Скажите, почему?

Быть может, лучше просто петь,

Быть может, лучше?

Роальд Мандельштам

 

Женская зависть нашептывала, что играть так, как Катя, я уже никогда не буду и никогда не будет у меня такой фигуры и платья с декольтированной спиной. Повернулась к другому жанру. К счастью, выяснилось, что звуки упоительных старых танго и городских романсов тоже повелительно уводят от военно-депрессивной реальности.

Погружение в юность наших родителей, которые обнимались и танцевали под эту музыку в довоенные (до той, еще более страшной войны) времена, увы, опять привело к дантовским вратам. Судорожное перебирание нот вызвало недоумение: почему на половине пластинок и нотных копий нет имен композиторов?

Все любимые песни и танго в исполнении Козина и Лещенко, Шульженко и Морфесси, озарявшие счастливыми улыбками родителей и старших родственников, бывшие у них, да и у нас, на слуху, часто не имели авторов музыки либо слов. Или подставные имена типа Сидоров. Поиски авторов привели к трагическому и остро счастливому знанию, что, загнанные между Сталиным и Гитлером, в состоянии постоянной угрозы своему физическому существованию, талантливые композиторы, в основном евреи, сочиняли неземные по красоте звука и по приносимому счастью произведения, а наши родители, не менее загнанные, слушали их музыку, пели и под нее танцевали.

Евреев среди композиторов было не меньше, чем среди физиков и математиков, но выживать им было куда трудней. Идя от одного танго к другому, просто изумляешься мощи их любви к жизни, страсти к искусству и творчеству, тому, что раввин Штейнзальц назвал Rejoice in suffering.

Звучание этих мелодий, ранящих сердца, не могли остановить постановления партии о формализме в музыке и о космополитизме, не могли остановить никакая травля, никакой остракизм, увольнения, исключения, не смог остановить даже ГУЛАГ, через который прошли многие и который прошелся почти по всем.

Но особенно сегодня, в темные времена, невозможно оторваться от этих гипнотических ритмов танго, завораживающих гармоний и остроты подаренного дыхания.

Блуждания по биографиям композиторов и поэтов, сочинивших любимые песни и танго «Утомленное солнце», «Осень, прозрачное утро», «Дружба», «Я возвращаю ваш портрет», «Скажите, почему», «Черные глаза», заводили в сюрреалистические ситуации, от которых хотелось покрутить пальцем у виска.

Кто сегодня помнит, что слова к шлягеру «Девушка из Нагасаки», исполнявшемуся всеми, от Высоцкого до Джеммы Халид, написала советская до переплета, лауреат Сталинской премии Вера Инбер, участвовавшая в позорной поездке писателей в концлагерь Беломорканал и во всех гонениях на всех, включая Пастернака? Да, участвовавшая из-за страха, что ей несдобровать – ей, племяннице Троцкого, жившего шесть лет в их доме в Одессе, да еще писавшей о нем в юности восторженные стихи.

 

Поль МАРСЕЛЬ
(1908–1973)

А вот музыку песни «Девушка из Нагасаки» написал композитор Поль Марсель, Троцкого никогда не встречавший, но «за участие в троцкистской организации» осужденный в 1937-м на двадцать пять лет. Позже ему еще добавили участие в убийстве Кирова. В лагерь отправили всю семью. Его сестра и мать там погибли. Сестра Марселя, к несчастью, была женой поэта Даниила Хармса.

Биография Поля Марселя – комедия в слезах. Родился Поль Сендорович Иоселевич во Франции, в Марселе, в еврейской семье, уехавшей в 1905-м от погромов из Ростова. Отец – Сендер Иоселевич, революционер, встречавшийся с Лениным, секретарь профсоюза французских моряков, которого в 1917 году Франция выслала в Россию.

Сын Иоселевича, Поль, талантливый музыкант и композитор, учился в консерватории с Шостаковичем и взял псевдоним по городу рождения: Поль Марсель. Увы, как раз после записи на пластинку песни «Дружба» с Клавдией Шульженко («Когда простым и нежным взором ласкаешь ты меня, мой друг…») его арестовали, а на следующей пластинке с Козиным его имени уже нет. Да и сам Козин впоследствии был арестован и отправлен в Магадан.

На половине изданных нот самой известной песни Поля Марселя «Дружба» нет фамилии композитора. А кто написал песню «Гренада»? Даже сегодня уже на YouTube автором «Гренады» указывается только поэт Михаил Светлов. A где же имя Поль Марсель? Светлов ведь музыки не писал.

Старики помнят довоенный фильм с Франческой Галь «Петер». Потрясающее танго оттуда – тоже Поль Марсель. Отсидев почти десять лет, выйдя на (ха-ха) свободу, помотавшись еще десять лет музыкантом и дирижером по циркам в холодных и голодных провинциях, Марсель, благодаря заступничеству Шостаковича, после реабилитации, в 1956-м смог попасть в Ленинград и дирижировать там цирковым оркестром.

Кто-то скажет, что для такого талантливого композитора каждый день играть один и тот же марш на выход акробатов и клоунов – можно застрелиться. Для человека, выжившего в лагере, это везение. Как и все, вышедшие из мест заключения, он сидел тише воды, своего имени на нотах и на пластинках не требовал, хотел только одного: чтобы о нем забыли, и ощущал себя в относительной безопасности, спрятавшись за толпами детей в цирке.

 

ОСКАР СТРОК
(1893–1975)

Я писал о счастье.
Оскар Строк

Королю танго Оскару Строку, автору звучавших по всей Европе танго «Черные глаза», «Лунная рапсодия», «Скажите, почему?», повезло больше. Он почти двадцать лет прожил свободным человеком в независимой Латвии.

Cын военного дирижера, Оскар Строк, с детства музыкант с редким талантом, поступил в Петербургскую консерваторию в 11 лет, а в 12 уже начал работать тапером в немом кинематографе. Уроженец Динабурга (Даугавпилса), вовремя вернувшись в Ригу, Оскар Строк оказался в международном буржуазном пространстве: Латвия, Германия, Польша, Эстония. Как пианист и дирижер он с оркестром разъезжает по миру с гастролями. Добирается даже до Сингапура и Японии. Его танго и городские романсы исполнялись по всей Европе. Он был так знаменит и успешен, что в Риге открыл свой ресторан «Барберина». В 1931-м он предложил свои песни для сольного исполнения малоизвестному танцору Петру Лещенко, выступавшему в его ресторане вместе с женой. Оскар Строк записал его первую пластинку и превратил его в знаменитого певца-солиста. Петра Лещенко он считал впоследствии лучшим исполнителем своих танго. Как человек творческий, Строк в коммерции не очень понимал и со своими ресторанными бизнесами прогорел.

Попав после начала войны в Алма-Ату, Оскар Давидович Строк работает на «Мосфильме» и «Ленфильме», находившихся там в эвакуации, позже – в оркестре Клавдии Шульженко. Для нее Строк пишет невероятное по теплоте, приглушенному трагизму и лиричности танго «Былое увлечение»:

 

Напрасно вы мне не сказали,

Что наши чувства надо скрыть…

 

По настоянию сына Оскар Строк переезжает в Ригу. Наступает 1948 год со знаменитыми постановлениями ВКПб о формализме в музыке и кампанией против «космополитизма» и низкопоклонства перед Западом. В связи с этим Оскар Давидович Строк был исключен из Союза композиторов Латвии за «непрофессионализм».

По словам сына, Евгения Оскаровича, к Строку «было гадское отношение, и не только в Риге, но и по всей стране». Травля. Запреты на исполнение его музыки. Оскар Строк был превращен в мальчика для порки. В лучшем случае – исполнение без его имени, что лишало его заработка. В СССР его никто не знал, хотя его музыка звучала. Он превратился в самого неизвестного знаменитого композитора. Танго «Черные глаза» проигрывали в фильмах только как дальний фон в момент показа белогвардейцев или предателей.

Биографы Строка до сих пор не могут объяснить, за что его запрещали, почему его имя нельзя было упоминать на нотах и пластинках с его музыкой. Он ведь не писал ничего антисоветского.

А за что советской власти было его любить? Он был враг, дававший людям убежище от советской идеологии и коммунистической инквизиции в его любовных танго, в объятьях любимого человека, «только ты и я», там, где, кроме них, никого больше нет. «Мы вдвоем счастье с тобою найдем». Какое может быть счастье без победы коммунизма? Он отвлекал от марша строителей счастливого социалистического будущего обещанием счастья НЕ ОБЩЕГО и вместе со всем советским народом, а – о ужас! – ИНДИВИДУАЛЬНОГО: «Мы с тобой вдвоем». В отличие от советских обещаний о счастье в неопределенно отдаленном будущем, он внушал уверенность в счастье прямо сейчас и только с тобой, заявляя, что ему для счастья весь советский народ не нужен.

Если вспомнить, Бродский тоже антисоветских стихов не писал. «Нынче ветрено и волны с перехлестом. Скоро осень, все изменится в округе…» Он давал людям в ритме и красоте его поэзии невидимое и очень прочное убежище, куда не мог проникнуть пронзительный марш советской пропаганды. Как говорил чешский диссидент Вацлав Гавел, «создавал параллельную реальность». Это и сделало его врагом советской власти, наказанным психушкой, тюрьмой, ссылкой и высылкой из страны.

Еще была у Оскара Строка одна вина перед советской властью. Самым знаменитым исполнителем его песен был ставший белоэмигрантским кумиром всей Европы Петр Лещенко, попавший в Бухаресте в руки НКВД и запытанный там насмерть. Оскара Строка и белоэмигранта Лещенко, исполнявшего все песни Строка, разделить было уже невозможно. Его песни могли заставить вспомнить об эмиграции и о другой цивилизации по другую сторону проволоки, о том, что «…смешно подумать, навсегда заключены мы в лагерь мира, социализма и труда» (И. Губерман).

Чтобы избежать травли за буржуазное упадничество и антисоциализм и не умереть с голоду, Оскар Строк стал писать музыку вообще без слов, инструментальную музыку для оркестров, игравших в кинотеатрах перед сеансами, и жил в полной неизвестности и забвении. Для творца, артиста лишиться адреналина общения с публикой – это нефизическая смерть. «И на устах его печать». Композитор Оскар Строк написал за годы творчества около 300 произведений. Сколько же за годы оскопленного творчества он НЕ НАПИСАЛ?! Они ограбили нас на его песни.

В 1970 году в Союзе появляется французская пластинка десяти лучших исполнителей мира с японским певцом Еки Сугаварой, исполняющим танго Оскара Строка «Черные глаза», почему-то на (ха!) японском языке. Нет пророка в своем отечестве. Выясняется, что автор песни жив. Его приглашают в Москву. Какая трагическая ирония: первая пластинка гениального композитора Оскара Строка выходит в СССР в 1971 году, после более двух десятилетий в неизвестности, когда ему исполнилось 78 лет. Спасибо, что живой! Символом судьбы Оскара Строка была ставшая гимном блатных «Мурка», певшаяся ВСЕМИ в Союзе как песня «неизвестного» автора. Она была опубликована Строком еще в 1921 году.

Последние годы он живет в одной комнате огромной коммунальной квартиры с арендованным роялем и готовит ноты для записи второй пластинки. Работает до последней минуты. Врач-кардиолог скорой помощи застает его за роялем. Поразительное по красоте «Мое последнее танго» написано им в 82 года.

На похоронах Оскара Давидовича Строка в синагоге на еврейском кладбище в Риге играл одинокий молодой скрипач. Это был Гидон Кремер.

 

ЕЖИ ПЕТЕРСБУРСКИЙ (1895–1979)

This work is in the public domain.

Ежи Петерсбурский, композитор и дирижер, автор танго «Утомленное солнце» «Милонга», музыкальный кумир Варшавы, чьи мелодии распевали и танцевали во всех европейских столицах, окончил Венскую консерваторию в 1916-м. По совету Имре Кальмана перешел на легкую музыку. После феерического успеха в Вене он переезжает в Варшаву. В 1920-е и в начале 30-х годов Польша находилась под влиянием маршала Пилсудского, который считался другом евреев, поскольку сдерживал антисемитские партии в стране.

Оркестр Ежи Петерсбурского и его кузена Генри Голда был самым модным и востребованным в польской столице. Они выступали в самом роскошном кабаре в центре города Qui pro quo. Ежи играл на рояле, Голд – на скрипке. Люди танцевали ночами, пластинки раскупались и печатались новые тиражи. В Германии танго «Донна Клара» вышло с немецким текстом и оставалось самым популярным даже в гитлеровские времена. Нацисты не знали, что упоенно танцуют под музыку польского еврея.

Композитор Ежи Петерсбурский был везунчиком. Когда началась война и Германия с Россией вошли в Польшу с разных сторон, он, избежав нацистов, оказался на территории, оккупированной Советами. Он сумел сохранить свой польский оркестр из 25 человек, который назвали в конце 1939 года Государственным джаз-оркестром Белорусской ССР. Для него Ежи и написал вальс «Синий платочек», впоследствии исполнявшийся Клавдией Шульженко.

По договору Сикорского – Майского с союзниками 1941 года Ежи Петерсбурский попадает в польскую армию генерала Владислава Андерса и в 1942 году выскакивает из советской мышеловки за минуты до того, как та захлопнулась: Сталин объявляет всех находящихся на советской территории поляков советскими гражданами и отправляет их на трудовую мобилизацию и по лагерям Сибири.

Андерс создает из числа польских военнопленных и беженцев армейское формирование для участия в действиях против немецкой армии. А так как большинство беженцев из Польши были евреями, то они и составили костяк вновь образованной армии. В числе спасенных Андерсом из заключения евреев оказался и будущий премьер-министр Израиля Менахем Бегин. Через Иран, Палестину армия Андерса передвигается в Египет, тогда английскую колонию, и воюет под командованием маршала Сикорского вместе с англичанами против нацистов. Ежи Петерсбурский работает для англичан в Каире на польском военном радио. После окончания войны, несмотря на уговоры (двух лет в СССР ему вполне хватило), едет в Бразилию, а потом в Аргентину, где проводит 20 лет.

В 1968-м после смерти жены он возвращается в любимую Варшаву, снова женится и становится отцом в 73-летнем возрасте. Недаром таких, как он, называют creative people. Остановить сreativity может только смерть. Последние годы он в основном пишет оставленную в молодости классическую симфоническую музыку.

 

СКАЖИТЕ ЖЕ, ПОЧЕМУ?

Нам с музыкой, голубою,
не страшно умереть…

Осип Мандельштам

Человеку, изучающему историю советской музыки, за ноты браться страшновато. Ничтожно мало композиторов, музыкантов, певцов, авторов слов не репрессированных, не сидевших, не потерявших семью или не погибших в ГУЛАГе. Если у них не отбирали жизнь, то отбирали возможность творить. Поль Марсель, Оскар Строк, Ефим Розенфелд, Эдди Рознер. Даже гениальный счастливчик Дунаевский в 55 лет то ли покончил с собой, то ли умер от инфаркта – до сих пор неизвестно.

Жертвы – не обязательно евреи. Военный врач, автор изумительных романсов «Караван», «Мы только знакомы» («Спокойно и просто мы встретились с вами, в душе заживала уж старая рана…») Борис Прозоровский выжил в лагере на Беломороканале, но в следующем лагере его расстреляли. Вадим Козин так и умер в Магадане. Дважды запрещенный вместе с «контрреволюционными» романсами Борис Фомин («Только раз бывает в жизни встреча») умер в 48 лет.Травля Шостаковича, начавшаяся статьей «Сумбур вместо музыки»: он не пропал только благодаря известности на Западе и валюте, получаемой за него государством. Композитор Баснер, тайком приносящий магнитофон, чтобы записать «Бабий Яр» Шостаковича, которому пришлось пройти через ад, чтобы один раз его исполнить. Почему? Чем достали власть певцы и композиторы?

Ответило мне на этот вопрос одно знакомство. В гостях пришлось встречаться с человеком, который напоминал злобного деревенского старика, с ворчанием сползавшего с печки. Он каждый раз с ненавистью говорил о каких-то других успешных евреях-литераторах. Особенно взбесило его то, что литературоведа-еврея Ахилла Левинтона похоронили на Комаровском кладбище в Ленинграде недалеко от Ахматовой. То, что Левинтон был знаменитым специалистом по германистике, доктором наук, переведшим с английского, немецкого множество книг и написавшего интереснейшие филологические исследования о немецких поэтах, он, тупой антисемит, сын колхозника, знать не мог. Кроме того, Левинтон, отсидевший в лагере, был автором, наверное, самой знаменитой после «Мурки» блатной песни «Марсель» («Жемчуга стакан»): «Стою я раз на стреме, держусь я за карман, и тут ко мне подходит неизвестный мне граждан…»

Каким этот антисемит был му…ком, можно было понять из того, что он произносил свои антиеврейские речи в гостях, где четверть присутствующих были евреями или полуевреями. Самое смешное, что этот антисемит состоял членом Ленинградского союза писателей. Бывают яркие бездари. Он к ним не относился. Был бездарным даже в своей бездарности. Как писателя его сначала никто не знал, а потом совсем забыли.

Каждое его выступление в гостях было словесным доносом. Как вы думаете, в обстановке разгула национального коллективного психоза, инквизиции против врагов народа, когда любой донос заканчивался арестом, сколько искренне разгневанных писем «куда надо» такие, как он, написали? Доносов, которые заканчивались арестом, посадкой и расстрелом Левинтонов в литературе, музыке, физике, математике? В 1934 году Мандельштама арестовали по доносу неизвестного, сексота из литературных кругов. Гениального математика Матвея Бронштейна, мужа Лидии Чуковской, расстреляли. Физика Давида Ландау чудом вытащили из тюрьмы, уже еле живого.

С музыкантами было то же самое. Сколько поступило гневных писем в ЦК КПСС о том, что музыканты на похоронах Сталина были евреями. Дирижер Геннадий Рождественский научился отбиваться от обвинений, что у него в оркестре много евреев, словами: «Вы на скрипке играть умеете? Нет? Я тоже не умею. А они умеют».

Разделим вопрос «почему?» на две части. Первая – почему и за что вообще талантливых людей. Вторая – почему евреев.

 

ЗА ЧТО ТАЛАНТЛИВЫХ ЛЮДЕЙ?

Скажите, почему нас с вами
разлучили?

Оскар Строк

Американские социологи на основании экспериментов пришли к выводу, что яркие, суперталантливые и намного лучше других работающие люди часто подвергаются на работе саботажу и нападкам со стороны менее удачливых, менее талантливых и хуже работающих коллег. Рекомендации социологов заключались в том, что руководители бизнесов, зная эту тенденцию, должны бдительно защищать и охранять работающие у них таланты, поскольку заменить их не просто трудно – почти невозможно.

Советский Союз пошел по другому пути. Он сознательно швырнул таланливых на растерзание. По словам Черчилля, «социализм – это философия неудачи, кредо невежества и евангелие зависти». Попросту: социалистическое государство – это объединение неудачников в ненависти и зависти к тем, кто способен, делает и создает. Объединение тех, кто неспособен и не может, против тех, кто может хорошо и очень хорошо. Естественно, кипящая в паровом котле, выпущенная еще в 1917 году коллективная ярость неудачников, преобрела узаконенную форму террора неудачников и невежд против талантливых созидателей. Наступила власть лузеров.

Обычно это начиналось с доносов соперников и завистников в музыке, литературе, математике и физике властям. В случае крупных фигур давалось разрешение и появлялась статья в газете типа «Сумбур вместо музыки» против Шостаковича или «Пошлость на эстраде» по поводу звездного музыканта Эдди Рознера. За этим следовали остракизм, безработица и часто арест, лагерь.

В СССР власть бездарей и коллективное загрызание талантов («Ненавижу эту страну, которая своими крысиными зубами загрызает лучшее, что у нее есть», –Белла Ахмадулина) привели к еще не просчитанному (страшно!) негативному генетическому отбору. Описанная американскими социологами тенденция в российском варианте стала эпидемией национального размаха. Столько разных музыкантов сидело по лагерям, что посаженный в 1946-м джазист Эдди Рознер в каждом новом месте мгновенно набирал в организуемый им оркестр нужные 25 человек.

Всех этих Гумилевых и Мадельштамов, Хармсов и Заболоцких уничтожал гигантский коллективный Шариков – дебил с мозгами подлого ребенка-садиста.

 

ЗА ЧТО ЕВРЕЕВ?

Евреям в этом уничтожении было отведено особое место. Они в СССР попали в уникальную ситуацию. Поскольку дворян и священников уже перебили, евреи оказались посреди народа в большинстве неграмотного. Во время Первой мировой войны с азбукой были знакомы меньше 10 процентов российских рекрутов. Евреи (особенно мужчины) были грамотны уже много столетий благодаря тому, что любого еврейского мальчика в три года отправляли в ешиву и учили читать Тору. Естественно, что, благодаря образованию, они заняли большинство позиций, оставленных выбитой и высланной российской аристократией и интеллигенцией. С ответственностью приходила власть, а с ней – зависть и ненависть, приведшая в 1930-х и 1940-х годах к антисемитской контрреволюции в форме сталинского террора.

Национальный объем талантов подтверждает простой статистикой, что евреи – народ богоизбранный. Преследования бездарями – еврейская плата за талант. Игорь Губерман рассказывал, как лагерники сами посчитали, что по отношению к количеству народностей среди сидевших самый большой процент посаженных был среди евреев. Среди расстрелянных – тоже.

Антисемитизм реально – это инстинкт самосохранения. В 1891 году московские купцы пожаловались на евреев московскому градоначальнику князю Сергею Павловичу. Простая конкуренция. Более грамотные купцы-евреи быстрее соображали и, доверяя друг другу, мгновенно собирая и одалживая друг другу деньги, могли закупить в больших количествах более разнообразный товар, который продавали намного дешевле. Естественно, покупатели уходили к ним. При более дешевых ценах, чем у других, за счет быстроты оборота товара и капитала, евреи все равно оставались с прибылью, которую немедленно пускали в дело. В 1890-м в Москве среди купцов 1-й гильдии (по величине объявленного капитала и платы податей в казну) было уже 30% евреев.

В ответ на жалобы зимой 1891–1892 года из Москвы выселили 20 тысяч человек, почти три четверти еврейского населения. Среди них был художник Левитан. Хорошо хоть в 20-градусный мороз разрешили на неделю задержаться. Потом запретили жить в Москве евреям, изучающим медицину. Естественно, что православным врачам конкуренция не нравилась.

Юдофобия – страх евреев – справедлива. Больше всего – и справедливо – боялись евреев русские писатели и далеко не всегда бездари, как «писатель»-антисемит, выше упомянутый мною. Куприн, написавший красивейшие страницы о еврейском народе («Гамбринус»), в частном письме к Батюшкову признался в страхе перед евреями в русской письменности: «Каждый еврей родится на свет божий с предначертанной миссией быть русским писателем…»

Увы, российские мастера пера боялись евреев-писателей хуже, чем московские купцы, и боялись правильно. Лучшими русскими поэтами двадцатого века, на мой взгляд, были Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Иосиф Бродский. Лучшим романом XX века на русском языке литературоведы признали «Жизнь и судьбу» Василия Гроссмана.

С композиторами, как с физиками и математиками, лучше не начинать. Когда пытаешься вспомнить советского композитора-песенника – не еврея, приходится долго перебирать: да, вот, Пахмутова.

Бродский назвал поэта инструментом языка. Т. е. он творит не сам, а это поэтический язык пользуется им, человеком-поэтом, как инструментом творения. «Пока не требует поэта к священной жертве…» Требует. Хочешь не хочешь, а посреди ночи встанешь и будешь писать стихи. На что очень жаловалась жена Пушкина.

Композитор также инструмент музыки. Через него говорит божественное начало. Он – священный сосуд, сохраняющий и передающий божественные гармонии. Композиторы – передатчики звуков, направляемых Всевышним, и таких, как они, очень мало. Их, как, по рекомендации американских социологов, редких, невероятно талантливых сотрудников, надо беречь. Они – посланники Всевышнего. То, что в самые тяжелые времена евреи находили поддержку и утешение в музыке, – божественный промысел.

Шостакович писал: «Еврейская народная музыка… почти всегда это смех сквозь слезы. Евреи так долго мучались, что научились скрывать свое отчаяние». Уточним: не скрывать, а преодолевать: «Сквозь королей и фараонов, вождей, султанов и царей, оплакав смерти миллионов, идет со скрипочкой еврей» (И. Губерман). Идет, пережив и победив всех и все своей музыкой, песней, танцем – символами еврейской вечности.

Художнику-пессимисту Ребе заметил: «Еврей должен быть выше всего негативного». На этой радостной ноте вспомним родившегося в Сибири Изю Бейлина. Ему повезло ребенком оказаться в Америке и стать Ирвингом Берлином, самым знаменитым и плодовитым американским композитором, о котором президент Рональд Рейган, в киноактерские времена сам исполнявший его песни, сказал: «Мы не можем говорить о его месте в американской музыке. Он и есть американская музыка». Ирвинг Берлин счастливо дожил до 101 года, пожертвовав Организации американских бойскаутов 10 миллионов долларов, свой гонорар за шедевральный гимн God Bless America.

А теперь откроем рояль и возьмем первые аккорды…

Татьяна МЕНАКЕР