Русский детский сад в Америке

«Теперь моя дочь поняла, как трудно воспитывать детей», – подумал я после традиционного семейного обеда в её доме. Вся её семья несколько дней назад вернулась из отпуска, и теперь она укладывала детей спать. Было это весьма не просто, потому что четырёхлетний Лёва ревновал мать к своей младшей сестрёнке. Он всячески пытался привлечь к себе внимание. Сначала он требовал, чтобы ему почитали, потом чтобы его обняли, затем чтобы пожелали спокойной ночи, а когда, наконец, выполнив все его требования, Марина уже собиралась уйти, вспоминал, что хочет на горшок. После повторного чтения, третьего поцелуя и четвёртых объятий он всё-таки затих, и моя дочь вернулась в столовую.

К этому времени я уже сидел на диване, закинув руки за голову, и расспрашивал зятя, как ему понравилось Карибское море.

– Хорошо, – говорил он, – только ваш внук ни за что не хотел в него залезать, а когда я всё-таки затаскивал его, он орал, как резаный.

– Жаль.

– Очень жаль, ведь мы в будущем году опять туда собираемся.

– Значит, его надо научить плавать.

– Конечно, надо, но я работаю по десять часов в сутки, Марина сидит с маленькой и отлучаться из дома не может, да и живём мы сейчас на одну зарплату, так что в финансовом отношении тоже…

– Я заплачу за его уроки.

– Откуда у вас деньги, вы же на пенсии.

– Наскребу по сусекам.

– Неудобно.

– Ничего неудобного, – возразила Марина, – это он делает для внука. Правда, папа?

– Правда, но всё равно ты должна была бы меня поблагодарить.

– Спасибо, дорогой, но ведь и ты должен был бы меня поблагодарить за то, что я родила ребёнка, который похож на тебя как две капли воды. Он так же упрям и капризен, а когда его просят что-нибудь сделать, находит тысячу причин, почему именно это и именно сейчас он сделать не может.

Я уже раскрыл было рот, чтобы возразить, но в этот момент внук вышел из своей комнаты и сказал:

– Мама, я хочу спать.

– Так иди в койку.

– Нет, пусть меня дед уложит.

– Ты сам его попроси.

Лёва залез на диван, уселся рядом со мной и точно, как я, закинул руки за голову. Дочь хмыкнула, а я взял его в охапку и понёс в кровать, думая, как правильно ответить Марине. Вернулся я не скоро, но продолжил разговор так, как будто он ни на секунду не прерывался.

– Марина, если бы я был таким уж капризным, то не забирал бы Лёву каждый день из детского сада.

– Тебе самому это приятно.

– В жизни есть и другие удовольствия, – возразил я.

– Есть, конечно, но есть и обязанности. Природа разрешает человеку жить после окончания периода воспроизводства только для того, чтобы он помогал воспитывать потомство. Ведь homo sapience, в отличие от всех других живых существ, рождается недоразвитым и его надо ещё долго учить, чтобы он стал полноценной личностью.

– Когда дети слушают старших, процесс значительно ускоряется.

– Мы тебя послушали и отдали Лёву в русский детский сад, но процесс от этого только замедлился.

– Это ещё почему?

– Потому что там воспитательницы не знают английского.

– Ты живёшь в Америке, английский твои дети выучат, а вот русский могут и забыть.

– В этом саду драконовские законы, там надо платить штраф, если забираешь ребёнка после шести вечера.

– Тебе-то что, ведь забираю его я.

– Ты забираешь только в критических ситуациях.

– Значит, у вас уже два года критическая ситуация, а последние три месяца она настолько критическая, что после сада я ещё должен гулять с Лёвой, пока ты кормишь маленькую.

– Тебе это только на пользу, ты проводишь время с собственным внуком, да ещё и на улице. Посмотри, как ты загорел. Ты и выглядишь намного лучше, чем твои друзья-писионеры. Они даже из дома не выходят.

– Доченька, ты всё время пытаешься доказать, что ты умнее меня, но ты не оригинальна, все дети считают, что они умнее родителей.

– А некоторые даже оказываются правы.

– И я очень надеюсь, что мой внук будет одним из них.

***

Я предложил заплатить за уроки плавания и возить Лёву в бассейн, потому что боязнь воды он унаследовал от меня. Возник этот страх, когда мне было лет семь и я с приятелем катался на льдине. На середине пруда льдина раскололась, и мы оказались в воде. Мой друг поплыл к берегу, а поскольку я плавать не умел, то попытался взобраться на самый большой кусок льдины, но он опять раскололся, и я запаниковал. Помощи ожидать было неоткуда и, чтобы не утонуть, я стал повторять движения своего приятеля. Ужас придавал мне сил, я догнал друга, и на берег мы вышли почти одновременно. После этого я стал бояться воды, и чувство это, вероятно, передалось через поколение.

В бассейне меня заставили заплатить за год и предупредили, что ни при каких условиях деньги мне не вернут. Я не стал спорить, так как не надеялся, что Лёва научится плавать раньше указанного срока.

Тренировать Лёву должна была студентка, будущий врач-педиатр, которую, по отзывам, очень любили дети, но Лёва на её уроке стал плакать. Я очень хорошо его понимал: мало того, что незнакомая женщина говорила с ним на неизвестном языке, она ещё пыталась затащить его в воду. В какой-то момент у меня даже мелькнула мысль, что, может, и стоило отдать Лёву в американский детский сад. Тогда он, по крайней мере, понимал бы, чего от него хотят. Я сказал тренерше, что мой внук не очень хорошо знает английский и я должен ему переводить. Я и сам нервничал, от чего мой акцент стал сильнее обычного и будущий педиатр приложила руку к уху, чтобы лучше меня понять. Судя по всему, ей это не помогло, она сделала жест, который должен был обозначать «ладно, делайте, что хотите» и минут двадцать уговаривала Лёву прежде, чем он позволил внести себя в бассейн на руках. Остальные её ученики остались без внимания, и она вынуждена была вызвать помощника.

Когда он позировал для последнего снимка, детей, с которыми он начинал занятия, перевели в группу более высокого уровня. Лёву же оставили на повторный курс, и у него сменился тренер. Это был молодой человек, который всё время улыбался. У меня создалось впечатление, что улыбка у него врождённая, и я про себя называл его оптимистом. После нескольких вводных уроков он стал учить детей нырять. Положив на воду пенопластовый прутик, он нырнул с одной его стороны и вынырнул с другой, продемонстрировав, что надо делать. В его группе было три ребёнка. Первый проделал это упражнение сам, второй – с помощью тренера, а мой внук ни за что не хотел нырять и каждый раз, когда его пытались протащить под прутиком, отчаянно вырывался и кричал во весь голос. На несколько мгновений тренер из человека, который смеётся, превратился в человека, который вот-вот заплачет, и я очень хорошо его понимал. Здесь же нельзя заставлять детей делать то, чего им не хочется. В США это считается насилием и преследуется законом, а совершать такое насилие у всех на виду вдвойне опасно. Оптимист пытался уговорить Лёву и, хотя провёл с ним гораздо больше времени, чем с другими учениками, так ничего и не добился. Моё поведение тоже подействовало на него, потому что, в отличие от остальных родителей, которые, отдав детей, сразу же начинали играть со своим планшетом, я стоял рядом с бассейном и внимательно наблюдал за происходящим. Я бы, может, и играл, но не знал, как, да и планшета у меня не было. После этого урока тренер пожаловался менеджеру, а тот вместо групповых занятий предложил мне индивидуальные классы, пообещав, что с Лёвой будет заниматься лучший педагог. Я согласился, и в следующий раз в бассейне моего внука встретил огромный детина с угрюмой физиономией. Он сказал, что его зовут Джереми и он новый тренер. Я привычно встал рядом на случай, если понадобится моя помощь, но Джереми жестом показал мне, чтобы я не мешал. В нём не было ни любви, которую проявляла к детям будущий врач-педиатр, ни безразличия, которое скрывал за своей жизнерадостной улыбкой оптимист, зато ясно угадывались замашки отставного мичмана. Он положил на воду прут из пенопласта и поднырнул под него, потом что-то сказал Лёве. Лёва пытался было протестовать, но Джереми схватил его за голову, окунул и протащил под водой на другую сторону прута. Вынырнув, Лёва хотел было заплакать, но не успел: его протащили под прутиком в обратную сторону. После четвёртого раза мой внук почувствовал, что бороться бессмысленно, и стал обречённо делать всё, что требовал Джереми.

Когда вечером Марина спросила меня, каковы успехи её сына, я замялся, а Лёва стал хвастать, что у него был новый тренер, который научил его нырять.

Через некоторое время я, как обычно, взял внука из детского сада и он сказал, что у них появился новый мальчик по имени Рик, который отнял у него игрушку.

– А ты что сделал? – спросил я.

– Заплакал.

– Воспитательница это видела?

– Нет, она спросила меня, что случилось, и я ей рассказал.

– А она?

– Она отругала Рика.

– Он же американец и, наверное, не понимает по-русски!

– Конечно, не понимает, но, когда она замолчала, Рик сказал: «I am sorry».

Я не на шутку расстроился. Мой внук, вместо того, чтобы постоять за себя, плачет и жалуется. Я сказал ему, что мы поедем на детскую площадку и я буду обучать его элементам ведения ближнего боя, но, когда я попытался усадить его в машину, он стал плакать и колотить меня своими маленькими кулачонками. Происходило это у всех на виду, и я испугался, что какой-нибудь сердобольный американец позвонит в полицию и обвинит меня в издевательствах над ребёнком.

Я не понял, почему Лёва так странно реагирует на моё предложение. Оказалось, я от расстройства забыл, что в тот вечер у него был бассейн и он ни за что не хотел пропускать урок с дядей Джереми.

По дороге в бассейн я несколько раз повторял внуку, что обиды прощать нельзя и, если Рик опять попытается отнять игрушку, надо его бить так же, как он сам бил меня всего несколько минут назад.

Вечером Лёва рассказал про Рика родителям, но зять объявил, что, если Рик извинился, инцидент надо считать исчерпанным, а завтра, когда он отведёт сына в сад, сам поговорит с воспитательницей.

– От разговоров толку не будет, – возразил я, – она ничего не сделает.

– Тоже не страшно, дети всегда ссорятся, а потом становятся друзьями.

– Конечно, становятся, только сначала будущему другу надо набить морду.

– Мы живём в Америке, а здесь всё по-другому.

– Если бы всё было по-другому, то здесь не было бы ни полиции, ни тюрем, а они есть, и полиция никогда не остаётся без работы, а тюрьмы никогда не пустуют. Кроме того, мой внук ходит в русский детский сад, а там ещё живы традиции страны исхода.

– Значит, мы его переведём в американский.

– Там будет то же самое. Сущность человека везде одинакова, он уступает только силе.

– Я тебе запрещаю учить его драться, – вмешалась Марина.

– Он мой внук, и я хочу, чтобы он умел постоять за себя.

– Он мой сын, и воспитывать его я буду так, как считаю нужным.

– Ты сделаешь из него неженку и труса.

– Нет, просто он не будет забиякой и драчуном.

– Он должен быть мужчиной, а не тряпкой.

– За порядком в детском саду должны следить воспитатели, а не родители, тем более не дедушки.

– Эти воспитатели не могут и слова сказать по-английски.

– Они же заставили Рика извиниться.

– В следующий раз Рик опять отнимет у Лёвы игрушку, а потом извинится. Надо научить Лёву драться.

– Ни за что. Ты должен дать мне слово, что не будешь этого делать.

– Обязательно буду.

– Тогда ты его больше не увидишь.

– А кто будет его из сада забирать?

– Я.

– А в бассейн водить?

– Не надо мне никакого бассейна.

– Не надо?!

– Не надо!

– Посмотрим, – сказал я и, придя домой, позвонил в бассейн. Поздоровавшись, я назвал свою фамилию и сказал, что, ввиду изменившихся обстоятельств, должен забрать Лёву и прошу вернуть мне деньги за оставшуюся часть учебного года. Мой собеседник подозрительно быстро согласился и пообещал сегодня же выслать чек. По голосу я узнал тренера-оптимиста и тут же почувствовал, что погорячился. Внук мой не виноват, что я поссорился с его матерью, да и с ней я, в конце концов, помирюсь.

У нас с Мариной случались и более серьёзные размолвки. Самая большая произошла, когда ей было лет пятнадцать и она со всем жаром юности отстаивала программу Greenpeace, не соглашаясь ни на какие компромиссы. Меня это в конце концов вывело из равновесия, и я назвал её гринпиской. Она в ответ обозвала меня солдафоном, после чего мы не разговаривали целый месяц. Но с тех пор ситуация изменилась, и я надеялся, что сейчас Марина будет с большим пониманием относиться к чужому мнению.

Всё это промелькнуло у меня в голове за долю секунды, и я хотел сказать собеседнику, что не надо торопиться, но он уже повесил трубку. Потом ещё в течение часа я безрезультатно пытался до него дозвониться. Настроение у меня совсем испортилось, и для того, чтобы отвлечься, я решил измотать себя бегом. Когда-то это считалось самым надёжным способом для снятия напряжения.

Я переоделся, вышел на улицу и начал бег. Стартовал я очень резво, но скоро был вынужден снизить скорость, а когда стало покалывать сердце, перешёл на шаг и вернулся домой. Сердце продолжало напоминать о себе, и я поехал в «скорую».

Врачом оказалась молодая женщина, с которой я познакомился года полтора назад на детской площадке. Она пришла туда с тремя детьми и ни одного не упускала из виду, чем привела меня в полный восторг. Она наперегонки бегала со старшим, качала на качелях среднего и спускалась с горки с младшим. Я с восхищением наблюдал за ней и жалел, что не встретил её лет тридцать назад, когда у меня было достаточно сил, чтобы не ударить лицом в грязь. Пожалуй, даже десять лет назад я мог бы стать ей достойным партнёром. Чего там десять, в прошлом году, и то…

Мысли эти унесли меня в другой мир, и я совершенно забыл о собственном внуке. Лёва сам напомнил о себе, когда дёрнул меня за рукав и сказал, что потерял панаму. Мы стали искать пропажу по всей площадке. Через секунду мать троих детей подошла ко мне и, протянув потерю, спросила:

– Это ваша?

Я примерил панаму и хотел сказать, что она мне мала, но женщина, не дождавшись ответа, бросилась на горку, с которой собирался съехать её младший сын.

С тех пор, встречаясь на детской площадке, мы всегда с удовольствием общались.

Узнав причину моего визита, она заявила, что бегать в таком темпе мне нельзя.

– Почему? – спросил я.

– Вспомните, сколько вам лет.

– Я и не забывал, – буркнул я, – но сейчас-то что мне делать?

– Помиритесь с дочерью, у вас всё пройдёт.

Я и сам это понимал, но Марина была моя дочь и в упрямстве даже мне могла дать фору. Она уговорила своего мужа не только отвозить Лёву в детский сад, но и забирать его оттуда. Зять нехотя согласился, но в конце рабочего дня его вызвали на срочное совещание, и Марина должна была поехать за сыном сама. Она с трудом упросила соседку посидеть с её трёхмесячной дочкой и через весь город помчалась в детский сад. Дверь в помещение она открыть не смогла, потому что не знала код, а когда, наконец, вошла вместе с другой мамашей, её задержал охранник. Он заметил, как она растерянно стояла на улице и безуспешно нажимала кнопки кода. Этот охранник начал работать в детском саду недавно и дочь мою ни разу не видел, потому что отвозил туда внука зять, а забирал я. Охранник потребовал у Марины документы и, внимательно изучив удостоверение, спросил, за кем она пришла. Она ответила, но он заявил, что у Лёвы другая фамилия. Действительно, моя дочь, после замужества осталась на своей фамилии, а внука записала на фамилию мужа. Объяснения Марины его не убедили и, достав список контактных телефонов, он позвонил Лёвиной матери, то есть ей, но её мобильный не отвечал: впопыхах она забыла его дома. Тогда охранник позвонил отцу ребёнка, но тот был на совещании и не брал трубку. Марина в отчаянии дала ему мой номер, и я тут же приехал. Меня охранник знал очень хорошо: он почему-то сразу проникся ко мне симпатией, несколько раз рассказывал мне о своём армейском прошлом и критиковал отсутствие дисциплины на гражданке. Я поздоровался с ним и подтвердил, что подозрительная особа с непонятной фамилией – моя дочь. Только после этого он разрешил ей взять ребёнка. Затем, желая загладить неловкость, этот отставник советского образца сказал, что у него было чёткое указание посторонних к детям не впускать.

– Я не посторонняя, – недовольно сказала Марина.

К этому моменту приехала хозяйка детского сада и, узнав в чём дело, стала многословно извиняться. Перейдя на английский, она сказала, что, конечно, охранник вести себя не умеет, разумеется, он мужлан и не знает правил хорошего тона, но ведь наняли его для того, чтобы он обеспечивал безопасность, а не для обучения детей этикету. В конкурирующих детских садах секьюрити вообще нет, а при теперешней неспокойной обстановке в городе это весьма рискованно и лучше уж иметь исполнительного солдафона и быть спокойной, чем не иметь никого и постоянно волноваться. Кстати, за спокойствие она платит большие деньги.

Солдафон этот, как я впоследствии выяснил, её отец и сколько она ему платит и платит ли вообще, никто не знает.

Происшествие это так подействовало на мою дочь, что, вернувшись домой, она позвонила мне с извинениями. Выглядели они так:

– Привет, папа, как дела? – сказала Марина.

– А тебя это действительно интересует? – спросил я.

– Конечно, я хочу узнать, не соскучился ли ты за своим внуком?

Разумеется, я соскучился, но говорить об этом было бы тактической ошибкой, и я молчал.

– Неужели ты не хочешь его увидеть? – не выдержала она.

– Хочу.

– Ну и отлично. У тебя на сегодняшний вечер планы есть?

– До того как ты позвонила, были.

– Тогда приходи к нам на обед.

– Когда?

– В шесть часов.

– В шесть не могу, я должен выгуливать соседскую собаку.

Марина, зная моё отношение к домашним животным, решила, что я шучу. Но я не шутил. После ссоры с ней и визита к врачу я провёл бессонную ночь, а рано утром, выйдя на улицу, встретил соседа и стал жаловаться ему на жизнь. Он выслушал меня и сказал, что лучший способ обрести спокойствие – это завести собаку. Он тоже не мог найти себе места после того, как от него ушла жена, и ожил, только купив щенка. Теперь у него есть настоящий друг, который его отлично понимает и благодаря которому он регулярно бывает на свежем воздухе. За несколько месяцев общения с собакой он совершенно успокоился, а вот его бывшая супруга – наоборот. Она поселилась у матери и, похоже, мать достаёт её гораздо больше, чем он. Во всяком случае, она предложила встретиться, и в шесть часов он едет на свидание. Вывести собаку будет некому, так что, если я заменю его, то смогу на практике проверить, нужно ли мне заводить щенка.

– А когда твой собачий друг вернётся? – спросила Марина ледяным тоном.

– Обещал часов в восемь.

– Хорошо, приходи к чаю.

Выгуливая собаку, я всё время думал о предстоящем обеде и то и дело глядел на часы. Моя нервозность передалась собаке, и она лаяла на каждого встречного. Во избежание инцидентов я быстро вернулся домой, но, когда собрался ехать к дочери, пёс начал так жалобно скулить, что я решил подождать хозяина и позвонил Марине предупредить, что задерживаюсь.

– Я рада тебе в любое время, – процедила она сквозь зубы.

Сосед вернулся поздно и по его умиротворённому виду было ясно, что он с женой помирился, может быть, даже несколько раз.

За чаем дочь попросила меня вернуться к прежним обязанностям, потому что Лёва уже несколько раз спрашивал про дядю Джереми. Я рассказал ей о своём разговоре с руководством бассейна, но она пообещала всё уладить.

На следующий день, забрав внука из сада, я попросил его рассказать, что произошло за два дня, пока я его не видел. Он ответил, что Рик отнимал у него игрушку, он плакал, воспитательница воспитывала, а обидчик извинялся.

– Ты это отцу говорил? – спросил я.

– Да, он считает, что, когда Рик говорит «I am sorry», его надо прощать.

Кипя от негодования, я повёл Лёву на площадку и стал показывать ему, как надо драться, но проверить, насколько полезен был мой урок, не смог, потому что на следующий день Рик уехал с родителями в Мексику.

Между тем Марина позвонила в бассейн, но, когда там узнали, с кем имеют дело, сказали, что до конца года все места заняты. Я решил, что это даже лучше и у меня будет больше времени подготовить внука к возвращению обидчика. Каждый вечер вместо гуляния я отнимал у Лёвы игрушку и учил, как себя при этом надо вести. Продолжалось это дней десять, а на одиннадцатый пошёл снег с дождём. На дорогах было много аварий и страшные пробки. В детский сад я опоздал и, увидев меня, охранник многозначительно посмотрел на часы. Я очень хорошо понял его взгляд и напомнил ему, что я дед того самого мальчика, матери которого он совсем недавно не отдавал собственного сына. Затем я добавил, что из-за этого она хотела перевести Лёву к американским конкурентам и мне с большим трудом удалось её отговорить. Выслушав меня, охранник стал более покладистым и великодушно согласился не брать с меня штраф за опоздание. Я поблагодарил его и побежал к Лёве. Мой внук был один и, увидев меня, расплакался. Вероятно, он думал, что про него забыли. Пытаясь его утешить, я стал ему рассказывать, почему опоздал и как ловко избежал штрафа. Я хотел повторить эту историю и его матери, но, увидев Лёву, она обняла его и начала целовать. Оказывается, она не могла до меня дозвониться и испугалась, что мы попали в аварию. Закончив с поцелуями, она спросила сына, что он делал в детском саду.

– Я ел конфеты, которые Рик привёз из Мексики.

– Вот видишь, – сказала она мне, – я же говорила, что в Америке не надо бить морду, чтобы подружиться.

Я хотел было возразить, но понял, что тогда мы опять поссоримся, и, быстро простившись, поехал домой.

На следующий день, забирая внука из садика, я услышал, как какой-то молодой человек по-английски жаловался хозяйке, что, вернувшись из Мексики, его сын уже второй день в депрессии лежит на полу, закрыв голову руками. Скорее всего, на него так подействовала миннесотская зима. Хозяйка ответила, что тоже обратила на это внимание и ещё вчера для поднятия настроения мальчика раздала всем детям в его группе конфеты.

Я не дослушал их разговор и пошёл за внуком. Посадив его в машину, я спросил, не пытался ли Рик отнять у него игрушки.

– Пытался, – ответил Лёва.

– А ты?

– Я его ударил, как ты меня учил.

– А он?

– Заплакал.

– А ты?

– Сказал «I am sorry».

– Воспитательница это видела?

– Нет, но она подошла к нему и спросила, что случилось. Он ей рассказал.

– А она?

– Она же не понимает по-английски, но, когда он замолчал, она погладила его по голове и сказала, что всё будет хорошо.

Я посмотрел на внука и подумал, что, наверное, был прав, убедив дочь отдать его в русский детский сад.

 

Уважаемые читатели!

Вы можете приобрести следующие книги В. Владмели:

«11 сентября и другие рассказы». Подзаголовок книги «Сцены провинциальной жизни русской эмиграции в Америке» точно выражает её содержание.

Роман «В Старом Свете» о жизни интеллигенции в Советском Союзе перед его развалом.

Цена каждой книги с пересылкой $10. Адрес автора: v_vladmeli@hotmail.com

Владимир ВЛАДМЕЛИ