Шанс

Посвящается А. С. – «Анжелике»

Я все это знал и мог произнести то же самое и громче, и с выражением. Мне нужно было направление в санаторий. Потому и пришел.

– Острая пища вам вредна. Лучше всего – домашняя еда. Ну, например, что вы ели вчера на обед?

Я задумался. Обед, вчера… По объему их было несколько, а по времени – весь день.

– Ну, точно не припомню… Было хаши*. Потом было лобио**. А, да, и хачапури***, но это я ел до хаши. Что-то еще. Деталей не помню.

– Ну, тогда вопросов больше нет. Хаши на чесноке, лобио на репчатом луке и на чесноке. Удивительно, что вы своим ходом пришли. Так бы и сказали, что хотите на инвалидность в… Сколько вам?

– 27.

Врач задержал свой взгляд на мне несколько дольше, чем предполагает профессиональный интерес,

– На грузина вы не похожи. У вас что, жена грузинка?

– Не женат.

– А чего же у вас такое национальное меню?

– Отмечали окончание работ в каком-то кавказском ресторане.

Врач:

– Вы, наверное, забыли, почему здесь лежали почти месяц. Вам надо есть по часам вареную неострую пищу. Договоритесь на работе, чтобы вы могли… А кстати, где вы работаете? Здесь просто сказано, что инженер.

– На монтаже. Командировки.

– Тогда вы или меняете работу, или переселяетесь к нам в стационар. И надолго.

– Понял. Доктор, а как насчет направления в…

– Направление выпишу. Подумайте о том, что сказал. Это не шутки.

Я знал, что путевок в санаторные города Северного Кавказа не существует. То есть они есть, но их нет. Я надеялся купить курсовку на месте. После ночи в поезде и четырех часов в местной курортной поликлинике я получил немыслимое, то есть курс «Грязевые аппликации на живот», курс «Минеральные ванны» и раскладушку в гостинице.

Мне стало стыдно за то, что я думал про отечественную медицину, стоя в очереди. Но это сразу прошло, когда я решил подкрепиться. Единственным местом, куда не стояла километровая очередь, было кафе-мороженое. В дополнение к мороженому там готовили люля-кебаб, шашлыки и пекли лаваш.

Работа на монтаже приучила меня жить на 2 рубля 60 копеек в день. Так то же работа, а это я в отпуске. Другими словами, 2 руб. 60 коп. в день не хватало. В частности, их не хватало на два шампура бараньих шашлыков со свежеиспеченным лавашем в день. Хватало на мороженое.

Сейчас, стоя у витрины с восемью сортами мороженого и вдыхая неземной аромат бараньих шашлыков, с которых капал густой жир на груды лука в поддоне, я клял себя за выбор профессии. Но клял недолго, так как вспомнил, что могу занять.

Мое письмо приятелю было написано на открытке и, как все деловые депеши, было кратким: «Телеграфом 150».

Я рассчитывал получить перевод дня через четыре. Через шесть дней я получил от него письмо на трех листах, написанное очень бледными чернилами. Я узнал, что в город приехал режиссер Калитиевский и привез интересные фильмы. Далее следовал краткий синопсис этих фильмов. В конце письма было сказано, что мою шифровку прочесть не смог, но, зная меня, высылает телеграфом 75. Скорее всего, в конце недели. Если нет, значит, услали в колхоз на месяц. Деньги я получил через день. Аж 120.

Вспоминая разговор с врачом, я обратил внимание, что слово «мороженое» он не упоминал. Значит, можно. И как удобно! Не надо стоять в очереди в столовку. Съел три стаканчика пломбира, запил минеральной водой из бесплатного источника и пошел вышагивать по терренкуру в ожидании грязи на живот.

Когда в первый раз на мой впалый живот из нависшей надо мной трубы вывалился шмат чего-то похожего на горячий асфальт, я не охнул потому, что не успел. Полужидкий битум вдавил меня в лежак. Через несколько минут стало просто очень горячо. До этого – неописуемо. А потом стало тепло в животе, и я понял, почему у Будды такая улыбка. Я лежал с полузакрытыми глазами и тихо улыбался. Как и он. Правда, он сидел. Ну, это потому, что Будда.

После грязи почему-то очень хотелось шашлыков. Ну, хотя бы лука с бараньим жиром. Или макать свежий лаваш в луковый соус. А вот после минеральных ванн не хотелось ничего. Ванна была очень древняя, каменная. На стене висели песочные часы. Маленькие пузырьки обволакивали мозг. Я чувствовал, что отлетаю, хотя на самом деле тихо сползал в ванну все глубже и глубже. Но тут появлялась медсестра,

– Не сползай! Сиди так, чтобы сердце было над водой. Иначе втонешь.

Вот так и говорила: «втонешь». И это слово действовало. «Втонуть» не тянуло.

В очередной раз после ванн сидел старичком на скамейке. На другом конце скамейки устроился пухлый молодой парень. Он несколько раз взглянул на меня.

– Отдыхаете?

Я, без малейшего желания вести разговор:

– Да.

– Здесь столько людей со всей страны. Климат замечательный. А терренкур один из лучших в Европе. Здесь, говорят, и произошла дуэль у Баратынского с Пушкиным.

Я, зло:

– Ага. Только не у Баратынского, а у Толстого. И не с Пушкиным, а с Эйзенштейном. И не дуэль, а междусобойчик.

Он рассмеялся:

– Ну, вот как я вас легко проверил на интеллигентность. Сразу видно.

Он придвинулся.

– Я из Нальчика. А вы, наверное, из Ленинграда?

Я мог его рассмотреть. Слегка одутловатое лицо, бегающие белесые глаза, куча прыщей вокруг рта.

– Так вы из Ленинграда? – и сделал попытку положить мне руку на колено. – Здесь много наших. Вас интересует альтернатива?

Я поднялся, молча пошел по аллее. Слабость улетучилась. Появилось омерзение, как будто на лицо бросили тряпку с чьей-то блевотиной. Гулять расхотелось. Мой «сокамерник», здоровенный грузин, который большую часть дня лежал, держась за живот, был дома. Я с ним поделился недавней встречей. Он, не отнимая руки от живота:

– Налчык? Там их много. Разводят, навэрно. Ему что сдэлал? Нычего? Я бы плюнул под ноги. Грязь!

Новый день не приносил ничего нового. Большая часть отпуска уже прошла. Талоны на процедуры заканчивались. В один из дней, возвращаясь с «грязюки», я обратил внимание на группу, сидевшую на траве недалеко от аллейки. Двое мужчин и две женщины. Одна совсем молоденькая, а вторая, судя по всему, дуэнья при первой. В основном говорили мужчины.

Один – обстоятельный бородач в дымчатых очках. Второй – поджарый, в загаре, чем-то похожий на английскую гончую, с вытянутым вперед лицом. То, что это не родственники, было заметно. Поскольку говорили не тихо, я невольно прислушался. Разговор шел о поэте Борисе Чичибабине. Кроме фамилии, я о нем не знал ничего. Но… на люля-кебаб денег не хватало. Мороженое надоело. Вода из источника расслабляла кишечник. В номере гостиницы, тихо ругаясь по-грузински, проводил очередной день мой «сокамерник». Терренкур осточертел. Никакого гламура.

В общем, я остановился и проявил молчаливый интерес. Женщины сидели ко мне спиной. Заметив мое внимание, бородач:

– Интересно, молодой человек? Желаете присоединиться? Ну, это если дамы не возражают.

Женщины повернулись в мою сторону. И я остолбенел. В нескольких шагах от меня сидела Анжелика. Ну вот та, из «Анжелики – маркизы ангелов». Мишель Мерсье. Вживую. То есть сходство было почти нереальным.

Фильм прошел совсем недавно. Ажиотаж был большой. И там, у них, и здесь, у нас. Я понимаю, что вид был у меня хорошо ошалелый. Правда, когда бородач обратился к дуэнье, я вернулся в реальность:

– Ревекка Абрамовна, вы не возражаете, если молодой человек присоединится послушать? Вас, Светлана, я не спрашиваю, знаю, что вы очень гуманны.

Я молча подошел. В сторону Анжелики – Светланы я не смотрел. Не хотел разочаровываться. Судя по всему, я был единственный, кто не просто не смотрел на нее, но и не хотел смотреть. Видя, что я закрыт, собеседник бородатого обратился ко мне:

– Мы тут разговариваем о литературе. О поэзии. Диспут открытый. Вот у Светы отец – известный питерский журналист, и у нее особое мнение о Чичибабине, слыхали такого?

– Нет. Поэзию я знаю плохо. Особенно современную. Больше нравится древняя.

Я почувствовал на себе взгляды. Бородач:

– Любопытно. Светочка, Ревекка Абрамовна! Вам еще не осточертел наш треп? Не задерживаем?

– Треп интересен. Вот если он превратится в доклад…

Все рассмеялись.

– Да, так вам нравится древняя поэзия? Мы здесь все, включая Свету, технократы. Еще осваиваем Блеза Сандрара, «Проза о транссибирском экспрессе и о маленькой Жанне Французской». Как вам это?

– Да никак. Не достало.

Ревекка Абрамовна:

– Я тоже не поняла. Значит, нас уже двое.

– А что вас – да, достало, например? – голос был звонкий, но негромкий. Это уже Света.

– Ну, Бедиль, например.

– Не слыхала про него. Пример можете?

– Да я только купле… то есть одну строфу помню:

 

Ты прав, Бедиль,

Играть не безрассудно

Безумца роль.

Сошедшему с ума

Не так бывает горестно и трудно

Смотреть на мир,

Которым правит тьма.

 

Я говорил, глядя на бородатого. Он снял очки, потер переносицу. Отозвался поджарый:

– Сильно. Не слыхал о нем. Когда жил?

Я рассказал то немногое, что знал. Почувствовав себя лишним, я извинился, произнес затрепанную шутку о целебной воде и ушел. В гостинице делать было нечего, и я начал кружить по осточертевшему за десять дней терренкуру. На одном из поворотов ко мне подошел запыхавшийся парень.

– Слушай, девушку с коричневой сумкой не видел?

– Нет.

– Ч-ч-черт! Чего-то не то сказал, она обиделась, психанула и ушла. Вроде на эту аллею.

– Да нет, никто не проходил.

Парень достал сигареты.

– Куришь?

– Нет, спасибо.

Он закурил, помолчал, идя рядом.

– Она местная, где ее искать?

– Та одумается. Найдет, если захочет.

Парень вздохнул.

– Ага, если захочет. А ты чего, болящий или отдыхающий?

– Болящий. А ты?

– Проездом. Откуда сам?

В голове у меня тихонько звякнуло, и, подчиняясь этому, я спокойно:

– Из Мурманска.

С ударением на первом «а». Как местные говорят.

– Давно здесь?

И опять я подчинился тихому звоночку в голове:

– Да всего пару дней.

Парень:

– Ну ладно, давай, лечись.

Он ускорил шаги и скрылся за поворотом. Почему-то я не удивился, встретив его минут через десять. Он обратился ко мне как к знакомому:

– Нету ее. Понятия не имею, где искать.

Я промолчал, понимая, что продолжение последует. Оказался прав:

– Слышь, земеля, не торопишься?

– Да нет.

– Скукотища здесь. Давай в картишки сгоняем? Да вот здесь, прямо на травке. Не брезгуешь?

Он расстелил газету на траве, кинул колоду карт. Как я и ожидал, вскоре подошли еще двое:

– Ну слава богу, хоть есть нормальные люди! Присоединиться можно?

Конечно, они присоединились. Конечно, первые разы мне шла такая карта, что я мог бы жить в Монте-Карло и даже не в кредит. Поскольку, «чтобы было интересно хоть как-то», играли на деньги. У меня с собой было рубля четыре. Они кончились быстро. Я сказал, что играть дальше не могу, ибо наличных нет. Мой «провожатый» начал занимать мне деньги. Пока у меня была идеальная карта, я не возражал. Но как только карта в первый раз чуть ушла в сторону, я решительно сказал «нет». Открыли карты. И я опять выиграл. На газете уже лежало пару сотен точно.

– Ну все, поиграли – и ладушки. Спасибо за компанию. Разбирайте с газетки, где чье.

Это сказал я. Наступило молчание. Нехорошее. Потом тот, кто пришел последним:

– Твоих денег здесь сколько?

– Четыре рубля.

Голос из-за плеча:

– А я ж тебе занимал.

– Ну, спасибо, конечно. Вон, все на газете, бери, что свое.

Опять молчание. А потом фраза, значение которой я понял не сразу:

– Можешь идти. Мы тут разберемся.

И я ушел.

Дней до отъезда оставалось мало. Процедуры окончились, чувствовал я себя никак, в основном просиживал время на скамейке, ничего не читая, а просто смотря на песок под ногами. И вот так, глядя в песок, раз услыхал:

– Привет.

В упор на меня смотрела Анжелика. Это та, что Света. Тетя Рива, вернее Ревекка Абрамовна, стояла рядом и слегка насмешливо рассматривала меня.

– Нас помнишь? Эта моя тетя Рива. А меня зовут Света.

Во мне сработал годами отработанный с моим другом алгоритм:

– Ну почему ты не спросишь, а как меня зовут?

На мгновение в ее глазах мелькнуло удивление, и вдруг, я был уверен, что не ошибся, она подхватила:

– Ну, а как тебя зовут?

Я понял, что Света включилась, потому что и ее голос соответственно изменился. Я встал, выпятил живот, подбоченился и громко возвестил:

– Меня зовут Карлсон, который живет на крыше!

Проходившая мимо пожилая пара на мгновение остановилась, мужчина улыбнулся, а женщина рассмеялась.

– И я мужчина в самом расцвете сил!

Засмеялась тетя Рива. А Света, в точном соответствии со сценарием:

– А когда наступает этот самый расцвет сил?

Я, искренне, как и герой мультфильма:

– Ну-у, не будем об этом.

Мы провели целый день вместе. Я имею в виду – вместе с тетей Ривой. Я ее понимал, так как на Анжелику смотрели все. Некоторые забегали вперед и еще раз смотрели на нее.

Возле источника минералки кто-то подослал маленькую девочку с открыткой и ручкой. Света улыбнулась, спокойно написала «Я – не Она», подрисовала смешную рожицу и отдала открытку счастливой девочке.

И так прошло еще два дня. А на третий день я никуда не пошел. Не смог. Разболелось все, что так невнятно лечил две недели. Я лежал на раскладушке, прижав подушку к животу. Завтра надо было уезжать. А я не мог даже представить, как дотащусь до поезда. На соседней кровати огромный грузин Лаша лежал на спине, что-то негромко мурлыкая. Мелодия была на удивление солнечная и незамысловатая. Боль была не острая, а тяжелая и тупая. Она не отпускала. Ни есть, ни пить мне не хотелось. Я устал чувствовать боль и задремал. Вернее, отключился. Разбудил меня недовольный голос Лаши:

– Зачэм стучишь? Нэ надо убирать. Ну, что хотэл?

А потом вдруг негромкий гортанный звук, как поперхнулся, и:

– Слушай, ты к кому пришел? Ко мне? Не ко мне? Значыт, к нэму…

И негромкий звонкий голос:

– К нему. А это вам. Он мне сказал, что вы болеете.

Я сквозь заливающий глаза холодный пот видел, как Света поставила на тумбочке у кровати Лаши две бутылки кефира, подвинула единственный стул к моей раскладушке и села рядом. На пол она поставила большую пляжную сумку.

– Слушай, красавица, отвернысь, сейчас аденусь и уйду.

И, громко обращаясь ко мне:

– Ты, дарагой, нэ тарапысь. Прыду утром. Слушай, такой красывый, такой добрый. Где был двадцать лет назад? Пачему не встретил?

Света:

– Ну, наверное, потому что я была в детском саду.

И, уже обращаясь ко мне:

– Тут тебе легкий суп и манная каша. Когда поезд?

Потом помолчала и негромко:

– А вот где же ты был полгода назад?

И слегка крутанула на тоненьком пальце обручальное кольцо.

 

*Крепко сдобренный чесноком бульон, изготовляемый из говяжьих потрохов или баранины (главным образом ножки, желудок, части головных костей), называемый хаши. Слово «хаши» переводится как «варево». Как готовить хаши, знает любой мужчина, ведь именно они и готовят это блюдо, не подпуская женщин.

**Готовится как из стручков зеленой фасоли, так и из отварной красной фасоли с зеленью и/или зернами граната.

*** Грузинское национальное мучное изделие, закрытый пирожок с начинкой из сыра и яйца.

Alveg SPAUG