нью-йоркское издательство Pantheon выпустило солидный том журналиста Питера Финна и профессора Петры Кувье “История “Живаго”. Кремль, ЦРУ и битва за запрещённую книгу” (The Zhivago Affair. The Kremlin, the CIA and the Battle Over a Forbidden Book).

Рассказывая об истории публикации романа, авторы впервые привлекают материалы из архивов ЦРУ, ранее не доступные исследователям и биографам Пастернака.

Советский человек верил – и, как выясняется, российский человек продолжает верить – в коварное вездесущее ЦРУ, которому только и радости, что сделать нам подлянку. ЦРУ вывезло на Запад роман Пастернака, ЦРУ издало и распространило этот роман и, разумеется, ЦРУ обеспечило Пастернаку Нобелевскую премию. Ну, конечно, что бы ни случилось – виновато ЦРУ. Страшнее кошки зверя нет.

А между тем, два человека, явившиеся к Пастернаку 20 мая 1956 года,  были членами коммунистической партии: один, Владлен Владимирский – советской, другой, Серджо д’Анджело – итальянской. Работали они на радиостанции “Москва” и пришли к Пастернаку не по указанию ЦРУ, а после того как в новостях, подготовленных центральной редакцией этой радиостанции (находящейся, надо думать, под стопроцентным контролем КГБ), появилось вот такое сообщение: “Скоро выйдет в свет “Доктор Живаго” Бориса Пастернака. Речь идёт о романе в форме дневника, который охватывает три четверти столетия и завершается Великой Отечественной войной”.

За пару месяцев до того, отправляясь из Италии в СССР, д’Анджело согласился информировать молодого издателя-коммуниста Джанджакомо Фельтринелли (отпрыска одной из богатейших семей Италии) о новинках советской литературы. И вот, узнав о романе из официального сообщания, радиостанции “Москва”, д’Анджело решил явиться к Пастернаку и предложить ему сотрудничество с Фельтринелли. Всё чин чином. Всё по правилам. Иностранец – дружественный – прибыл в сопровождении советского – вероятно, проверенного – человека. И, хотя Пастернак видел и того и другого впервые, после короткого разговора он вручил д’Анджело объёмистый пакет – машинописный экземпляр своего романа.

А неделю спустя д’Анджело, по пути домой в Италию, встретился в Берлине с Фельтринелли и передал ему пастернаковский пакет, который он даже не поинтересовался открыть.

Фельтринелли русского языка не знал и отправил рукопись переводчику – разумеется, тоже члену компартии – Петро Цветеремичу с вопросом: стоит ли это издавать? Цветеремич ответил мгновенно: “Не опубликовать этот роман было бы преступлением против культуры”.

И Фельтринелли взялся за работу. Он переслал Пастернаку с оказией контракт, поручил итальянский перевод Цветеремичу, нашёл французского и английского издателей (а потом и издателей во многих других странах), снабдил их всех копиями романа. Дело шло полным ходом. И в результате в обращении оказались десятки копий “Доктора Живаго”. Плюс к этому летом 1956 года Пастернак раздал ещё несколько копий разным иностранным посетителям. Тридцатипятистраничный отрывок из “Живаго” тем же летом даже был напечатан в польском журнале “Opinie”.

Вы можете спросить: где же тут всесильное ЦРУ? Казалось бы, экземпляры рукописи не спрятаны в сейф, а разбросаны по всему миру, но ЦРУ получило возможность ознакомиться с романом, как и прочие смертные, только в ноябре 1957 года, после публикации «Доктора Живаго» на итальянском языке (книга поступила в продажу 23 ноября 1957 года).

Первая реакция на появление «Живаго» зафиксирована в меморандуме ЦРУ от 12 декабря 1957 года: было бы хорошо, если бы «Доктор Живаго» «был выпущен в максимальном количестве зарубежных изданий для бесплатного распространения во всём мире и возможности претендовать на такую честь, как Нобелевская премия».

В максимальном количестве изданий – и отнюдь не для бесплатной раздачи – прямо заинтересован был и Фельтринелли, чего он успешно добился без какой-либо помощи ЦРУ. Так же, без всякого участия ЦРУ, кандидатура Пастернака уже неоднократно рассматривалась Нобелевским комитетом, а после невероятного успеха «Доктора Живаго» в Европе и Америке шансы Пастернака на присуждение ему премии были почти стопроцентными.

Чем ЦРУ – видимо, по здравому размышлению – озаботилось, так это выпуском романа на русском языке для распространения его в Советском Союзе. Но для этого нужно было располагать русским текстом романа. Хочу повторить – десятки копий пастернаковской рукописи циркулировали на Западе, но ЦРУ смогло получить русский текст только 2 января 1958 года. Добыла его британская разведка MI6. В опубликованных документах имя человека, переснявшего рукопись, закрашено, так что назовём его условно Джеймс Бонд. Интересно отметить, что, когда Пастернак увидел русское издание «Живаго», подготовленное на основе двух катушек плёнки, добытых Джеймсом Бондом, он был весьма расстроен: «Это почти что другой текст, а не тот, который я написал».  Оказалось, скопирован был вариант романа, подвергшийся впоследствии серьёзной правке. То есть, Джеймс Бонд скопировал рукопись не с того экземпляра, который 20 мая 1956 года вручён Серджо д’Анджело.

Как же «кровавое ЦРУ» отнеслось к роману? Вот что написал о нём начальник Отдела Советской России Джон Маури: “В этом романе нет никакого призыва к восстанию против режима; фундаментальная ересь, которую доктор “Живаго” проповедует – это политическая пассивность. Пастернак говорит, что маленькие обыкновенные люди, которые не откликаются на требования режима активно участвовать и быть эмоционально вовлечёными в его, режима, официальньную жизнь, выше, достойнее политических активистов, обласканных системой”.

А Государственный департамент – в наши дни постоянно проклинаемый путинскими патриотами – специально отметил, что книга должна рекламироваться «как литература, а не как пропаганда в духе холодной войны».

Скромная задача, которую поставило перед собой ЦРУ – издать по-русски роман Пастернака – оказалась не такой уж простой. С самого начало было решено, что русское издание должно выйти не в эмигрантском издательстве и не в Америке, а  в какой-нибудь европейской стране. ЦРУ полагало, что, с одной стороны, так безопасней для Пастернака, а с другой стороны – нельзя будет заклеймить книгу, обозвав её американской провокацией.

Подготовку рукописи к печати нужно было поручить какому-то надёжному человеку, не работающему в ЦРУ. Выбор пал на Феликса Морро (1906-1988).

Этот человек (настоящая фамилия Майрович), сын эмигрантов-хасидов, был коммунистом, воинствующим троцкистом, шестнадцатилетним он начал работать в газете Brooklyn Daily Eagle, потом в официальной коммунистической газете Daily Worker.

Его газетные стати были переведены на русский и изданы в 1933 году в Москве  отдельной книжкой под названием “Жизнь в Америке во время депрессии”. Разочаровавшись в троцкизме, Морро занялся издательским бизнесом. В 1956 году он основал издательство University Books, специальностью которого были книги по оккультизму. В поле зрения ЦРУ Морро попал через своего знакомого Сиднея Хука (1902-1989). Хук, выросший в семье австрийских евреев-социалистов, преподавал в Нью-Йоркском университете философию, бывал в Москве, в 1929 году работал там в Институте Маркса-Энгельса. Московские процессы второй половины тридцатых годов оттолкнули его от марксизма, и вскоре Сидней Хук превратился в одного из наиболее активных и влиятельных критиков марксистской теории и практики, работал в Гуверовском институте, а в  1985 году Рональд Рэйган вручил ему Президентскую медаль Свободы, высшую награду США.

В Нью-Йоркском университете Морро был студентом Хука и их дружеские отношения сохранились на всю жизнь. Хук некоторое время числился консультантом-контрактором ЦРУ, и таким образом через Сиднея Хука Морро познакомился с сотрудниками Отдела Советской России.

Морро согласился взяться за это дело, и, хотя он запросил за свои услуги значительные деньги, ЦРУ, решив что лучшего кандидата не найти, согласилось.

23 июня 1958 года Морро подписал контракт, в соответствии с которым он обязался к 31 июля подготовить фотоформы для офсетной печати. Контракт предусматривал премиальные, если Морро справится с работой до назначенного срока. Плюс Морро вытребовал отдельные деньги за поиски европейского издателя и типографии.

Работать с Морро оказалось не просто. Он не заботился о соблюдении тайны; ища наиболее выгодные для себя условия, он без согласования с ЦРУ обсуждал порученное ему дело с несколькими издателями и, в конце концов, заказал фотоформы в типографии Rausen Bros., связанной с русскими эмигрантами в Нью-Йорке (что практически гарантировало утечку информации). 7 июля Морро заявил, что не может найти европейского издателя, готового взяться за издание книги, но он договорился с издателем из Голандии: книга будет напечатана в американской типографии как импринт этого Амстердамского издательства, и оно поставит на ней свою марку. А если ЦРУ не согласится, заявил бывший троцкист, я сам выпущу “Живаго” в издательстве Мичиганского университета. “Я могу выпустить книгу там, где мне удобнее”, – сказал Морро.

И вскоре в Вашингтон действительно пришёл запрос из Мичиганского университета: хочет ли ЦРУ купить у них часть тиража “Доктора Живаго”, поскольку они собираются выпустить книгу вне зависимости от её европейского издания. В ЦРУ не без основания предположили, что Морро в доле со своим приятелем Фредом Вайком, главным редактором этого издательства, и пытается сорвать деньги и там, и тут. Что было делать? Скандала никто не хотел, и ЦРУ вбросило на стол свой последний аргумент: копирайт. Но унивеситетские юристы заявили, что в США копирайт на русское издание романа не принадлежит никому, поскольку у Америки и Советского Союза нет договора о защите авторских прав.

Так или иначе, Фред Вайк не желал хотя бы приостановить университетское издание и дождаться, пока ЦРУ выпустит книгу в Европе. Переговоры с Вайком не дали результата, и в Анн Арбор отправился один из сотрудников Отдела Советской России. Ему удалось убедить ректора университета отсрочить выпуск книги – не только потому, что появление первого русского издания в США уменьшит эффект воздействия книги, но и потому, что издание книги в Европе менее опасно для самого Пастернака.

Но кто будет издавать книгу в Европе? Поскольку в планах Морро речь шла о Голандии, ЦРУ связалось с голандской разведкой BVD, прося помощи. Гаагское  издательство Mouton Publishers согласилось выпустить русское издание «Живаго» в твёрдой обложке тиражом 3 тысячи экземпляров и продать его ЦРУ по оптовой цене 4 дол. 16 центов. Чтобы избежать огласки, договор с издательством заключило не BVD, а некий отставной майор Руди ван дер Бик.

Первый тираж – тысяча  экземпляров – вышел из типографии 6 сентября, был погружен в машину и отвезён на квартиру жившего в Гааге офицера ЦРУ Вальтера Сайни. Распределили эту тысячу так: 200 экз. было отправлено в центральный офис ЦРУ в Вашингтоне,  200 – во Франкфурт, 100 – в Берлин, 100 – в Мюнхен, 25 – в Лондон и 10 – в Париж. Самый большой пакет – 365 экземпляров – отправился в Брюссель.

В 1958 году в Брюсселе проходила Всемирная выставка. Советским гражданам было выдано 16 тысяч виз – такого количества туристов из СССР  никогда ещё не бывало на Западе, и ЦРУ решило начать распространение “Живаго” именно здесь.

Координировала распространение книги Ирина Поснова, оснавательница  брюссельского издательства “Жизнь с Богом”. Продукция этого издательства – религиозная литетарура на русском языке –  предназначена была для переправки в Советский Союз. У издательство “Жизнь с Богом” был свой стенд в павильоне Ватикана, сюда и попал “Доктор Живаго”. Разумеется, никто не может  подсчитать, сколько экземпляров “Живаго” добралось до Советского Союза, но уже в ноябре глава ЦРУ Аллен Даллес отмечал: гаагское издание “Доктора Живаго” появилось в Союзе на чёрном рынке.

Так началась книжная жизнь русского “Доктора Живаго”.

Вскоре появилось издание Мичиганского университета (которое впоследствии неоднократно переиздавалось), затем, улаживая копирайтный конфликт, Mouton Publishers согласился напечатать 5000 копий русского “Живаго” для Фельтринелли.

В 1959 году ЦРУ прямо у себя в Лэнгли напечатало 10 000 экземпляров романа в карманном формате, поставив на титульной странице марку какого-то французского издательства Societe d’Edition et d’Impression Mondiale (“Живаго” этого издания я и переснимал в университетской фотолаборатории). Это издание подоспело ко Всемирному фестивалю молодёжи в Вене.

В течение тридцати лет ЦРУ раздавало “Доктора Живаго” советским туристам, морякам, а также студентам, отправлявшимся в Советский Союз, его привозили различные зарубежные визитёры и даже некоторые сотрудники западных посольств и консульств.

Публикации в России роман Бориса Пастернака дождался только в 1988 году.

***

Издания, спонсируемые ЦРУ, не ограничивались “Доктором Живаго”. Милован Джилас и Оруэлл, Чеслав Милош и Набоков, “Дублинцы” и “Портрет художника в юности” Джойса, Бунин, Ремизов, Марк Алданов, Цветаева, Надежда Яковлевна Мандельштам, Лидия Чуковская, Андрей Сахаров. Называю первое, что пришло в голову, и это уже неплохая библиотека.

***

В кругу американских интеллектуалов считается хорошим тоном обвинять ЦРУ во всех смертных грехах (кое-кто из наших соотечественников тоже перенял эту ханжескую манеру). Поэтому я с удивлением прочитал в книге “Дело “Доктора Живаго” разумные слова о работе ЦРУ:

“ЦРУ верило, что сила идей – в новостях, в искусстве, музыке, литературе – может постепенно подточить авторитет советской власти в глазах советских людей и в глазах жителей Восточного блока. Это была работа надолго”. И чуть дальше: “ЦРУ и его контракторы были уверены в благородстве своих усилий”, они были уверены, что знакомство с западными идеями “увеличивает шансы движения к открытому обществу”.

Как бы вы ни относились к ЦРУ, можно ли сказать, что это была недостойная задача? Разве не того же самого хотели и мы, жители большой зоны?

*Он, кстати, таки погорел на микрофильмах. Но не из-за меня, хотя я приносил для пересъёмки разные нехорошие вещи, вплоть до «В круге первом» Солженицына. Погорел он на изданной в Израиле книге, какой-то, по-моему, поэтической антологии. Ребят, которые заказывали Брониславу эту работу, всех похватали, нашли у них, среди прочего, фотографическую копию книги, и ребята признались, что переснимал её Бронислав. В результате его исключили из партии и вытурили из Университета. Но он не очень-то страдал. Я встретил его случайно года через два – он «прислонился» к бытовой фотографии и кайфовал: на работу спешить к 9 не надо, а денег намного больше.

Михаил ЛЕМХИН