Рояль великого Листа
Канули в Лету времена, когда занятия музыкой было обязательным компонентом воспитания ребенка «из приличной семьи». Ни один праздник, ни одно застолье не обходились без любительского музицирования. Исполнение юным дарованием этюда Черни или игривой мазурки Шопена на юбилее у дедушки вызывало восторженные ахи-охи и слёзы умиления доброжелательных родственников. Во многих домах нашего славного города имелся музыкальный инструмент – пианино, скрипка или […]
Канули в Лету времена, когда занятия музыкой было обязательным компонентом воспитания ребенка «из приличной семьи». Ни один праздник, ни одно застолье не обходились без любительского музицирования. Исполнение юным дарованием этюда Черни или игривой мазурки Шопена на юбилее у дедушки вызывало восторженные ахи-охи и слёзы умиления доброжелательных родственников.
Во многих домах нашего славного города имелся музыкальный инструмент – пианино, скрипка или аккордеон, на них чуть ли не с пеленок учили играть всех детишек без исключения. К всеобщей зависти друзей и одноклассников, мне удалось ловко увильнуть от всеобщей «музыкальной повинности» по причине полного отсутствия слуха. Но в глубине души я очень переживала и чувствовала себя кем-то вроде вынужденного дезертира.
Одно из самых ярких воспоминаний моего детства – тихий летний вечер и звуки рояля или скрипки, доносящиеся из открытого окна. Это могли быть изнуряющие, словно зубная боль гаммы – «там-там-там-та-та-м-м», или громкие и энергичные аккорды марша Черномора из «Руслана и Людмилы». Услышав невыносимый скрип, похожий одновременно на сдавленное кошачье мяуканье и скрежет несмазанной двери, можно было догадаться, что соседский Владик получил очередную двойку в школе знаменитого профессора Столярского, где известные на весь мир педагоги пытались учить балбеса играть на скрипке. Наша дворничиха ворчала: «Пока этот охламон станет вторым Ойстрахом, он таки успеет перепилить мои несчастные мозги вдоль пополам!»
Но иногда в тихий шелест старых акаций вплетались невероятно мелодичные, порой виртуозные музыкальные пассажи, которые, вырвавшись на улицу, рассыпались по знаменитой одесской брусчатке, словно звонкие стеклянные шарики. Тогда под окнами маэстро собиралась небольшая стайка меломанов. Задрав голову и затаив дыхание, они наслаждались божественными звуками.
Современные отроки и отроковицы учиться музыке отказываются категорически. Что? Бренчать с утра до вечера гаммы? Таскаться с нотными папками в музыкальную школу? Проще купить в магазине записи профессиональных исполнителей и слушать, пока не лопнут барабанные перепонки у соседей за стенкой. Нынче занятия музыкой выглядят как некая старомодная дань ушедшей традиции. Тихо и печально стали исчезать из наших жилищ пианино, уступив место музыкальным центрам, огромным акустическим колонкам и прочим новомодным штучкам. Рекламные газеты запестрели многочисленными объявлениями типа: «Продам за символическую плату/отдам в хорошие руки … в отличном состоянии…самовывоз…» Если инструмент пристроить не удавалось, он решительно задвигался подальше в угол, превращаясь в некий бесполезный предмет интерьера. Тащить его на ближайшую свалку было как-то неловко.
У моих хороших знакомых Милы и Игоря в гостиной до сих пор стоит «К.Бехштейн» – роскошный кабинетный рояль с отделкой красным деревом. Этот бесценный антиквариат 19 века никто, естественно, продавать не собирается. У пианистов подобные инструменты ценятся, как Страдивари и Амати у скрипачей. Как-то Игорь поведал мне, что, по его секретным сведениям, именно на этом рояле играл сам Ференц Лист, когда в середине позапрошлого века приезжал на гастроли в Одессу. Рояль сломался, и великий композитор оставил его в городе. Уже много лет «К.Бехштейн» принадлежит бабушке Игоря, милейшей Валентине Тимофеевне – профессиональной музыкантше. Эта крепкая, невероятно энергичная и смешливая женщина (язык не поворачивается назвать ее старушкой!) преподает сольфеджио в музучилище, руководит хором ветеранов, иногда дает сольные концерты для узкого круга коллег и поклонников. Появление в семье рояля связано с совершенно поразительной историей, которую Валентина Тимофеевна много лет хранила в глубочайшей тайне, словно пресловутый скелет в шкафу. Сейчас я попытаюсь об этом рассказать, заранее попросив прощения у всех музыковедов и знатоков за возможные неточности в моем повествовании.
Итак, Валентина Тимофеевна в возрасте 11 лет оказалась в оккупированной немцами Одессе. Отец ушел на фронт в первые дни войны, а семья Валечки, где, кроме мамы и старенькой бабушки, был еще трехлетний братишка, осталась практически без средств к существованию. Про ужасы оккупации было рассказано очень много и очень подробно. Однако о периоде, когда Одесса находилась «под румынами», ни писать, ни вспоминать было как-то не принято. А писать было о чем! Ведь город старался жить полноценной жизнью – работали предприятия, ремонтировались дороги, выходили газеты, дети ходили в школу.
Про культурную жизнь Одессы разговор особый. Вот, к примеру, репертуар городских театров за 16 июня 1942 года. В Оперном театре давали «Фауста», в Русском драмтеатре шла пьеса «Женитьба», в театре «Гротеск» можно было насладиться балетом «Баядерка», а в кукольном малышам показывали «Сказку о рыбаке и рыбке». Как видите, театральный сезон был очень насыщенным! Кстати, в Одессу из Румынии приезжала знаменитая прима Мариинского театра и партнерша Федора Шаляпина, обладательница уникального колоратурного сопрано Лидия Липковская. Предприимчивые одесситы немедленно занялись серьезной «коммерцией» – стали открывать шикарные магазины, роскошные рестораны, кафешантаны и казино. Распахнули двери кинотеатры, где демонстрировали либо фильмы с участием тогдашней звезды экрана Марики Рёкк, либо немецкую военную хронику. Позже кто-то из очевидцев назовет жизнь в Одессе под властью румын «эрой сытости, довольства и расцвета культуры».
Валечкина мама судорожно пыталась найти работу, даже шила на продажу нижнее белье из парашютного шелка, который румынские солдаты умудрялись воровать с немецких складов. Несмотря на все героические усилия, ежедневное меню семьи было крайне скудным: немного картофеля и кукурузная каша. Порой выручала дальняя родственница, жившая на Молдаванке в маленьком одноэтажном домике. Ее муж до войны был заядлым голубятником. Нужда заставила пожилую женщину разводить какую-то особую «мясную» породу голубей на продажу. Валечкина бабушка потихоньку меняла серебряные ложечки, остатки чайного сервиза и папины рубашки на растительное масло, муку и молоко для маленького внука. Но вещи, годные к обмену, быстро закончились. И тут у Валечки появилась блестящая идея. Девочка до войны училась в музыкальной школе, была счастливой обладательницей абсолютного слуха и звонкого голоса, могла с легкостью подобрать любую мелодию и сыграть ее хоть на аккордеоне, хоть на арфе, хоть на рояле. Еще Валечка прекрасно танцевала, лихо отбивала чечетку и великолепно исполняла русские романсы.
Владелец солидного ресторана на Дерибасовской слегка опешил, когда в его кабинете появилась худенькая девчушка с косичками. Она заявила, что желает выступать с сольным музыкальным номером. В ресторан Валечку не взяли, но сердобольный предприниматель пристроил девочку к своему родственнику в небольшой кафешантан в Александровском парке. Потом нашлась еще дополнительная «халтурка» в кинотеатре. В те времена перед сеансом было принято лакомиться мороженым и слушать музыку. Валечка невероятно гордилась тем, что стала не только главной кормилицей семьи, надежной опорой для непрактичной мамы и немощной бабушки, но еще и круглой отличницей в школе, где новые власти ввели в программу Закон Божий и румынский язык. Валентина Тимофеевна до сих пор не может объяснить, почему для выступлений на сцене она придумала себе псевдоним. Было ли это своеобразным девчоночьим кокетством, данью моде или разумной предосторожностью, которая впоследствии спасла ей жизнь?
Наступил январь 1942 года. Город облетела сногсшибательная новость – в Одессу …по личному приглашению… на гастроли приезжает «знаменитый, неподражаемый исполнитель русских, цыганских песен, романсов и танго» Петр Лещенко! Все билеты на концерт были мгновенно проданы. Как Валечка ни старалась, но раздобыть билет у нее не получилось. Однако певец смог приехать только в мае, а находчивая девочка договорилась, чтобы знакомый администратор «по блату» тайком провел ее в театр и спрятал за кулисами.
И вот пришел долгожданный день. Огромная толпа плотным кольцом окружала театр. Все входы и выходы были намертво заблокированы. В самом зале, как говорится, яблоку негде было упасть. Восторженные поклонники стояли даже в проходах. Но Петра Лещенко все не было! Пауза угрожающе затягивалась. Особо темпераментные зрители стали громко возмущаться. Несчастный директор театра был на грани инфаркта. В припадке отчаяния администратор стал метаться по сцене, случайно наткнулся на Валю, схватил ее за руку и потащил к директору.
«Деточка, ради бога, делай что хочешь, только продержи зал хотя бы полчаса!!! А потом, … проси у меня, чего пожелаешь!»
На директора было страшно смотреть.
…Занавес медленно пополз вверх, два дюжих молодца выкатили на сцену роскошный рояль «К.Бехштейн», а вальяжный конферансье с помпой объявил, что несравненный Петр Константинович уже в двух кварталах от театра. Господа, имейте хоть каплю совести! Кругом, между прочим, война! Человек был в дороге несколько суток. Разве не должен он спокойно умыться и переодеться? Администрация театра, чтобы заполнить вынужденную паузу, предлагает уважаемой публике послушать короткое музыкальное выступление чудо-ребенка. Всего несколько минут, господа!
По залу пронесся недовольный ропот. В задних рядах кто-то громко свистнул…
Знатоки утверждают, что для подобной импровизации одного таланта недостаточно. Требуется исключительная дерзость, склонность к авантюризму и то особое настроение, которое профессионалы называет коротким словом «кураж». Без нот, без программы Валя пела, аккомпанируя себе на рояле, яростно отбивала чечетку, декламировала стихи и при этом успевала остроумно отвечать на реплики из зала. Публика быстро успокоилась, стала охотно подпевать, одобрительно свистеть и аплодировать. А девочка так увлеклась, что не заметила, что за кулисами появился администратор. Со зверским выражением лица он принялся отчаянно жестикулировать, чтобы привлечь к себе внимание. Рядом с администратором стоял элегантный красавец во фраке и …улыбался. Прервав выступление на полуслове, Валечка торопливо раскланялась и сломя голову ринулась прочь со сцены. Зал проводил ее бурными аплодисментами и криками «браво»!
Сжавшись в комочек, она сидела в кабинете у директора и чуть не плакала. Какой позор! Заставила ждать за кулисами самого Петра Лещенко! Теперь ее на пушечный выстрел не подпустят к театру! Добряк директор ласково гладил девочку по голове и пытался угостить пирожными эклер. В дверь постучали. Возникший на пороге конферансье доверительно сообщил: «Петр Константинович очень просил милую барышню дождаться его после концерта…»
Оглядываясь на свою длинную и такую многосложную жизнь, Валентина Тимофеевна по секрету призналась мне, что в 1942 и 1943 году совершенно искренне считала себя самым счастливым человеком на свете. Она получила ангажемент у самого Петра Лещенко, выступала с ним в одной программе, а ее сценический псевдоним поместили на афишах рядом с именем самого Маэстро! Когда же Лещенко открыл в Одессе ресторан-варьете «Норд», там стали выступать не только певцы и танцоры, но акробаты, фокусники и даже хор цыган. И каждый вечер – аншлаг! Где-то гремела война: яростно оборонялся Севастополь, немцы бомбили Сталинград… а тут пирожные со взбитыми сливками, роскошные казино и легкомысленные песенки, вроде фокстрота «Настенька», который Валечка исполняла вместе с самим Петром Константиновичем:
«… раз живем на свете,
Раз лишь молодость бывает нам дана,…
Пей со мною Настя, Настенька
Чашу радости до дна!»
Разве можем мы сейчас осуждать тех, кто, оказавшись в тылу врага, не пошел партизанить, а продолжал заниматься привычным делом просто для того, чтобы выжить и сохранить жизнь своим близким? Впрочем, пройдет совсем немного времени и всем имевшим несчастье проживать на оккупированной фашистами территории прилепят, словно каинову печать, несмываемую метку неблагонадежных. В худшем случае их обвинят в коллаборационизме. А это уже очень серьезно и очень страшно! Предвидя подобное развитие событий, некоторые горожане в начале весны 1944 спешно уезжали в Румынию. Улицы города уже в который раз были забиты повозками с беженцами вперемешку с беспорядочно отступавшими войсками. Лещенко вместе со своей труппой тоже собрался в Бухарест.
На заднем дворе грузили какие-то ящики, суматошно метался директор варьете. Небритый, в замызганном ватнике, он был похож на разбойника.
«Я не предлагаю тебе ехать с нами, – с грустной улыбкой сказал Петр Константинович, пристально глядя на Валечку, которая пришла попрощаться. – Знаю, что ты не бросишь родных. Но запомни, девочка, если попадешь в Бухарест… короче, я буду очень рад тебя видеть…»
«А с этим барахлом что прикажете делать? – подбежавший грузчик ткнул пальцем в угол двора, где высился настоящий курган из потертых баулов, мятых коробок и пыльных узлов. Рядом сиротливо стоял рояль «К.Бехштейн», небрежно прикрытый куском рваного брезента. Лещенко сердито отмахнулся от грузчика.
«Если вам не нужен инструмент …»
Валечка бросила выразительный взгляд на директора.
«Забирай! Ты его заслужила!»
В жуткой городской неразберихе она с огромным трудом нашла двух стариков-грузчиков, которые, надсадно кряхтя, кое-как взгромоздили рояль на свою допотопную телегу. Худая лошаденка медленно поплелась по ночному городу, а мужики вместе с Валечкой пошли следом. Со стороны это напоминало похоронную процессию. Девочке было неловко заставлять пожилых людей поднимать рояль к ней на третий этаж. Она распорядилась ехать на Молдаванку к «голубиной» родственнице. Ни маме, ни тем более бабушке Валечка ничего не сказала.
10 апреля 1944 года Одессу освободили от оккупантов. А уже 11 апреля в городе появился СМЕРШ. Повествуя о своей жизни, Валентина Тимофеевна неожиданно сделала длинную и мучительную паузу.
«Видишь ли, Галочка, быть может, я сейчас выскажу крамольную мысль, – наконец прервала свое молчание моя собеседница, – но многими жителями города освобождение было воспринято отнюдь не как долгожданное избавление от мытарств и бедствий, присущих войне, а как продолжением все тех же мучений, но только, как принято говорить в Одессе, «под другим соусом»…»
Ее вызвали на допрос прямо с урока. В кабинете расположился плотный молодой майор, который при виде Валечки удивленно вскинул брови. Возможно, он ожидал увидеть бойкую и бесцеремонную девицу, а перед ним предстала худенькая девочка, почти ребенок, в стареньком шерстяном платьице, стоптанных туфлях, с пальцами, испачканными чернилами. Офицер молча кивнул Валечке на стоящий посредине комнаты табурет, затем полез в ящик стола и демонстративно вытащил браунинг.
Когда я слушала рассказ Валентины Тимофеевны, меня мучили вопросы: что должен испытывать здоровый, сильный мужчина, допрашивая тринадцатилетнего подростка? Какие высокие цели преследует дознаватель, когда громко топает ногами, яростно брызжет слюной и периодически трясет пистолетом перед носом у перепуганной девочки? Сотрудник СМЕРШа все время менял тактику допроса. Он неожиданно переходил на лживо-ласковый тон, видимо, рассчитывая, что у Валечки не выдержат нервы, и она начнет давать нужные показания. Догадывался ли бравый майор, что перед ним профессиональная актриса, сумевшая в свое время успокоить огромный зал? А Валечка поняла, что, если прямо сейчас не возьмет инициативу в свои руки, она пропала! Что потом будет с мамой, бабулей, с маленьким братишкой? На все каверзные вопросы она отвечала спокойно и обстоятельно. Конечно, она знала певца Лещенко. Разумеется, она посещала его концерты. Ведь полгорода ходило в его театр. Само собой, она была знакома с некоторыми певцами и музыкантами из ансамбля. Только они все в Бухарест уехали. Да, она училась в музыкальной школе, но это было еще до войны! Видимо, поняв бесперспективность дальнейшего допроса, ее отпустили.
Валечка с трудом дошла до дома, на ватных ногах поднялась по лестнице на третий этаж, из последних сил открыла дверь и, уже теряя сознание, успела что-то прошептать насмерть перепуганной маме. Девочка на сутки провалилась в сон, который был похож на глубокий обморок. Потом бабушка расскажет, что во время ее странной болезни к ним в дом приходили двое крепких парней. Искали какого-то Бехштейна.
«Что ты им сказала? – чувствуя, как противно засосало под ложечкой, спросила Валечка. Бабушка только пожала плечами.
«Сказала, что знала Яшку Бехштейна. Но он еще до войны уехал к родственникам в Бердичев. А ребята, перед тем как уйти, зачем-то под кровать заглянули…»
После войны Валечка успешно окончила школу и поступила в консерваторию. В конце сороковых годов умерла «голубиная» родственница. Наняв крепких грузчиков, Валентина Тимофеевна без лишней суеты перевезла инструмент с Молдаванки к себе на третий этаж.
«Скажите, правда, что на этом рояле играл сам Ференц Лист, когда приезжал на гастроли в наш город?»
«Это Игорь тебе сказал? – лукаво блеснув глазами, рассмеялась моя собеседница. Я смущенно кивнула.
«Насколько мне известно, Ференц Лист приезжал в Одессу в 1847 году, а Карл Бехштейн основал свою знаменитую фортепианную фабрику только в 1853 году в Берлине. Так что Игорек, как всегда, присочинил. Но я никогда не скрывала, что мой рояль изготовлен в 1915 году. Знаешь, я очень дорожу этим инструментом, он мой кормилец. За долгие годы мы стали почти как родственники!
А что же все-таки случилось с роялем великого композитора? Мне удалось выяснить, что Ференц Лист дал в нашем славном городе шесть концертов. В ту гастрольную поездку по Европе маэстро взял с собой рояль марки «Карл Шрёдер». После окончания выступлений Лист распорядился погрузить инструмент на судно, чтобы отправить домой. Но портовые грузчики умудрились уронить рояль и серьезно его повредили, поэтому Лист решил оставить его в Одессе. Кто-то из поклонников пианиста восстановил инструмент. Сейчас этот уникальный рояль находится в особняке графа Толстого, где нынче располагается Дом Ученых. Каждый желающий может на него взглянуть.
Одесса
Галина КОРОТКОВА