Спасти рядового Александра

Поскольку я упомянул этот фильм, позволю себе немного задержаться на его сюжете.

Действие происходит во время Второй мировой войны. Узнав о том, что мать на войне потеряла убитыми троих сыновей, командование американской армии принимает решение не лишать женщину последней надежды, отозвать рядового Райана, ее четвертого сына, с фронта и вернуть домой. Действие фильма основано на реальных событиях. При этом рядовой был спасен, но погибли солдаты, спасшие его.

…Обычный солнечный летний день не предвещал ничего дурного. По заведенной многолетней привычке, я побывал у родителей, которых навещал раз в неделю по воскресеньям, и возвращался под вечер домой на своем автомобиле. Подъезжая к дому, я ощутил какую-то непонятную тревогу. Предчувствие не подвело: у соседнего с нашим дома наблюдалось оживление…

Владелец соседнего дома, китаец по имени Хэрис Чанг, когда-то устроился на хорошую работу в городе Омаха штата Небраска и собирался переехать туда на какое-то время со всем своим семейством. Какое-то время растянулось на добрых тринадцать лет…

Сын ближайшего советника генералиссимуса Чан Кайши на Тайване, Хэрис, поселился в Америке в начале 1980-х годов, купил дом, о котором пойдет речь, и зажил в нем, обрастая семьей, детьми и вещами. Кстати, несколько раз мне довелось видеть отца Хэриса, гулявшего с маленьким внуком. Его жена надолго пережила мужа и ушла в мир иной в возрасте более ста лет.

Мое знакомство с Хэрисом было отмечено взаимной неприязнью. В ночное время он стал оставлять включенным свет на тыльной стороне своего дома. Свет мешал нам спать, так как был направлен прямо в наши окна. По прошествии нескольких иллюминированных ночей, днем, я постучал в его дверь. У нас состоялся короткий, но емкий разговор типа: «Дурак!» – «Сам ты дурак!» В ответ на мою просьбу тушить по ночам свет (с объяснением ее причины), а также мою озабоченность излишним расходом оплачиваемой им электроэнергии, он мне посоветовал попросить владельца нашего дома купить нам шторы. Шторы у нас были, но они не спасали от яркого, бьющего в окна света. Да и спать с опущенными шторами мы не привыкли. Дверь передо мной осторожно закрылась. Но с тех пор сосед вообще перестал пользоваться тем светильником, даже когда ему это было и надо, а шаркал за забором в темноте и на ощупь. Видимо, он что-то все-таки распознал в моем полном решительности стуке в его дверь… А может быть, не хотел ссориться с соседями?

С тех пор мы стали приветствовать друг друга при встрече улыбками и короткими фразами, и я понимал, что статус-кво восстановлен, а принцип невмешательства доминирует в атмосфере паритета и взаимного уважения. Позже я понял: присматривался он ко мне, оценивал.

Спустя некоторое время Хэрис пригласил меня в свой дом и сделал мне предложение. Речь шла о том, чтобы в то время, когда его не будет в Сан-Франциско, я следил за его домом – со всеми вытекающими из этого последствиями и на свое усмотрение. Хэрис предложил на время его продолжительного отсутствия сдавать дом в аренду и получать от этого прибыль. Сделка состоялась по обоюдной договоренности. Не могу сказать, что я на этом разбогател, но своим денежным приварком был удовлетворен. Главное – не зарываться. Поэтому и получал свой минимум. Его предложение не выросло, как говорится, на пустом месте. Из наших беглых с ним бесед он узнал, что я работаю в аналогичном направлении: добрый десяток домов в городе (кстати, больше по размерам, чем его) входил в круг моих забот и обязанностей в составе организации другого китайца – владельца собственности. Поэтому сосед и доверился профессионалу, то есть мне. Потом я сменил основную работу на более солидной основе и с более широкими полномочиями в составе компании Colliers International – с географией влияния в шестидесяти двух странах мира.

Мы договорились, и он уехал.

За дело я взялся с энтузиазмом. Самостоятельно перестроил первый этаж, отделив глухими стенами кухню от смежных сообщающихся комнат и создав тем самым больше места для проживания разных людей. Перепланировал и отремонтировал нижний уровень дома. Детально приспособил весь дом к его будущей новой функциональности.

Получилось восемь самостоятельных комнат с общей кухней, общими местами пользования на каждом этаже – за исключением одной, включавшей полноценную ванную с туалетом. Таким образом я превратил обычный частный дом в нашу незабвенную совковую приснопамятную коммуналку на американский манер для получения большей прибыли от поступлений за аренду.

Жильцами дом заполнился быстро. Моя репутация в определенных кругах этому способствовала. Кроме того, всегда находятся люди, готовые смириться с неудобствами проживания ради экономии денежных средств. Квартплата при этом была ниже обычной. Хотя исключительно хорошее месторасположение дома теоретически предполагало компенсацию некоторых коммунальных неудобств. Судите сами: рядом – огромный Линкольн-парк с площадками для гольфа. В километре – самый большой в мире рукотворный парк Золотые Ворота. Вышел из дома, повернул голову налево – Тихий океан с фантастическими береговыми горными ландшафтами, а до экзотического побережья океана, места туристической Мекки Сутро-хаус, десять минут пешком. В окрестностях дома тихо, спокойно. Состав воздуха разительно отличается своей свежестью и чистотой от воздуха в других районах города. Конечно, это сказывалось на спросе и интересе со стороны возможных жильцов.

За 13 лет моего «правления», до тех пор, пока Хэрис после долговременной работы финансовым менеджером в нескольких казино не вернулся обратно и не поселился в своем доме, я имел возможность наблюдать различных индивидуумов, с которыми судьба сподобила меня свести под крышей «китайского дома». Каких только личностей я не перевидел! С какими только оттенками человеческой сущности мне не пришлось столкнуться! Калейдоскоп полузабытых со временем лиц и характеров мелькает предо мной. Память выхватывает моменты и лица, благородство и подлость, возвышенное и низменное, щедрость души, мелочную скупость и многое другое.

Заботу о доме и его обитателях я осуществлял по остаточному принципу: в свободное от основной работы время по вечерам и в выходные. Не думаю, что это влияло на качество и набор услуг нормального проживания моих жильцов. Время шло. Дело двигалось в привычном русле. Все необходимое я делал сам: нанимал новых жильцов; вел бухгалтерию; следил за исправным поступлением денежных средств из одного кармана в другой; проводил необходимые ремонты; периодически косил траву на земельном участке за домом; был третейским судьей с правом решающего голоса в иногда возникавших конфликтах между жильцами и так далее.

Однажды воскресным погожим днем я въехал на автомобиле в свой гараж, вернувшись после посещения родителей. Крики и суматоха привлекли мое внимание. В «китайском доме» передо мной предстал Винсент – Винс, сидящий на общей кухне с перевязанным предплечьем, а на стене и полу кухни были следы крови. В стене зияли две здоровенные пробоины. Что за драма здесь разыгралась?

Афроамериканца Винса когда-то привела в дом на поселение русскоговорящая женщина, дав ему хорошую рекомендацию. Надо сказать, я не пожалел, что принял его. Высокий и приветливый темнокожий красавец, худощавый, стройный, с хорошо развитой мускулатурой, с приятным, ровным и общительным характером, он был примером остальным жильцам в отношении поддержания чистоты и морального климата в доме.

Случилось, как выяснилось, вот что. Винс находился на кухне с еще одним жильцом, Сашей. Это был русскоговорящий молодой парень, добрый, отзывчивый, со своими особенностями, но здоровым началом. Пересказываю то, что сумел понять из объяснений. Саша не убрал что-то за собой после приготовления пищи. Винс ему сделал замечание. Саша сгоряча наговорил ему что-то. Дальше – больше. И пошло-поехало. Саша схватил стеклянный фужер и по неосторожности его разбил, размахивая им. Винс, жестикулируя, невольно подставил руку, попал под острие и серьезно порезал предплечье. Тогда он схватил в своей комнате бейсбольную деревянную биту и вернулся на кухню. Словесная перепалка достигла предельного накала.

Угрожая битой, демонстрируя свою решимость защищаться, Винс двумя сильными ударами, предваряя основной strike, пробил шестнадцатимиллиметровую кухонную стену из сухой штукатурки, оставив две здоровенные дыры. (Потом я их залатал, покрасил и сверху повесил географическую карту США). Strike Винс не произвел, но все же успел ткнуть тупым концом биты Сашу в переносицу, несколько охладив его пыл. Ничего хорошего эскалация межрасового конфликта не предвещала, но кто-то позвонил в полицию – и страсти тут же улеглись.

Полиция долго не разговаривала, надела на Сашу наручники и увезла. По оценке стражей порядка, Винс был стороной пострадавшей: исходил кровью.

Оценив ситуацию как критическую, я долго не раздумывал. Я понимал Винса. В прошлом, по его словам, он служил в полиции. С его повышенным чувством чистоты и порядка ему было невыносимо наблюдать безалаберность любого рода. Уборщика в доме не было, и каждый жилец должен был убирать за собой. Я только лишь поддерживал порядок в местах общего пользования по необходимости. Сашу я не оправдывал, но мне было жалко его. Хорошему парню могли испортить жизнь. Я верил в его здоровое начало. Надо было дать ему шанс переосмыслить свое поведение и образ жизни. Я решил во что бы то ни стало спасти Сашу. Но вначале надо было убедить в правильности такого шага Винса.

И я приступил к переговорам с Винсом. Это было непросто – по горячим следам, спустя короткое время после конфликта. Из-за боли в руке, эмоционального стресса и злости на Сашу Винс был неумолим. Он не хотел пойти мне навстречу. А я просил его отозвать заявление из полиции. Думал я так: нет заявления от пострадавшего – нет дела.

Мои переговоры с Винсом продолжались часов пять. Дело шло к полуночи. Как только мог, я старался умилостивить Винса. Говорил о том, что жизнь Александра только начинается, что он парень хороший, что легче всего избавиться от его присутствия в доме, но надо ему дать возможность переосмыслить свое поведение. Винс был озабочен тем, что вернувшийся домой Саша будет ему мстить. Сам ли, с помощью ли своих друзей, которых, кстати сказать, у него было много. Я его разуверил в обратном. Переговоры затягивались, мы оба устали.

Винс стал постепенно сдавать свои позиции. Он заговорил о медицинских услугах, которые ему потребуются в процессе лечения руки. Медстраховки у него не было, и пришлось бы платить из своего кармана. Здесь я прервал переговоры и удалился, чтобы связаться с Сашиными родителями и заручиться их финансовой поддержкой. Получив от Сашиного отчима заверение в оплате медицинских издержек Винса, я вернулся за стол переговоров. Услышав, что все его медрасходы будут оплачены по предъявлении счета, Винс внутренне обмяк, подобрел и произнес:

– Саша! Я это cделаю только для тебя и из-за моего к тебе уважения.

Заявление из полиции Винс отозвал на следующий день, о чем он мне и сообщил. А еще он сказал, что полицейский дознаватель долго с ним беседовал по этому поводу. В его многолетней практике это был первый случай, когда потерпевший добровольно отказывается от своих показаний и просит прекратить возбуждение дела в отношении арестованного с применением холодного оружия, в данном случае – острого стекла. В связи с этим у дознавателя есть сомнения: не был ли факт отказа от прекращения дела инспирирован давлением и запугиванием с моей стороны. Здесь впервые прозвучало предположение о моей возможной связи с русской мафией.

Полицейский просил Винса передать мне его просьбу встретиться. Заинтересовался ли он моей личностью или хотел пойти дальше в своем расследовании в несколько другом направлении? Или он надеялся, что я не пойду на контакт добровольно, тогда его версия о давлении русской мафии будет оправдана, мол, что-то скрывает и скрывается сам, и тогда у него будет возможность вызвать меня принудительной повесткой на допрос по делу? Проверял ли он меня на этом моем согласии добровольно сотрудничать со следствием? Не знаю, не ведаю. Я с готовностью согласился на встречу, написал на бумажке номер моего телефона и попросил Винса сообщить об этом дознавателю. Больше по данному поводу мне сказать нечего: моя не утоленная «жажда» общения с органами правопорядка таковой и осталась.

Через неделю Саша вернулся домой. Притихший, потухший, но непокоренный. С тем же молодым задором и блеском в глазах. Со звездой на переносице от тычка битой. Я ему объяснил ситуацию и попросил категорически избегать всяческого пересечения с Винсом. Вскоре Винс мне представил счет за медпомощь, которая была ему оказана. На удивление пустячный: аж 75 долларов?! Правда, при этом он пытался схитрить и подсунул мне оригинал счета вместе с копией, желая таким образом получить компенсацию вдвойне. Про себя я подивился его неискренности, но все же не хотелось думать, что он это сделал из корыстных соображений. Я всегда думаю о людях лучше, чем они есть на самом деле. Хотелось верить, что он это сделал по своей неграмотности или невнимательности. Но тогда почему Винс так быстро согласился с моими доводами и забрал обратно копию?..

Звоню маме рядового Александра. Прошу ее приехать и передать деньги. Приехать приехала, но не передает. Из ее монолога, примерно часового, страстного, на повышенных тонах, я узнал много нового о Винсе и его роде-племени (конечно, в ее интерпретации); я несколько раз про себя пожалел, что проявил инициативу вызволения с «кичи» ее сына Александра, потратив свое время и нервы; я был уже почти на грани срыва с желанием закончить эту трагикомедию, резко распрощавшись, и выложить наконец свои деньги. Мои уверения в том, что Сашин отчим предварительно гарантировал денежную компенсацию, никак не доходили до ее сознания. И это все из-за 75 долларов! Вылив на меня это ведро помоев, иначе не скажешь, она, как будто делая одолжение, скрипя и бурча, очень неохотно выписала чек на означенную сумму. Позже она подарила моей жене флакон французских духов (?!). Но я при этом не присутствовал.

Хотелось надеяться, что Саша вынес урок из произошедшего. По крайней мере, в дальнейшем его поведение было достойным.

А Винс вскоре съехал. Я знаю, что причиной этому послужила его боязнь быть наказанным Сашиными друзьями, а мои заверения в обратном его не убедили. Спустя какое-то время он мне звонил и просил быть его гарантом при устройстве на работу на конюшню при департаменте полиции города: он собирался ухаживать за содержащимися там лошадьми. Я дал свое согласие, но мне так никто и не позвонил…

Александр КАШЛЕР