Символ времени

Часто можно услышать, как различные вещи называют символом определенного времени. В этой роли побывали и паровая машина, и электричество, и компьютер. Но есть еще один символ, под сенью которого прошел не только прошлый век, но начался век нынешний.

Некоторые события в тот момент, когда они происходят, не сулят ничего из ряда вон выходящего. Одно из таких событий произошло почти полтора столетия назад, когда Джозефу Глиддену в США был выдан патент на производство колючей проволоки для ограждения пастбищ. Но, как это часто бывает, вполне мирная идея претерпела затем существенную метаморфозу, и, кроме оград для скота, колючая проволока начала применяться против атакующих солдат противника. Выяснилось, что ни пехота, ни конница не в состоянии сходу преодолеть натянутую в два-три ряда колючую проволоку. Оказалось также, что в загонах, огороженных «колючкой», можно содержать пленных солдат противника и даже собственных сограждан. В двадцатом веке именно такое применение колючей проволоки сделало ее символом тоталитаризма. Угроза, исходящая от тоталитарных режимов, не исчезла и в двадцать первом веке, что особенно остро ощущает на себе Израиль.

Память дана людям не для механического хранения информации. Она позволяет на основе сопоставления давних событий давать оценку тому, что происходит в наши дни. Вот почему, говоря о колючей проволоке, мы должны задуматься не только о репрессивных режимах прошлого, но и о нарождающихся на наших глазах наследниках лежащих в земле и в мавзолеях диктаторов.

Первое, что приходит в голову при упоминании колючей проволоки, это, конечно нацистские и сталинские лагеря. Я написал эту фразу, и сразу представил себе, как некоторые читатели уже садятся за клавиатуру компьютера для того, чтобы возразить мне на сайте газеты. И я даже знаю, что они мне возразят. Да, концентрационные лагеря были не только в Германии и СССР, они во время Второй мировой войны были и в США. После того, как в декабре 1941 года японская авиация разбомбила Перл-Харбор, президент Рузвельт подписал указ об интернировании 120 тысяч граждан японского происхождения из-за опасений того, что они будут оказывать помощь в случае вторжения императорской армии на территорию США. Последние лагеря для интернированных были закрыты в 1946 году.

В 1988 году президент Рональд Рейган принес официальное извинение всем незаслуженно обиженным американцам, имевшим японские корни. Позже был принят закон о сохранении десяти бывших лагерей в качестве напоминания о том, как Соединенные Штаты обращались с некоторыми из своих граждан. Службе национальных парков выделено 38 миллионов долларов, которые предназначены для сохранения этих лагерей и проведения исследований на их территории.

Ответив моему предполагаемому оппоненту, я хочу вернуться к тому, о чем говорил, к лагерям нацистским и сталинским. Если нацизм после поражения Германии был осужден, а немецкий народ в результате войны, в которую он был втянут Гитлером, и поражения в этой войне, получил антимилитаристскую, антитоталитарную прививку, то ни коммунизм, как преступная идеология, ни коммунистический режим Сталина до сих пор не получили должной юридической оценки. Ни в самой Российской Федерации, являющейся правопреемницей СССР, ни на международном уровне.

Без колючей проволоки не было бы ни сталинской индустриализации, ни большого золота Колымы, ни, может быть, и победы над нацизмом. Сталин считал колючую проволоку очень важным стратегическим материалом. Как писал в своих воспоминаниях Эдвард Стеттиниус, отвечавший в годы Второй мировой войны за организацию ленд-лиза (его книга «Ленд-лиз – оружие победы» была издана в России в 2000 году), в первом же заказе, переданном из Москвы, этот стратегический материал фигурировал в удивившем американцев количестве – четыре тысячи тонн. По словам Стеттиниуса, «этого количества  проволоки  хватило бы, чтобы протянуть ее от Москвы до Сиднея и обратно». Армия США нашла у себя лишь семьсот тонн, остальное добывали у различных компаний. И эта поставка была не единственной. Неужели вся эта колючая проволока предназначалась для фронта? Мне кажется, что изрядная часть ее благополучно дожила до того самого момента, когда после смерти Сталина начался демонтаж системы Главного управления лагерей (ГУЛАГ).

Так называемая оттепель, короткий период, когда Никита Хрущев позволил народу узнать часть страшной правды о недавнем прошлом, породила у одних надежду на то, что кровавые преступления сталинизма навсегда остались в прошлом, у других вызвала жажду реванша. Как это ни парадоксально звучит, но реваншистская идеология получила дальнейшее развитие лишь после того, как СССР перестал существовать, когда все, что происходило на одной шестой части суши до двухтысячного года, стало чем-то столь далеким, что о нем разрешено было говорить, писать, снимать все, что угодно. Ничто не умалчивается, но и не обсуждается всерьез. «Да, было. Но было до нас. Сейчас все по-иному», – таков лейтмотив того, что говорят, пишут и снимают. В том числе и о сталинских лагерях.

Ярким примером описанного подхода является увиденный мною недавно фильм «Фартовый», снятый по книге Леонида Мончинского «Черная свеча», написанной им в соавторстве с Владимиром Высоцким. Книга – страшная. Я думал, что после того, как я прочел Шаламова и Домбровского, удивить меня будет нечем. Оказалось, что я ошибался. Но кино, снятое по этой книге, оказалось дешевой «фильмой» об удачливом зэке. Все, что было связано с эпохой сталинских репрессий, в фильме не показано. Тема была намеренно выхолощена, и, к тому же: «Да, было, но было до нас».

А «при нас» есть вот что: за «Четвертой, сталинской, империей», как ее логическое продолжение грядет «Пятая империя». Почитайте издающуюся в России и имеющую свой сайт газету «Завтра», в которой ее редактор Александр Проханов еженедельно искушает читателей своими видениями будущего. Чего здесь только нет! И космолеты, и сонмы святых воителей, и наукограды с технопарками. Но, как известно, человеческий мозг создает новое лишь на основе синтеза известного старого. Речь идет не о науке, естественно, а о художественных образах. Так вот, писания Проханова, конечно же, являются не более, чем очередным сном Веры Павловны, в котором дичайшим образом перемешано лишь то, что уже было. Были уже и технопарки, и наукограды. За колючей проволокой. Именно в них, названных народом шарагами, создавались космолеты. Были и святые-воители, советские командиры, те, кого расстреляли перед войной, и те, которых не успели расстрелять, и которые, после своего освобождения из-за колючей проволоки, принесли Сталину победу. То, что пишет Проханов, является, по сути своей, жаждой реванша. Реванша, направленного, пока еще неизвестно против кого, но от этого не менее опасного, чем территориальные претензии к конкретным странам или угрозы в адрес конкретных социальных или национальных групп.

Не думайте, что все это безобидные реминисценции престарелого литератора, впавшего в своеобразный политологический транс, ничего подобного. Точно так же, как итальянские и немецкие интеллектуалы начала прошлого века своими, как казалось тогда, чисто теоретическими трудами обосновывали появившиеся позже концепции итальянского «нашего моря» и немецкого «жизненного пространства», сочинения господина Проханова вполне могут подвигнуть людей определенного склада ума на практические действия.

Да, коммунизм не был осужден, подобно нацизму, он просто распался, но из его останков на свет вышли все составные части этой эклектичной идеологии, которая в советском исполнении чего только не вобрала в себя. В результате этого на постсоветском пространстве мы наблюдаем широчайший спектр идей и тенденций, от крайне левых до клерикально-монархических. Поэтому любой из оставшихся без покровителя в лице СССР левый или националистический режим находит здесь, по крайней мере, идейное покровительство, что внушает ему определенные надежды и поощряет действовать в том же духе, что и прежде.

Их действия напоминают действия всех других диктаторских режимов, в том числе и действия Германии и СССР перед Второй мировой войной. Посмотрите, как они распространяют свое влияние на соседние страны, как они стараются поссорить те государства, которые они считают своими действительными или мнимыми соперниками. Как они, наконец, заключают союзы и против кого заключают. Их цели глобальны, они претендуют не меньше, чем на лидерство, если и не в мировом, масштабе, то уж в региональном – точно.

Кто же они, эти претенденты в сотрясатели вселенной? Их и называть не надо, они вам прекрасно известны. Предлагаю вам, читатель, проделать простой опыт. Закройте чем-нибудь следующий абзац, и напишите на листочке (только честно!) названия тех стран, которые у вас ассоциируются с термином «тоталитаризм».

Готово? Вот вам мой список: Венесуэла, Иран, Сирия, Северная Корея, Куба. Совпадает? И неудивительно. То, что этими странами правят руководители, как минимум, авторитарного толка, признается даже их апологетами. Наши оценки отличаются от оценок апологетов указанных режимов лишь тогда, когда те начинают оправдывать этих руководителей наличием враждебного окружения, происками империалистов, сионистов и прочих угнетателей.

Если же начать составлять списки тех стран, которые руководители государств, внесенных в наш с вами список, считают своими врагами, то, по крайней мере, две окажутся в этих списках общими. Это США и Израиль. Именно против них заключаются договоры, именно их пытаются поссорить с соседними государствами. И, как перед началом Второй мировой войны, создаются самые противоестественные, на первый взгляд, союзы. Террористическая организация исламистов суннитского толка ХАМАС, например, оказывается на содержании аллавитской правящей верхушки Сирии, которая, в свою очередь, спонсируется шиитским Ираном.

Однако, если уж мы занялись историческими аналогиями, то в конце статьи позволительно привести еще одну: до тех пор, пока есть люди, которые пытаются заигрывать то с исламистами из числа палестинских арабов, то с «ариями» из клерикального Ирана, не следует забывать о том, что колючая проволока, этот символ тоталитаризма, была не только орудием в руках разгромленного и осужденного нацизма, но и тем последним, что видели вожди третьего рейха во время своих прогулок по двору Нюрнбергской тюрьмы.

Сергей ВОСКОВСКИЙ