Самородки в старых мемуарах вождя

Пуганая ворона куста боится, и многие республиканцы уныло продолжают предсказывать победу Обаме. Но для этого он должен закончить предвыборную гонку лучше, чем он ее начал.

Прогалины в зале и хиленькая победа над уголовником

Предвыборная кампания президента идет полным ходом уже давно, но официально он начал ее лишь на прошлой неделе. В зале, в котором происходила церемония, просматривалось на телеэкране много свободных мест. Республиканцы вволю поглумились над этими прогалинами, а демократы парировали, что в огромном зале пустовали лишь считанные тысячи мест.

Но для политика, которого всего четыре года назад носили на руках как пророка и надежду человечества, а от его речей по ногам у либеральных комментаторов бежали мурашки, это была довольно убогая картина.

Второй удар имиджу Обамы нанес уголовник Кит Джадд, который баллотировался против него на демократических праймериз в Западной Вирджинии, сидя в техасской тюрьме, где он отбывает 17-летний срок за угрозы. Джадд проиграл президенту, но все-таки получил 41% голосов и забрал у Обамы 8 из 55 графств штата. Это был позорный результат для нашего кормчего.

    Одновременно СМИ, наконец, вчитались в мемуары «Мечты моего отца», которые Обама написал в 34-летнем возрасте и на этом разбогател. Это был один из наименее читаемых бестселлеров в истории. Четыре года назад СМИ вчитаться в него не сподобились, но срок давности, наконец, кончился, и теперь они выкапывают из мемуаров нашего вождя все новые самородки.

Президент-собакоед

На минувшей неделе Обама сделался первым президентом в истории США, который публично высказался за однополые браки. Но он также является первым президентом-собакоедом.

Во второй главе его мемуаров есть пассаж, посвященный совместным трапезам маленького Барри с его индонезийским отчимом Лоло Соеторо. Красивое, кстати, имя.

«Я познакомился с собачатиной (жесткая), змеиным мясом (еще более жесткое) и жареными кузнечиками (хрустящие)», – вспоминает лидер свободного мира.

Перед этим обамовский агитпроп долго перепевал на все лады историю о том, как семейство Ромни ездило в 1983 году на отдых в Канаду и везло своего песика Сеймаса в коробке на крыше машины. Ромни говорят, что Сеймас был в восторге от такой транспортировки и все норовил запрыгнуть на крышу.

Но демократы спуcтили на Ромни всех собак, а их пудели в прессе дружно им подвывали. Обозревательница «Нью-Йорк таймс» Гейл Коллинз, например, помянула об этом десятки раз. И вдруг Джим Тричер с сайта «Дейли коллер» обратил внимание на приведенный выше пассаж о том, как Обама лакомился собачатиной.

Главный политтехнолог президента Дэвид Аксельрод, который изрядно поиздевался над Ромни из-за нештатной перевозки Сеймуса, вдруг понял, что собачья тема стала невыгодна для Белого дома.

«Я считаю, что немножко абсурдно обсуждать то, что президент делал десятилетним мальчишкой!» – заявил Аксельрод своему ручному каналу Эм-эс-эн-би-си. Ну, скорее шестилетним, но кто считает.

Обамовские пиарщики заявили, что некорректно сравнивать шестилетнего мальчонку, у которого просто не было иного выбора, со взрослым мужчиной Ромни, которого никто не заставлял загонять собаку на крышу.

Канадская собачница Кейт Макмиллан в ответ предложила им «провести эксперимент». «Положите перед нормальным шестилетним американцем тарелку и скажите ему, что это собачатина, – писала она. –  И вы увидите, что он вам устроит».

Но маленький Барри Соэторо не был нормальным американским ребенком в свой индонезийский период. Не был он вполне нормален и в другие периоды.

 

Негритянский период вождя

Судя по его мемуарам, после того, как он решил, что ему будет целесообразнее переквалифицироваться в негры, и сделался из Барри Бараком, молодой Обама стал  одержим расовым вопросом. Он вспоминает, что, когда ему было девять лет, он прочел в журнале «Лайф» статью о негре, который был так угнетен свой чернотой, что стал отбеливать себе лицо едкими химикатами, как, кажется, делал потом с переменным успехом Майкл Джексон (термина «афроамериканец» тогда еще не изобрели).

Беда в том, что такой статьи в «Лайфе» сроду не было.

Тогда Обама вспомнил, что видел ее в глянцевом журнале «Эбони», то есть «Эбонит». Но и в «Эбони» ее не сыскали.

В свой гавайский период маленький Барри учился в дорогом интернате, где были, в основном, белые. Он пишет, как сопереживал своему единственному черному другу, страдавшему от расизма. Наш мемуарист дал ему имя Рэй.

Сопережевающая Обаме «Чикаго трибюн» разыскала этого друга, который оказался полуяпонцем-полугавайцем по имени Кит Какугава и сообщил, что они с Обамой никогда на расовые темы не говорили.

Наш кормчий поведал в книге, что в аспирантские годы пригласил свою белую герлфренд на пьесу чернокожего драматурга.

«Это была сердитая пьеса, – вспоминает вождь, – но очень смешная. Типичный юмор американских чернокожих. Аудитория была, в основном, черная, и все смеялись, хлопали в ладоши и кричали, как будто они в церкви».

В церкви?

«После того, как пьеса закончилась, – продолжает Обама, – моя подруга стала говорить о том, почему это чернокожие вечно так озлоблены. Я сказал, что дело в памяти (кажется, я заметил, что никто ведь не спрашивает, почему евреи вспоминают Холокост). Она ответила, что это разные вещи. Я сказал, что нет. Она сказала, что злость заводит в тупик… Когда мы вернулись в машину, она заплакала. Она сказала, что она не может стать черной. Она бы стала, если бы могла, но она не может. Она может быть лишь самой собой».

Обаме пришлось с ней порвать (хотя недавно она сказала биографу Обамы Дэвиду Маранису, что это она послала будущего президента).

Надо было читать его мемуары вовремя. Они посильнее «Фауста» Гете.

 

У кого в роду больше многоженцев

Споткнувшись о догбургер и змеиный супчик маленького Барри, президентский агитпроп больше не мог доить байку о крышевании республиканской собаки, но тут же нашел ей замену. Ибо дурное дело нехитрое. Замена заключалась в мормонском многоженстве.

Губернатор Монтаны демократ Браян Швайцер заметил, что Ромни вряд ли привлечет на свою сторону женщин, поскольку его батюшка «родился в полигамистской общине». А 86% женщин, подчеркнул Швайцер, «не являются большими поклонницами многоженства».

Я не слышал, чтобы кто-то проводил такой опрос, но готов поверить, что большинство женщин не приветствует многоженство, и удивлен, что 14 процентов, очевидно, смотрят на дело иначе. Швайцер, я полагаю, имел в виду американок, а не иранок.

Он, как я понимаю, имеет в виду, что 86% избирательниц дружно отвернутся от политика, чей батюшка имел несколько жен. Ну, как я.

На самом деле батюшка Ромни не был полигамистом. Его дедушка – тоже. Полигамистом был его прадед Майлс Парк Ромни, который умер в 1904 году. По логике Швайцера, многоженство Майлса аукнется его правнуку 108 лет спустя.

Взглянем на его оппонента. Отец Обамы был многоженцем. Его дед был многоженцем. Его прадед был многоженцем и, кстати, имел на одну жену больше, чем прадед Ромни, у которого было четыре. Как замечает публицист Марк Стайн, у которого я почерпнул многие из приводящихся здесь фактов, Барак Обама, похоже, является первым немногоженцем в своем роду, кишащем полигамистами.

Опросы показывают, что среди избирательниц Обама пока идет впереди Ромни. Быть может, они все же более благосклонны к многоженству, чем считает губернатор Швайцер?

Отдельные несознательные мормоны продолжают практиковать полигамию, но мормонская церковь от нее давно официально отказалась. В западном мире полигамию практикуют не мормоны, а мусульмане. Их многоженство фактически признано органами соцобеспечения Франции и канадской провинции Онтарио, а юридически – пенсионной системой Великобритании.

Однако наши ежевечерние комики приберегают свои многоженские шуточки лишь для мормонов. Они безответнее.

 

 

Владимир КОЗЛОВСКИЙ